Вся правда о Муллинерах (сборник) - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

Пожалуй, — продолжал он после паузы, — я расстанусь с вами, мой дорогой, и отправлюсь на поиски жены. Она, если не ошибаюсь, где-то в деревне вместе с вашей дочерью.

— Они как раз направляются сюда.

— А, да! Вижу. Ваша дочь очаровательна.

Августин хлопнул его по плечу.

— Ай да епискуля! — воскликнул он. — Этим все сказано. Она самая прелестная, самая милая девушка в мире. И я был бы рад, ваше преподобие, — он повернулся к священнику, — если бы вы дали согласие на наше незамедлительное бракосочетание. Я люблю Джейн со всем пылом порядочного человека и счастлив поставить вас в известность, что она отвечает мне взаимностью. Заверьте же нас в вашем согласии, и я тотчас отправлюсь распорядиться об оглашении.

Преподобный Брендон подпрыгнул, как укушенный. Подобно многим приходским священникам, он придерживался самого низкого мнения о младших священниках без прихода, а Августина всегда ставил несколько ниже среднего уровня этого презираемого сословия.

— Что?! — вскричал он.

— Счастливейшая мысль, — объявил епископ, просияв. — Потрясающая перспектива, скажу я.

— Моя дочь! — Преподобный Брендон был совсем ошарашен. — Моя дочь — замужем за младшим священником?!

— Ты сам был когда-то младшим священником, Мордатый.

— Да, но не таким, как этот.

— Да! — сказал епископ. — Таким ты не был. И я не был. И нас обоих можно только пожалеть. Узнай же! Этот молодой человек неизмеримо превосходит всех молодых людей, каких я только встречал. Известно ли тебе, что не далее как час тому назад он с несравненной находчивостью спас меня от огромного мохнатого пса с черными пятнами и перебитым хвостом? Мне угрожала неминуемая гибель, Мордатый, когда вдруг появился этот молодой человек и с удивительным присутствием духа, а также меткостью превыше всех похвал вмазал псу увесистым камнем в ребра и обратил его в паническое бегство.

Преподобный Брендон, казалось, боролся с сильнейшими эмоциями. Глаза у него выпучились.

— Пес с черными пятнами?

— Очень черными, но, боюсь, не чернее сердца, которое они прячут!

— И он действительно вмазал ему камнем в ребра?

— Насколько я мог судить, именно в ребра.

Священник протянул руку.

— Муллинер, — сказал он. — Этого я не знал. В свете фактов, на которые только что было обращено мое внимание, я без колебаний снимаю свои возражения. У меня с этим псом счеты со второго воскресенья перед третьим воскресеньем до Великого поста, когда он вцепился мне в лодыжку, пока я прогуливался по берегу реки, сочиняя проповедь «О некоторых тревожных проявлениях так называемого современного духа». Берите Джейн. Я охотно даю согласие. И пусть она будет счастлива, как должна быть счастлива любая девушка с подобным мужем!

После обмена еще несколькими трогательными фразами епископ с Августином покинули церковный дом. Епископ пребывал в раздумье и долго молчал.

— Я обязан вам очень многим, Муллинер, — наконец сказал он.

— Право, не знаю, — сказал Августин. — Разве?

— Очень, очень многим. Вы спасли меня от большой беды. Не прыгни вы в окно именно в ту секунду, не вмешайся — и я почти уверен, что мой дорогой старинный друг Брендон получил бы в глаз. Мое терпение подверглось жесточайшему испытанию!

— С нашим добрым священником иной раз бывает трудновато, — согласился Августин.

— Мой кулак уже сжался, и я как раз отводил плечо для размаха, когда вы остановили меня. Мне страшно подумать, к чему все это могло привести, если бы не ваши зрелые не по годам тактичность и деликатность. Меня могли бы лишить сана! — При этой мысли он задрожал, хотя день был очень теплый. — Я больше никогда не посмел бы показаться в «Атенеуме». Но тсс! — продолжал епископ, похлопав Августина по плечу. — Не будем задерживаться на том, что быть могло бы. Расскажите мне про себя. Очаровательная дочь преподобного Брендона — вы действительно ее любите?

— О да, да!

Лицо епископа посуровело.

— Подумайте хорошенько, Муллинер, — сказал он. — Женитьба — это не шутка. Не спешите, очертя голову, но прежде взвесьте все. Я сам супруг, и, хотя мне выпало великое счастье найти преданную подругу жизни, тем не менее порой мне кажется, что мужчине лучше оставаться холостяком. Женщины, Муллинер, непостижимы.

— Справедливо, — согласился Августин.

— Моя дорогая супруга — лучшая из женщин. И, как я не устаю повторять, хорошая женщина — это дивное творение, прилежащее добру, и она остается таковой при всех изменениях. Прелестна в своей юной красе и прелестна всю жизнь в красе сердца. И все же…

— И все же? — сказал Августин.

Епископ на мгновение задумался. Он слегка поизвивался с болезненным выражением на лице и почесал себя между лопаток.

— Хорошо, я откроюсь вам, — начал епископ. — Сегодня теплый ясный день, не так ли?

— Исключительно превосходная погода, — сказал Августин.

— Ясный солнечный денек, веет умеренный западный бриз. И все же, Муллинер, если вы способны поверить этому, моя супруга настояла, чтобы утром я надел толстое зимнее шерстяное белье. Поистине, — вздохнул епископ, — что золотое кольцо в носу у свиньи, то женщина, красивая и безрассудная. Притчи, одиннадцать, двадцать один.

— Двадцать два, — поправил Августин.

— Я и хотел сказать двадцать два. Оно из толстой фланели, а у меня очень чувствительная кожа. Будьте так любезны, милый, почешите меня пониже лопаток кончиком вашей трости. Мне кажется, это утишит раздражение.

— Но, мой милый несчастный старина епископ, — сочувственно сказал Августин. — Это недопустимо!

— Вы не говорили бы столь категорично, Муллинер, если бы знали мою жену. Ее решения бесповоротны.

— Вздор! — весело вскричал Августин. Он посмотрел между стволами деревьев туда, где леди епископша в сопровождении Джейн с безупречным сочетанием сердечности и снисходительности рассматривала сквозь лорнет лобелию. — Я в один момент все для вас устрою.

Епископ вцепился ему в локоть.

— Мой мальчик! Что вы задумали?

— Я просто намерен поговорить с вашей супругой, изложить ей суть дела как разумной женщине. Зимнее белье