Корела (СИ) - Романов Герман Иванович

Полковник Эверт Горн был молод для своего весомого чина — ему всего исполнилось 25 лет — но был умен, получил образование в университете, говорил на латыни, немецком и французском, понимал русский и финский языки, свободно общался эстонцами, ибо был комендантом Нарвы. И уже прошел ряд сражений, пропитался ее пороховым запахом и циничным отношением к жизни и смерти. И его беспокоило, что ландскнехты уже давно не получали жалования — а это чревато. Якоб Делагарди, старше его всего на два года, допустил ошибку, не выдав деньги перед Клушинским сражением, и часть наемников перешла на сторону поляков. Так что с обозом потеряли много чего ценного, и ландскнехты после отхода вытрясли с Делагарди больше пяти тысяч рублей звонкой монетой — свыше десяти тысяч полновесных талеров в пересчете. Так что желание сэкономить обернулось против молодого шведского генерала.

— Я тоже считаю, что новгородцам надо дать урок, который и ливонскому «наследничку» следует усвоить. Может он вообще самозванец, у русских это в обычае — много уже всяких появлялось.

— Не думаю, Якоб, я ведь с ним говорил в Новгороде на переговорах. Умен, пес, языков знает как бы не больше, чем я — учился в университете, не иначе. Воспитание при дворе получил, такое сразу видно — и шпагой владеет, а вилкой много лучше всех. На польском и литвинском говорит как на родных языках, на немецком и русском с акцентом, английском хуже, но часто приводит слова на французском и латыни. Я ведь людей в свиту специально отбирал — они многое заметили, с принцем говорили.

— Вот оно как, — Делагарди озадачился, протянул руки к печке — на стоянку отряд встал в небольшом селище, дворов на двадцать. Места всем солдатам не хватило, набивались в бани и сараи, привычно разводили костры. Корма и фураж, по уговору с новгородским правителем, русские доставили по первому снегу, но немного — ландскнехты недоедали, лошади отощали. Но пока к грабежам не прибегали — время еще не настало, это все понимали. Но теперь наступил решающий момент — или продолжать идти на Ям, а оттуда на Нарву, шведскую Эстляндию. Либо повернуть на Новгород, до которого один переход, и там взять свое с побежденных схизматиков.

— Неужели действительно принц? Может быть и так, только не от Магнуса, а от короля Стефана бастард, раз ловко болтает на польском языке. Доходили до меня такие слухи, якобы встречались они.

— Старый Струве говорит, что похож на Магнуса, и карга старая с ним рядом сидит, его мать, вдовствующая королева Мария — он ее узнал сразу, поклонился, даже перемолвился — общались раньше…

— Герцогиня, Эверт, герцогиня ливонская — кроме датчан и русского царя королевский титул Магнуса не признал никто.

— Пусть так, но он не бастард, да и грамоты короля Стефана показали с печатями — он их герцогине писал. Сам читал — на латыни писано. Если бы бастард был, то король намекнул, а так будто с недовольством.

— Еще бы, узнать, что «последыш» появился, крайне неприятно. И как он выжил то, могли и придавить младенца…

— Как и ты, Якоб, когда твой отец Понтус в реке у Нарвы утонул — ты сам мне о том говорил не раз — повезло. Я список с грамоты сразу его величеству в Стокгольм отослал, как и описал все, что мы увидели. И знаешь, что скверно — в Ивангород корабль датский пришел, успел проскочить шторма. Мыслю, посол из Копенгагена. И ели датчане принца поддержат, то нашему королю придется драться с четырьмя врагами. Это много, чтобы мы справились, слишком много, Якоб. Надо бы их число уменьшить…

— Выхода не остается, Эверт — идем на Новгород, станем там на зимние квартиры, — ухмылка на губах Делагарди появилась зловещая. Горн хищно улыбнулся, негромко произнес:

— Захватим город, сил хватит — принца Вольдемара живым брать нужно. Он нам Выборг с Олафборгом обратно отдаст, передаст Кексгольм с Нотебургом, и всю Ингрию — король мир с ним на таких условиях с ним подпишет, как раньше бывало. И не только Новгородским герцогом признает, но даже помощь ему войском окажет, против поляков и московитов, поможет все новгородские земли себе обратно вернуть. Нам союзник на востоке нужен, раз в Москве польский королевич на троне. Так что обижать его не следует, надо выполнять волю короля. А потому Новгород разорять не стоит — так, следует урок дать, чтобы крепко запомнили. Ты ведь королевскую грамоту о том читал — ее выполнять следует.

— Приказ отдам, — особой уверенности в голосе Делагарди не послышалось, сдержать наемников вряд ли удастся, если будет штурм — Горн это хорошо понимал. Но надеялся, что у новоявленного новгородского герцога хватит ума не доводить дело до резни, вовремя примет решение о сдаче. А если и убит будет позже, то это неплохо — мир подписан, крепости русскими возвращены, а в Новгороде герцогом может стать и младший сын короля Карла, и не важно, что он маленький…

Став фельдмаршалом в тридцать лет Эверт Горн получил пулю в лоб при осаде Пскова, который шведы жаждали прибрать к своим рукам. Не свезло, от судьбы не уйдешь…

Глава 47

— Да, никому нельзя верить — так и норовят обмануть, — Владимир усмехнулся, этого нападения он и ожидал. Слишком предсказуемо и определенно — шведы захотели получить Корелу, но потеряли Выборг. «Дранг нах остен» не только «забуксовал», натиск сменился отступлением и потерями, причем стратегическими. Потеряв юго-восточную Финляндию и все перспективы для захвата Карелии, Стокгольм стал перед выбором — или примириться с потерями и пойти на мир с восточным соседом, либо отвоевать все одним удачным ходом. Времена нынче на дворе стоят незатейливые, с убийственно-прямой логикой — «кто сильнее, тот и прав».

— Ничего, Горн и Делагарди просто не знают, что бесплатный сыр только в мышеловке. Видимо надеются одним броском стенами «Окольного города» овладеть, а в том заключается их ошибка — не по зубам они им. Пороха у свеев осталось немного, пушек почти нет — не считать же за них кулеврины. Да и в войске не больше четырех тысяч солдат, но природных шведов едва половина, да и те давненько жалования не получали.

— Ты прав, государь, — князь Одоевский поклонился — дядя позволял себе переходить на родственные отношения только наедине, при людях вел себя подчеркнуто официально, как подданный с правителем. — С пиками на штурм не ходят, они ожидали, что мы выйдем в поле для боя. А сил для осады у них нет, как и пушек с фуражом и хлебом.

— Теперь нужно подождать немного — пошлют парламентера. То французское слово, означает «переговорщика». И мы пойдем на разговоры — каждый день в пользу, ведь «удавку» стянем плотнее, а там «горлышко» передавим. Думаю, генерал Андерссон вскоре преподаст им болезненный урок. А там принудим к капитуляции, когда у них животы с голодухи подводить начнет. Истреблять не будем, нам люди очень нужны.

Владимир тяжело вздохнул — земли богаты и обильны, но московские цари довели их до полного разорения своей неразумной политикой. А может быть и расчетливой — ко второму варианту за последнее время он склонялся, слишком много было зримых факторов. Москве экономически сильный конкурент в виде Новгорода был не нужен, а потому она давила его любым способом, каждый раз изыскивая новые. Тогда все встает на свои места, даже опричный террор Ивана Грозного четкое объяснение имеет — это не безумие тирана, а выверенный ход с физическим устранением конкурента и окончательным закреплением собственного господства. Которое историки из будущих времен назовут «прогрессивным шагом» и «окончательной централизацией русского государства». Хотя в чем «прогресс» никто из ученых мужей внятно объяснить не удосужился. Да и трудно подыскать аргументы, если спустя столетия настоятельно потребовались реформы царя Петра I, чтобы как можно быстрее преодолеть «вековую отсталость».

— Обойди стены, княже, посмотри все ли в порядке. Да из пушек пусть стрелять начинают — нечего шведам так вольготно себя вести.

Отправив Мниху в обход, и прекрасно зная, что от его внимательного взора ничего не укроется, Владимир продолжил размышлять над превратностями судьбы. Время от времени он поглядывал на шведов, что обустраивались в полуразрушенных домах давно заброшенного посада — вот уже как сорок лет миновало, как люди дружно перебрались за толстые каменные стены «Окольного города» — там всем места хватало, да еще оставалось изрядно. И сейчас охотно верилось, что полтора века тому назад в «Господине Великом Новгороде» бурлила жизнь, и население было стотысячным, в шесть раз больше чем сейчас. А ведь могло стать еще намного меньше, спустя несколько лет, после занятия его шведами — тогда люди побежали от их владычества. Сейчас представляется уникальный шанс — изменить судьбу уже не только города, или обширной части северо-западной части русских земель, а «переписать» саму историю, если так можно сказать.