Вселенная неудачников - Сергей Мусаниф

Человечество отказывалось от звезд и все глубже уходило в себя. В том числе и в глубины виртуальной реальности, имя которой – Интернет.

Полеты в космос стали достоянием кино и компьютерных игр. И не было никаких намеков, что эта ситуация может измениться в течение ближайших веков.

Откуда же теперь взялись все эти звездные империи и побочные ветви человечества, которые способны конкурировать с основной? Ведь, насколько я понимаю, за сто-двести лет такие дела не делаются.

В будущее ли я попал? Или в «другое время и другую галактику»?

Или это будущее не той Земли, на которой я жил, а какого-то параллельного мира?

Все, что мне требовалось, это почитать местный учебник истории. Думаю, подошел бы учебник истории для самых маленьких, в котором простым языком описываются основные исторические события. С их подоплекой и трактовкой можно ознакомиться и попозже.

Утром меня вывели из камеры и еще с парочкой бедолаг засунули во флаер, который доставил нас на сборочный пункт.

Опять же без наручников и ударов по почкам.

В большом зале находилось около сотни человек. Социки, готовящиеся к отправке туда, где Конституция Демократического Альянса будет заботиться о них, раз уж они сами о себе позаботиться не смогли.

В основном это были люди от двадцати до сорока лет, мужчин и женщин примерно поровну. Судя по выражениям их лиц, их отправляли не на новое место жительства, а на расстрел, и я в очередной раз подумал, что полковник Визерс рассказал мне далеко не все.

С одной стороны зала находились туалетные кабинки, с другой – фонтанчики для питья.

Мягкий пол позволял обходиться без сидячих мест. Впрочем, стены тоже были обиты чем-то вроде поролона. Наверное, слишком многие пытались «ап них убицца», невесело ухмыльнулся я, вспомнив известную интернетовскую шутку.

Большая часть социков сидели или лежали на полу, лишь некоторые бесцельно слонялись по залу, лавируя между своими неподвижными товарищами по несчастью. Никто друг с другом не разговаривал.

Люди даже избегали смотреть друг на друга.

Наверное, это традиция такая. Или люди еще просто не смирились со своей участью, не признали себя социками, и разговор с другими людьми социального минимума был ниже их достоинства. А заговорив, они признали бы, что стали такими же.

Отверженными пятого тысячелетия.

В принципе меня тоже не тянуло разговаривать с незнакомыми людьми. Будущее тревожило меня, но совсем по другой причине, нежели всех остальных, а по тому, что я видел на Земле, я уж точно не буду скучать.

Люди отправлялись в жизненный тупик. Мне же казалось, что передо мной лежит новый мир, и на данный момент меня больше всего беспокоила СБА, способная заявиться сюда в лице своих агентов и этот новый мир у меня отобрать.

Однако этого не произошло.

Через несколько часов трое сотрудников полиции проводили нас на станцию подземного монорельса. Использовать термин «метро» в будущем у меня бы язык не повернулся, хотя сам поезд выглядел похоже. Разве что сиденья в нем были как в самолете, а не как в московской подземке.

Едва мы успели пристегнуть ремни, как поезд рванул с места, развив при этом, судя по вдавившей нас в кресла перегрузке, весьма нехилую скорость. Поскольку единственный рельс пролегал под землей, поездка получилась совсем не информативной.

Зато она была недолгой.

Наверное, я совру, если скажу, что слова полковника Визерса о моей уникальности не шли у меня из головы.

Были моменты, когда я о них даже не вспоминал, увлеченный куда более насущными вопросами. Но рано или поздно мысли все равно возвращались к ним, и я старался понять, в чем же я все-таки «уникален».

Сверхчеловеком или даже улучшенной версией обычного человека я себя отнюдь не ощущал.

Не было для этого никаких объективных предпосылок.

Конечно, каждый мнит себя уникальным, неповторимым, центром вселенной и пупом мироздания, и, вполне возможно, каждый имеет на это право, если речь идет о его личной вселенной, существующей исключительно у него в голове. Но в реальном мире все якобы уникальные особи являются среднестатистическими индивидуумами с микроскопическими отличиями друг от друга, и отличия эти еще надо умудриться разглядеть.

Всю жизнь я чувствовал себя средним. Таким же, как все. Наверное, это плохо, наверное, это и угнетало меня, толкало навстречу новым впечатлениям и, вне всякого сомнения, спровоцировало большую часть обрушившихся на меня неприятностей.

Я не был самым сильным, самым быстрым, самым ловким или самым умным ни во время учебы в школе, ни во время учебы в институте. Отличником я тоже никогда не был. Многие говорили, что у меня хорошая память, но я никогда не обладал никакой другой памятью, чтобы на этом основании делать какие-то выводы о моей непохожести на других. Собственно, эти отличия и всплыли-то уже в Белизе, на исследовательской станции ребят из будущего.

Я не умел летать, бегать по стенам, зависать в воздухе, двигать предметы силой мысли и останавливать пули выставленной вперед ладонью. На моем теле не было шрама в виде молнии, и, насколько я знал, родинка в виде трех переплетенных между собой шестерок на нем тоже отсутствовала. Цыганки на улицах не падали в обморок, взглянув на мою линию жизни, я никогда не слышал ни одного касающегося меня пророчества, и никто никогда не предлагал мне следовать за белым кроликом.

И негр в очках без дужек в моей жизни тоже никогда не появлялся.

Улучшенная версия человека, сказал полковник Визерс. Но он так толком и не объяснил, в чем же состоят эти улучшения.

Он вообще оперировал подозрительно малым числом научных терминов. Синапсы, биомоторные реакции… Общие слова и ничего по сути. То ли он относился ко мне как к несмышленому ребенку, опасаясь, что я ничего не пойму из его объяснений, то ли продолжал политику «гриба», то ли…

То ли он просто врал.

Впрочем, сия версия тоже не особенно убедительна. Если бы в моем организме не присутствовало чего-то для местных ребят необъяснимого, на кой черт меня вообще вытащили из моего времени? Да и само вранье в таком случае можно было бы обставить куда убедительнее.

Пока же про свои предполагаемые мутации я мог сказать только одно. Соскучиться в ближайшее время они мне точно не дадут.

Наверное, хорошо, что в детстве я не мечтал стать космонавтом, потому что космический корабль мне тоже не показали, и вообще весь этот перелет стал одной из самых тоскливых экскурсий в моей жизни.

Но мне это было уже безразлично. Я нервничал во время побега из штаб-квартиры СБА, дико беспокоился, когда сдавался в руки полиции, переживал, сидя в своей камере перед отправкой, и, видимо, переступил тот порог, за которым все стало мне абсолютно по барабану.

Я подозревал, что это окажется сугубо временным явлением и беспокойство, как неотъемлемая часть человеческого существования, все равно вернется, но сейчас мне было спокойно. И даже если бы за десять секунд перед стартом в космический корабль ворвались вооруженные до зубов террористы или эсбэшники, вряд ли бы это вызвало у меня хоть какие-то эмоции.

На какое-то время я стал сторонним наблюдателем в своей собственной жизни. Я стоял в живой очереди, сдавал одежду, получал одежду, мне кололи какие-то прививки и облучали какими-то лампами, мне задавали какие-то вопросы, и я даже что-то на них отвечал. Но делал это на автомате, особенно не задумываясь над происходящим и не стараясь отыскать в нем глубинного смысла.

Я устал. Устал не физически, так как в последние дни больших нагрузок на мой организм попросту не было. Устал морально. Устал нервничать, беспокоиться и переживать.

И мне все стало по фигу.

Наверное, в таком состоянии совершаются великие подвиги или великие глупости. Но мне не дали совершить ни того ни другого.

Задним числом я припоминаю, что все вели себя слишком спокойно для людей, отправляющихся навстречу новой жизни, которая по определению не может быть лучше предыдущей. Я понимаю, что люди пятого тысячелетия могут особо не беспокоиться перед космическими перелетами, хотя в двадцать первом веке некоторые еще нервничали и в аэропортах, но все-таки мне кажется странным, что они воспринимали происходящее так спокойно. Возможно, нам всем вкатили убойную дозу транквилизаторов, чтобы никто не буйствовал во время перелета.

В помещении, где содержали готовых к полету социков, не было окон. Часов в нем тоже не было, и время суток можно было определить только по своим субъективным ощущениям. Мне показалось, что мы провели здесь уже целый день, хотя на деле могло пройти всего несколько часов.

Потом пришли какие-то люди и погрузили нас в автобус.

Я называю эту хрень автобусом, потому что она была похожа на автобус. Аэродинамика у нее была никакая, поэтому я предположил, что передвигается она не по воздуху, а по земле, причем не с самой высокой скоростью и не на самые большие расстояния.