Держи меня крепче (СИ) - Сукре Рида

Одновременно с этим на моём телефоне, предвосхищая и перекрывая ропот удивлённой толпы, находившийся в висящем на плече клатче, затрезвонил телефон, разливаясь в тишине помещения трелью лиричной песни «Never Say Never»[2], и запястье руки, которую держал в своей ладони «Артём», засияло фосфоресцирующим составом, которым подведена моя татуировка. Я поняла зачем и чем Леся так тщательно мою руку обрабатывала. Так волшебно смотрится, что глаз не отвести. И мелодия, полная романтики, и тёплая мужская ладонь. Честное слово, если бы он не развернулся, привлекая меня к медленному танцу, я бы сама это сделала. Так приятно ощущать себя ведомой в ритме неожиданного объятья, который сплетает не только тела, но и чувства. Мне бесконечно нравится ощущать его руку на своей талии, тёплое дыхание, от согнутой к моему уху головы, заставляющее волосы на затылке встать дыбом. Не возражаю, если бы танец длился вечно, но мелодия смолкла, а разлившееся вокруг нас поле продолжало отдавать электрическими импульсами. Но и они закончились, вытесненные криками возмущённой толпы. Я отодвинулась от партнёра, сделав шаг назад, споткнулась об кого-то, кувыркнулась пару раз и приземлилась на кое-кого мягкого и большого, сразу же сообщив, что этот подарок, снёсший его с ног, есть я, Лена.

— Ленин, можно встать уже, — отозвался Леон, имеющий манеру называть меня, как ему заблагорассудится.

— Угу, спасибо, прости.

Со всех сторон люди вытаскивали мобильники, подсвечивая себе путь, у кого-то была функция фонарика, на них и возложили миссию по выводу людей на волю.

Меня схватили за руку и поставили на ноги, а затем, поинтересовались, как я упустила своего кавалера, чьи качества отбирала с особым рвением, напомнив о разговоре у барной стойки. В голове в момент щёлкнуло, всё сопоставилось, и я радостно известила:

— Это ты должен за мной бегать!

От подобной наглости я и сама опешила, но что сказано, то сказано, а вот он, кажется, привык к девушкам, умеющим набивать себе цену, потому что тут же парировал огорчённым тоном:

— Я бегал, искал, по всем уголкам проверил, а обнаружил, — тут тон сменился. — Только на сцене! Думаю, нас устроит ничья с вашей командой…

— Да мы бы вас под орех разделали, — я возмутилась чисто из сестринских чувств к Егору, в чьей победе сомневаться нельзя.

— У нас тоже свои фичи есть, — похвастался мой кавалер.

— Что? — не поняла я новое для себя слово.

— Фишки. Мы тоже не промах, — говорил он, крепко держа меня за руку, чтобы не потерять в толпе, второго случая найти друг друга, боюсь, не представится.

— Не сомневаюсь! — мы подобрались к барной стойке и «Артём» опустошил бар на две бутылочки пива, а затем, держа их левой рукой, а меня правой, продолжил наше шествие в неизвестность.

Неизвестностью оказалась площадка крыши ДК, где кроме нас никого больше не было. Здесь он расстелил прихваченный пиджак, ух, какой он хозяйственный, и предложил мне сесть, а сам пристроился скромненько рядом. Вот уж точно чудесный вечер, точнее ночь — звёздное небо, пустая голова, правда, было бы лучше, если все люди смолкли. Он сунул мне в руки пиво, предварительно откупорив, другое открыл для себя, а я думала, он трезвенник, но он объяснил, что никогда не позволяет себе даже глотка алкоголя перед танцем, а вот после можно. Я пиво никогда не любила, и мой галантный кавалер обещал научить пить.

— Знаешь, я так рад, что мы с тобою познакомились, — перевёл он тему.

— Я тоже, — обрадовала его я своим снисходительным ответом.

— Я Шерхан, — представился он, потянувшись к лицу, чтобы снять маску.

— Дурачок, мы же только вчера виделись в парке, — хотелось сказать мне, но, слава богу, заплетающийся язык не успел рассекретить эту информацию перед снявшим маску молодым человеком, лицо которого осветил свет от мобильного телефона, а я поняла, что никакой он не Артём, которого знаю я, а Шерхан, которого я вижу впервые.

В мозг мгновенно поступил сигнал, мигающий красным, что ведь и голос у него совершенно другой, да разве в оглушающем пространстве расслышишь? Я на автомате осушила полбутылки, и последнее, что помню — это:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— А я Лена.

Всё. Дальше — тьма.

12

— Ты бы ещё час около телефона круги понаворачивал! — возмутилась в прекратившую мучить её длительными гудками трубку Соня на резонное «алло».

— Ещё час? Тогда звони через час, — отозвался шёпотом приятный, даже в своём оправданном утреннем недовольстве мужской баритон по ту сторону «провода», однако не спешивший сбрасывать.

Девушка набрала в грудь воздуха до отказа, выдохнула, сосчитав до пяти, вместо положенных десяти (а то ведь этот и скинет, зараза), и продолжила уже более спокойным тоном, пропитанным сладким ядом, сочившимся сквозь каждый звук.

— Дорогой, — медленно проговорила она. — Где ты? Я тебя со вчерашнего вечера не видела.

Уже десять утра. «Надо бы и меру знать в гулянках. А не пропадать в неизвестном направлении в неизвестной компании,» — думала Соня.

— Я дома, — быстро отозвался парень.

— Ты что, спать ушёл сразу, как отключили энергию? — тут же недоверчиво произнесла девушка, забыв, что она спокойна как удав.

— Не… А какая разница? Даже если и так? Я не должен был? Может отметиться нужно было, с… — в штыки воспринял её выпад баритон, в конце своей речи все же прервав обращение срывающимся шёпотом, так и оставив девушку в неведении то ли он хотел назвать её солнцем, то ли стервой.

Любой из этих «комплиментов», как положительный, так и отрицательный, мог прозвучать с вероятностью пятьдесят на пятьдесят, так что ответила она не сразу, обдумывая, как и почему он не договорил. Учитывая вспыльчивость её молодого человека, а также их постоянную грызню не из-за чего, просто в меру мега-термоядерных характеров обоих, это было в порядке вещей.

— Договаривай, — с угрозой в голосе выдохнула Саннетт.

— У тебя дел других нет? — неожиданно громко проорала трубка.

— Не надо тему менять!

— Слушай, если ты не занята, это ещё не значит, что и я тоже.

— И чем ты занят в выходной день с утра? — ехидно продолжила атаку Соня. — Охренчик, хорош мне по ушам ездить!

Да, у её молодого человека есть имя и даже прозвище, но она предпочитает величать его по фамилии, считая её безумно смешной, иррациональной и выделяющей из толпы, также считая, что он дико обижается на неё за эту невинную шалость, а выводить его из себя её любимое занятие, хлебом не корми — дай гадость сказать в его адрес.

— Это кто ездит? Ты, считай, на своём бронепоезде мне уже все мой вестибулярно-слуховой орган отдавила, — блеснул знаниями в области анатомии парень, не зря он просиживает пары и штаны в медицинском университете.

— Жаль, что не мозги. Ой, стало тебя ещё больше жаль — в твоей безмозглой консервной банке вместо башки даже ветер не гуляет.

— Я бы тебе сказал, что и где у тебя гуляет, — злобно выдавил баритон, особенно выделив местоимение.

— У меня всё в норме, понял? Всё отлично! Супер!

— И какого @Нецензурная речь@ чёрта тогда ты сцены устраиваешь? — не выдержав напора, перешёл на мат Охренчик.

— Да дебил ты потому что!

— А ты идиотка!

— Придурок деревенский! — на счёт деревенского — ложь, он вырос в городе, но, так или иначе, звучит обидно.

— Тебе с утра пораньше докопаться что ли не до кого?

— А ты на что?

— Значит, я тебе только ради этого нужен?

— Да ты мне вообще не нужен!

— Ты меня бросаешь? — ухватился Охренчик за неожиданный намёк.

— Ну, если хочешь, можешь рассказать дружкам, что это ты меня бросил, — смилостивилась над ним Сонечка.

— Окей. Значит всё. Мы разрываем… Подожди секунду, — парень прервал свою быструю речь, расставляющую точки над «i», чтобы произнести кому-то в сторону «сейчас, брат, пару секунд, договорю». — Короче, мы разрываем наши отношения. Точка. Ты больше не моя девушка, я больше не твой парень. Расходимся мирно, без эксцессов. Друзья?