Избранное - Андрей Егорович Макаёнок

этому или плакать. Ты не догадался, чего это Соня наша так старалась вчера, убирала в хате?

Левон молчит.

И мне невдомек было… А она ведь гостей ожидает.

Л е в о н. Каких гостей?

Л у ш к а. Сватов.

Л е в о н. Каких сватов? Я так и знал, что скажешь глупость.

Л у ш к а. Да слезай ты, лежебока, с печи, а то кочергой стяну! Закинул оглобли на шесток и лежишь, а тут люди нагрянут в хату.

Л е в о н. Не кричи, слезаю… (Слезает с печи.)

Л у ш к а. Да оденься по-людски, а то стыда не оберешься. Где это рядно в полоску, что у порога лежало? На улице распустило, сыро. Нечем ноги вытереть… (Ищет половик.)

Л е в о н. Не ищи. (У него подергивается одна щека. Можно подумать, что он подмаргивает жене.)

Л у ш к а. Ну, чего ты?

Л е в о н. Чего-чего?

Л у ш к а. Подмаргиваешь чего?

Л е в о н. Ай, не спрашивай…

Л у ш к а. С перепугу или дурной сон приснился?

Л е в о н. Да, верно, и сон приснился. Да такой, что и теперь мурашки по спине бегают. Будто сплю я и слышу, что во дворе переполох какой-то. Корова мычит… А собака так воет, ну просто волком воет. Выскочил я во двор… А ночь светлая-светлая… Задрал я голову и ахнул. На небе месячик — вот такой огромный серп. А на нем ты сидишь. Сидишь и семечки грызешь. Я оглянулся: не видит ли кто еще такое диво? Кричу: «Слезай, дура!» А ты хихикаешь, зубы скалишь и, как всегда…

Л у ш к а. «Не слезу!»

Л е в о н. Точно… Я кричу: «Слезай, а то люди увидят! Засмеют. Все село со смеху ляжет, животы надорвут. Из-за тебя всю семью насмешками изведут!» А ты и ухом не ведешь. Сидишь и ногой болтаешь. «Ты слышишь, кричу, корова мычит! Может, не подоила на ночь!» А ты мне оттуда кукиш под самый нос…

Л у ш к а. И достала с неба?

Л е в о н. Да уж достала… А Буржуй наш так лает, так воет, аж задыхается. Я хотел было цыкнуть на него. Только смотрю — это не собака, а… Митрофан Сазонович. Да так он кидается, так рвется на тебя…

Л у ш к а. А что я ему? На хвост соли насыпала?

Л е в о н. И к чему бы этот сон? Ну, собака — это друг… А тебя чего занесло на месячик?

Л у ш к а. Захотела. (Ищет рядно-половичок.) Где же это рядно полосатое?

Л е в о н. Ты вот что… ты это… Ты не ищи… (Опять подмаргивает.) Я потерял.

Л у ш к а. Как это потерял? Где же ты потерял?

Л е в о н (сердито). Где, где… Потерял — и все! И коли что, так ты, это самое, не признавайся.

Л у ш к а. Как это — не признавайся?

Л е в о н. А так, не признавайся, и все. Не твое рядно, и баста. Не знаю, и все тут. Ежели найдет кто.

Л у ш к а. Как же не мое, коли мое? Ой, Левон, что-то в лесу большое-большое сдохло. Ты это неспроста. То, бывало, чтобы сдать в магазин бутылку с надбитым горлышком, так ты готов два часа сидеть да замазывать сургучом щербинку… А тут — рядно, и ты: «Не признавайся…» Натворил чего-то?!

Л е в о н. Глупости, ничего не натворил. Только… на улицу тогда не показаться — засмеют. А негоже, чтобы с меня смеялись. Не хочу. Понятно?

Л у ш к а. Так хоть мне признайся.

Л е в о н. И тебе не надо знать. Глупости, и все!

Л у ш к а. Ты что-то финтишь, Левон. Может, с другой бабой укрывался рядном, а тебя поймали?

Л е в о н. Чего глупости-то говоришь? Понимаешь? Прошу: не признавайся. Значит, не признавайся, если прошу. Можешь ты это сделать? Коли хочешь от лиха подальше.

Л у ш к а. Ладно, ладно. Так ты и подмаргиваешь после этого, и животом страдаешь?

Л е в о н. Кабы с тобой так, то, пожалуй, и похуже было бы…

Л у ш к а. Ну, смотри, Левон!

Л е в о н (переводит разговор). Ты чего там о сватах говорила?

Л у ш к а. К Соньке нашей, дочке твоей…

Л е в о н. А кто?

Л у ш к а. Мишка, зоотехник. Максимов сын.

Л е в о н (даже икнул). Сторожа Максима?

Л у ш к а. А кого же еще? Иди одевайся. Да патлы расчеши. (Открывает шкаф.) Тебе какой костюм? Коричневый или синий в полосочку?

Л е в о н (его передернуло). К черту полосочки! Давай какой-нибудь.

Л у ш к а. Коричневый. (Подает костюм, сорочку, галстук.)

В хату вбегает  С о н я.

С о н я. Мама! Ну что же вы сидите?

Л е в о н  уходит в другую комнату переодеваться.

Л у ш к а. Я сейчас, доченька, сейчас. А кто же придет?

С о н я. Не знаю. Возможно, и сам председатель… Он ведь любит Мишу. Сам вызвался.

Л у ш к а. Да ты что! Рыбка моя!.. Такой почет, уважение такое… (На радостях прослезилась.)

С о н я. Не плачь, мамуля. Это же только для формы. Мы же все равно решили. А сваты — только чтоб вас не обижать.

Дочь и мать начинают раздеваться, чтобы надеть новые платья.

Л у ш к а. Дочушка моя милая… Зорька моя ясная…

С о н я. Какое мне платье надеть? Может, из тафты?

Л у ш к а. Ты же лучше знаешь, что ему нравится…

Уходят переодеваться в другую комнату. Входит  Л е в о н  в шикарном коричневом костюме.

Л е в о н. Положение — хуже губернаторского… Значит, Максим сватом будет… Ах, чтоб тебе пусто было! (Поразмыслив.) А может, оно и к лучшему?.. (Опять подмаргивает. Кого-то заметил за окном, испугался. Отступает в комнату, из которой только что вышел.)

Входят  М а к с и м  с полосатым рядном и соседка  К л а в а — соломенная вдова, молодая, томная женщина.

М а к с и м. День добрый в хату! А тут никого нету… Так ты точно знаешь, что это их вещь?

К л а в а. А чья же? У них такую брала.

М а к с и м. Тогда зови их сюда.

К л а в а. Лушка! Левон! Где же вы? (Заглядывает в комнату, где спрятался Левон.) Добрый день, Левон Степанович! Ух ты!.. Какой ты!.. (Кокетливо.) Глаз не оторвать…

М а к с и м. Здоров, Левон.

Л е в о н (подмаргивает). Доброго здоровья!

М а к с и м (показывает рядно.) Твое?

Л е в о н. Нет, нет, не мое.

Входит  Л у ш к а.

М а к с и м. Добрый день, хозяюшка.

Л у ш к а. День добрый, Максим, день добрый! Садитесь! (Оглянулась на дверь, будто ожидая еще кого-то.)

К л а в а. Лушка! Максим вот какое-то рядно нашел. Не твое ли?

Лушка рассматривает злополучное рядно, потом глядит на Максима, соседку, мужа. Левон чувствует себя так, будто у него обрезали все пуговицы на штанах. Нервный тик усиливается.

Л у ш к а. Нет… не мое, Максимка.

К л а в а. А мне показалось… У тебя я такое брала, когда сушила просо.

Л у ш к а. Нет, голубка, не мое… Ты, верно, ошиблась.

М а к с и м (заметил подмаргивания Левона). А ты чего подмаргиваешь?

Л у ш к а. Да это у него с ночи чего-то. Встал утречком и подмаргивает, будто контуженный.

М а к с и м. А может, с вечера! Или нечаянно кочергой огрела?

Л у ш к а. Да что ты! Пока не дошло до этого. Опосля разве…

М а к с и м (подозрительно). Так не твое, говоришь?

Л у ш к а. Нет, Максимка, не мое.

К л а в а. А ты разгляди