Не такие, как все - Татьяна Минасян

— Вы еще что-нибудь хотите узнать? — спросил он нарочито вежливым тоном.

— Я хочу знать только одно — где сейчас ваша новая жертва, — резко ответил Ким. — В идеале, конечно, неплохо было бы еще выяснить, где вы Громова прячете, но я на это и не надеюсь — вы все об этом будете молчать, как партизаны. Ведь верно?

— Верно, — кивнул Борис. — Своих мы не выдаем.

— Держитесь друг за друга, как… животные в стаде! — в сердцах плюнул Ким и устало опустился на один из стульев.

— Ага, — с глубокомысленным видом кивнул Дымков. — Вы, люди, так не умеете, вам больше нравится друг друга подсиживать и всякие другие пакости своим близким делать.

Ким промолчал. Им с Борисом и раньше случалось спорить на подобные темы, но еще никогда их дискуссия не становилась такой жаркой. И еще ни разу не случалось так, что ему, уже семь лет контролирующему жизнь выборгских вервольфов, нечего было ответить одному из своих «подопечных».

— Так могу я идти? — как ни в чем не бывало поинтересовался Дымков.

— Идите, — вздохнул Ким. — Если нам понадобится еще что-нибудь узнать, вас вызовут. А если кто-то из вашей стаи обнаружит новичка, вы обязаны немедленно сообщить нам об этом. И о том, где он находится, слышите?

— Разумеется, — оборотень, не прощаясь, направился к выходу и уже взялся за дверную ручку, когда его неожиданно догнал голос Кима:

— Скажите, Борис… Вы хоть на что-нибудь в своей жизни надеетесь?

Дымков обернулся и, задумчиво закусив губу, замер на пороге.

— Не знаю, — развел он руками. — Но на что-то надеюсь. Даже неизлечимые больные иногда выздоравливают — разве я не прав?

Ему показалось, что Ким в ответ едва заметно утвердительно кивнул.

Глава IV

Оставаться после такого разговора в городе Дымков не мог. Ему необходимо было как-то разрядиться и успокоиться, а сделать это, находясь в четырех стенах дома и, тем более, на кишащей людьми улице, не представлялось возможным. Он сел в машину, повернул ключ и, убедившись, что бензина в баке достаточно, отправился загород. Туда, где ему не нужно было скрывать свою сущность, туда, где он мог почувствовать себя в своей родной стихии. В лес.

Погода по-прежнему стояла на удивление приятная. Еще теплое сентябрьское солнце просвечивало сквозь пожелтевшие и покрасневшие деревья, придавая лесу праздничный и какой-то легкомысленный вид. Отъезжать слишком далеко Борис не стал, посчитав, что в будний день ему вряд ли встретится много грибников, а если какой-нибудь человек, решивший погулять по лесу, и окажется у него на пути, он успеет учуять его гораздо раньше, чем тот его заметит. Он припарковал машину на небольшом расстоянии от своего дачного поселка, перемахнул через придорожную канаву и углубился в лесные заросли, с удовольствием вдыхая запахи опавших листьев, грибов и созревшей брусники и любуясь красочными осенними деревьями. Пройдя по лесу метров сто, вервольф огляделся. Загородное шоссе полностью скрылось за деревьями, и вокруг не было ни души — только несколько птиц вяло о чем-то чирикали, затерявшись в пушистых сосновых ветках. Можно было смело превращаться в волка и сколько угодно резвиться среди всей этой сентябрьской красоты. Борис в последний раз полюбовался яркими желтыми, малиновыми и оранжевыми кронами берез, кленов и осин, перевел взгляд на черно-зеленые елки и позолоченные солнцем сосновые стволы и, напрягшись, наклонился вперед, готовясь к неизбежным неприятным ощущениям и в то же время стремясь поскорее расстаться с человеческим обликом.

Окружающее его буйство осенних красок сменилось черно-белой картинкой. Зато слух и обоняние, словно компенсируя исчезновение цветов, многократно усилились, принеся Дымкову множество новых, недоступных обычному человеку ощущений. Теперь он мог услышать, как скребется в своей норе полевая мышь и как далеко впереди, в глубине лесной чащи бежит по каким-то своим делам заяц, мог почуять тончайший, едва уловимый запах дыма от разожженного у обочины костра и аромат жарящихся на нем шашлыков, мог с почти стопроцентной уверенностью определить, когда в последний раз по этой тропинке прошли люди и какие грибы они с собой несли. Да и зрение его, несмотря на ограниченный спектр, стало в несколько раз острее: Дымков знал, что если останется в лесу до вечера, ничто не помешает ему разглядеть в темноте ямы и деревья и без труда найти дорогу назад. Он проделывал это множество раз, но так не смог привыкнуть к необычным свойствам своего второго облика.

Правда, сегодня бегать по лесу до темноты ему было нельзя: поиски новообращенного парня никто пока не отменял, и Борис надеялся обзвонить вечером еще хотя бы несколько организаций. Тем больше у него было причин для того, чтобы как следует оттянуться за тот час или два, что он позволил себе отдохнуть. Высоко задрав хвост и насторожив уши, оборотень помчался по едва заметной узкой тропинке, местами совсем заросшей высокой травой и молодыми сосенками. Быстрее, еще быстрее, галопом через ямы и непонятно откуда взявшиеся в лесу валуны, напролом сквозь кусты и другие преграды, не оглядываясь назад и не думая о том, что в городе тебя ждет давно опротивевшая жизнь под колпаком у охотников, состоящая из проверок, допросов, страха за собственную шкуру и за то, что кто-нибудь узнает о твоей истинной природе, полная ночей, в которые ты теряешь самого себя и, что еще хуже, томительного ожидания этих ночей. Все это вернется к тебе, как только ты сменишь облик, но сейчас нельзя об этом думать, сейчас надо полностью слиться с природой, раствориться в ней. И пусть на короткое время, но почувствовать себя по-настоящему, стопроцентно, абсолютно свободным.

Борису казалось, что он летит, едва касаясь лапами земли. Он не знал, как далеко убежал от дороги и сколько времени длился этот сумасшедший бег, но его звериное чутье подсказывало ему, что еще не очень поздно и он может позволить себе немного задержаться в этом прекрасном месте. Он остановился на небольшой поляне, понюхал воздух и, убедившись, что людей поблизости по-прежнему нет, развалился на опавших листьях, вытянув лапы и закрыв глаза. Чуть теплые солнечные лучи приятно грели его покрытый короткой бархатной шерстью нос.

В такие минуты ему казалось, что в его жизни все не так плохо, и что даже у его двойной сущности есть свои положительные стороны. Семь лет назад он перестал быть человеком, но это не только принесло ему массу проблем, но еще и дало возможность узнать множество крайне интересных вещей. Даже находясь в родном человеческом обличье, он во много раз лучше слышал и чувствовал запахи, и это не только делало его жизнь более интересной, но и не раз спасало Бориса и тех, кто находился рядом с ним, от серьезных неприятностей. Он был способен унюхать утечку газа, когда его запах был еще совсем слабым для того, чтобы его могли заметить обычные люди, он без труда отличал чуть-чуть подпортившуюся еду от свежей, он с легкостью слышал шепот и нетерпеливые шаги притаившихся в подворотне грабителей. А еще он всегда знал, спокоен оказавшийся рядом с ним человек или волнуется, а также трезвый он или недавно приложился к бутылке со спиртным, и нередко это тоже приносило ему немалую пользу. Ну и по мелочам — никому, кроме Бориса и таких, как он, не дано было узнать, какой, например, свежестью пахнет земля после ночного дождя и как нежно шуршат в стенах деревянного дома поселившиеся там жуки… И ни у кого, кроме них, вервольфов, нет самого лучшего и самого действенного средства от тоски — убежать из города глубокой ночью, сменить облик и со всей силы, от души огласить окрестности громким пугающим воем. Воем, вместе с которым ты словно бы выплескиваешь из себя все неприятные мысли и дурные предчувствия, все отчаяние и грусть и после которого возвращаешься домой уставшим, но успокоившимся и даже почти счастливым.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});