Сталинградский рубеж - Николай Крылов

- Там мы не только устояли перед натиском противника, но и основательно побили его, - вспоминал потом Василий Иванович. - И отраднее всего было убеждаться, что войска, собранные при отступлении, не потеряли боевого духа, дерутся хорошо, в атаки ходят дружно...

Остановив гитлеровцев на Аксае, группа Чуйкова обеспечила другим соединениям 64-й армии возможность закрепиться на новых рубежах. А фашистскому генералу Готу пришлось подтягивать резервы, просить поддержки у Паулюса, искать для дальнейшего наступления иное направление, где ему тем временем также был подготовлен сильный отпор. Неприятельский замысел охватить большими клещами Сталинградский фронт и концентрическими ударами овладеть городом - срывался.

Тогда, в первой половине августа, я был еще на Кавказе. Да и потом, находясь в 62-й армии, лишь постепенно узнавал подробности, относящиеся к начальному периоду Сталинградской битвы, связанные с обстановкой на других ее участках. То, что рассказывал Чуйков, существенно дополняло мои представления о развитии событий на юго-западе, в полосе нашего левого соседа. В то же время в этих его рассказах, что было не менее интересно, раскрывалась натура самого Василия Ивановича - человека с горячим сердцем и железной волей, военачальника, мыслящего широко и смело, чуждого в своих решениях и действиях каких-либо шаблонов, неустанно стремящегося понять, как вернее одолеть врага в данных конкретных условиях. Надо ли объяснять, сколь важны были такие качества командующего в Сталинграде?

Разумеется, для разговоров о давнем или недавнем прошлом, обо всем, что непосредственно не касалось сегодняшних и завтрашних боевых задач, время у нас появилось лишь позже. Сначала было не до этого.

Командарм привез принятое одновременно с его назначением решение Военного совета фронта: оборону Сталинграда возложить на 62-ю армию.

Казалось бы, оно не содержало ничего нового и просто констатировало очевидную реальность: какой же армии оборонять город, как не той, в полосе которой он находится, за исключением южных предместий? И тем более что с соседями эта армия разобщена на обоих флангах.

Но смысл решения, как мы понимали, состоял в том, чтобы подчеркнуть нашу общую - от генерала до солдата - ответственность за Сталинград.

В штабе фронта Чуйкова, конечно, информировали о состоянии 62-й армии, но за недостатком времени, вероятно, не особенно детально. Зная, что положение тяжелое, он - этого мы с Гуровым не могли не почувствовать, видимо, все-таки рассчитывал застать армию не до такой степени ослабленной, как было в действительности. И немудрено: сколько наших дивизий, сократившихся по числу штыков до полка, батальона, а в иных случаях и роты, еще обозначались в оперсводках и на отчетных картах как дивизии!

Вспоминая свое знакомство с армией, Василий Иванович потом писал: "Одна танковая бригада имела только один танк, две другие были совсем без танков..."

Некоторые соединения, не исключенные еще из списков армии, уже переставали упоминаться в сводках. У полковника Казарцева от его славной 87-й стрелковой остался, по существу, один штадив, который подлежал отправке за Волгу - формировать дивизию заново.

А в вечернем донесении из 35-й гвардейской дивизии, поступившем вскоре после прибытия генерала Чуйкова на Мамаев курган, говорилось: "Отразив неоднократные атаки пехоты с танками и бронемашинами, дивизия удерживает прежние позиции, имея в своем составе 150 бойцов и командиров..."

Не дожидаясь вопроса, как все-таки может дивизия держаться, я доложил командующему, что на нее работают два гвардейских минометных полка и один гаубичный и что ей приданы также группа танков и бронебойщики из бригады Ильина.

Командарм приказал соединить его с командиром дивизии и осведомился, не тот ли это Дубянский, которого он знал по Белорусскому округу. Оказалось, тот самый, и Чуйков этому обрадовался. Однако когда комдив вслед за тем попросил пополнения, старое знакомство не помогло.

- Пополнения пока не будет, - отрезал Чуйков. - Когда получу, подброшу. А пока - стоять насмерть!..

Составом армейского резерва командующий поинтересовался еще в первые минуты нашей беседы. Услышав, что резерв исчерпывается сводным полком 399-й стрелковой дивизии полковника Н. Г. Травникова (все, что от нее осталось), покачал курчавой головой и, морщась, словно от зубной боли, сказал: "Негусто!"

Беднее действительно было некуда: на армию - один резервный полк, притом далеко не штатной численности.

А ведь и второй эшелон мы имели только на наиболее напряженных участках, да и там - неплотный. Несколько дней назад, когда еще весь городской оборонительный обвод представлял собою запасной рубеж в ближнем тылу, было решено занять его частями 10-й дивизии НКВД, о чем я упоминал. Но полностью осуществить это так и не удалось. Два из пяти полков дивизии по-прежнему находились на переднем крае. Заменить их там было нечем.

Дивизия полковника Сараева, влившаяся в 62-ю армию в порядке оперативного подчинения, тогда еще не очень поредела. Близкий к штатному состав сохраняли также бригады Горохова и Болвинова. Почти все остальные стрелковые соединения и части, как и танковые (с артиллерийскими дело обстояло лучше), перестали быть тем, чем именовались, и при других обстоятельствах были бы давно отведены на переформирование. Как констатировалось потом в одном авторитетном историческом труде, армия к тому времени фактически не имела настоящего пехотного ядра.

Разумеется, читатель мог, суммируя приводившиеся мною данные, и сам сделать такой вывод. Но я говорю об этом прямо, чтобы дать еще более ясное представление о том, что застал на правом берегу Волги новый командарм. Положение его было не из тех, каким можно позавидовать.

Армии, находящейся в таком состоянии и прижатой к сталинградским окраинам, непосредственно противостояли, не считая сосредоточенных за ними резервов, по меньшей мере одиннадцать фашистских дивизий, обеспеченных крупными средствами усиления, поддерживаемых многочисленной, господствующей в воздухе авиацией.

На 6-километровом участке в самом центре фронта армии перед нами были три пехотные дивизии, нацеленные на Мамаев курган и район вокзала, и четыре дивизии - две пехотные и две танковые - на таком же узком участке на левом фланге. Конечно, и гитлеровцы уже понесли под Сталинградом большие потери, многие их дивизии весьма поредели, однако общее соотношение сил еще никогда не было столь неблагоприятным для нас, как теперь.

Свежим взглядом человека, только что прибывшего в армию, все это должно было восприниматься еще острее. Сталинградская обстановка, очевидно, могла (во всяком случае, примеры тому имелись) подавить, обескуражить даже бывалого военного. Но не такого, как Чуйков. Наш новый командарм был словно создан для обстоятельств критических, чрезвычайных. В них-то и проявлялись в полную силу его несгибаемая воля, неистощимая энергия.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});