Эмма - Шарлотта Бронте

Мне было интересно, упомянет ли Гай каким-либо образом отказ, которым Эмма ответила на мою просьбу, ведь я тогда еще не знала, что бедный мальчик, получив в ответ на свои извинения жесткую отповедь мистера Эллина, оставил дальнейшие попытки оправдать поведение сестры. Гай молчал, и я решила переменить тему разговора, начав расспрашивать о его дедушке и бабушке, об Августине, Эмме и Лоуренсе. Стоило мне упомянуть последнее имя, как Гай вскочил на ноги.

— ЛОУРЕНС! Я совсем забыл о нем. Он ждет в гостинице «Голова короля Карла», где мы оставили своих лошадей.

Я припомнила, что всадников было двое.

— Лоуренс не захотел пойти с вами?

— Очень даже хотел! Но не решился. Я должен был прийти к вам и сразу же вернуться за ним в том случае, если вы простите нас и захотите взглянуть на прошлое другими глазами. Но у меня все начисто вылетело из головы. Я ведь тоже боялся.

— Гай, вы заставили Лоуренса так долго ждать. Пойдите за ним, а мы с Джейн и Элизой решим, что подать на ужин. Я настаиваю, чтобы вы поужинали со мной.

Помню, как Гай застыл на месте, глядя на меня, словно не мог до конца поверить, что прошлое забыто. Потом улыбнулся, внезапно поняв, что это правда. Таким же образом в начале нашей совместной жизни успокаивалась Тина.

Гай отправился за Лоуренсом, а я вместе с Джейн и Элизой принялась спешно готовить еду — не обед и не ужин, а нечто среднее. Когда все было готово, я с бьющимся сердцем стала ждать второго гостя. Зазвонил колокольчик у дверей; их впустили.

— Это Лоуренс, — сказал Гай. Он поколебался, прежде чем робко спросить. — Можно, мы будем называть вас МАДРЕ?

— Конечно, — ответила я, вытягивая шею, чтобы получше рассмотреть великана с рыжевато-каштановыми кудрями, который шагнул вперед, протягивая мне руку. На его веселом, красивом лице беспокойство мешалось с отвагой.

— Удивляюсь, что вы не выгоняете нас из дома, — произнес он. — Мы это заслужили. Я… мне очень жаль…

— Мадре, — мягко подсказала я, едва удерживаясь от смеха. Так мог бы сказать ребенок, прося прощения за какую-то шалость. И в самом деле, несмотря на девять лет разницы и на все свои путешествия Лоуренс во многих отношениях казался младше своего сдержанного брата.

Его мальчишество сказалось в том, как легко, убедившись, что получил прощение, он оставил все заботы и уселся за дружеский ужин, в котором так нуждались они оба после длительного путешествия верхом. Неторопливая езда заняла три дня. Привычные к седлу, они пренебрегли относительными удобствами и скоростью поезда.

Когда-то я читала про женщину, которой пришлось дожидаться тридцать лет, прежде чем она вышла замуж за человека, которому в юные годы дала клятву верности, но с которым была разлучена обстоятельствами, не зависящими ни от него, ни от нее. Когда же наконец она счастливо вышла замуж, эти тридцать лет, которые прежде представлялись ей огромной бесконечной пустыней, показались ей маленькой кучкой песка. Так случилось с моими пасынками и мною. Лоуренс сразу же начал рассказывать, чем он занимался в последние два года за пределами Англии. Не было нужды говорить о том, что предшествовало этим годам: разумеется, я знала обо всем!

— А ваша следующая экспедиция? — спросила я, когда описание их приключений подошло к концу. — Не хотите ли вы теперь побыть дома и отдохнуть после напряженной работы в Южной Америке?

— Нет, — ответил Лоуренс, — я уеду, как только смогу. Если я останусь дома, то снова примусь за какие-нибудь проделки. Дед сам управляет всем, и мне здесь нечего делать. Мы бы приехали к вам на несколько дней раньше, если бы я не договорился встретиться с человеком, который, как я надеялся, сможет поехать со мной в экспедицию. Выяснилось, что он не подходит; но мне нужно увидеться еще с двумя-тремя людьми, прежде чем я уеду отсюда.

Я отважилась спросить, знают ли дедушка и бабушка, что перед отъездом в экспедицию Лоуренс решил посетить меня. Из его ответа выяснилось, что враждебность Грэндисонов с годами ослабла: пришедшая с возрастом умиротворенность простерлась настолько, что они не только не протестовали против визита, а даже заявили, что осведомиться о моем благополучии — дело нужное и правильное.

— Если бы мы сообщили Августину, он бы тоже одобрил наш приезд, — добавил Гай. — После смерти отца он не раз выражал сожаление о прошлом, но продолжает считать, что не дело сына сомневаться в разумности отцовских решений.

Да, безусловно, Августин был настоящим сыном своего отца. Именно так сказал бы и мистер Чалфонт, окажись он на его месте. Я услышала интонации Эшли в этой фразе.

Я сочла благоразумным не спрашивать, известно ли Эмме об их визите в «Серебряный лог». Поведение моих пасынков — легкая неловкость, переглядывание — заставляли предположить, что их сестра ничего не знала о визите. Более того, я была почти уверена, что дед и бабушка не сказали ей об этом ни слова. Не подозревая о том, что поездка Эммы в Бельгию вызвала скандал, не зная, что родные стараются не «выводить ее из равновесия», я решила, что Эмму оставили в неведении из-за ее жгучей ненависти ко мне.

Поэтому, не задавая щекотливых вопросов, я вновь поинтересовалась у Лоуренса, в какую часть земного шара занесет его следующая экспедиция.

— Еще не решил, — ответил Лоуренс. — Как вы уже знаете, последняя экспедиция началась сразу после возвращения Гая из Кембриджа, он тогда еще не определил свой жизненный путь. Поэтому он поехал с нами. Я надеялся, что он отправится с нами и в этот раз, а зная о его благочестивых склонностях, хотел предложить ему выбирать между поисками Ноева ковчега на горе Арарат или попыткой обнаружить место, где находились сады Эдема. Можно ли было придумать что-нибудь лучше? Я считал, что этот праведник всенепременно поедет либо туда, либо сюда. Знаю, он был в колледже настоящим праведным сыном Ноя. Но его не удалось соблазнить. Он сказал, что больше не может ставить превыше всего удовлетворение собственной любознательности — или какую-то похожую чепуху. А ведь какая жалость! — в нем погибает исследователь.

Я взглянула на Гая, который чуть слышно возразил:

— Я не хотел нарушить планы Лоуренса и сожалею, что так получилось. Дело в том, что я почувствовал призвание к духовной деятельности.

— Досадно, правда? — спросил Лоуренс.

— Нет, ведь это величайшее благо, которое может выпасть на долю человека, — сердечно ответила я. — Вы сами знаете, Лоуренс.

— Думаю, да. Все равно, для меня это обернулось очень неудачно.

Разговор зашел, не знаю, каким образом, о мистере Эллине, Лоуренсу хотелось узнать о нем как можно больше. Кто этот джентльмен, который так рьяно разыскивает Мартину Дирсли, и каким образом я оказалась его соратницей в этом деле? Последовавшие объяснения, как легко можно предположить, были довольно затруднительны, я дважды заметила лукавый взгляд Лоуренса, брошенный им на более сдержанного младшего брата. В смущении оборвав фразу, я совершенно зря призналась, что обеспокоена продолжительным молчанием мистера Эллина.

— Впрочем, мои страхи преждевременны, — продолжала я. — Мистер Эллин предупредил меня, что его отсутствие может продлиться две недели. Сегодня пятница, а две недели истекут только в следующую среду. Но я ничего не могу с собой поделать; мне все время мерещатся всевозможные несчастья.

Лоуренс и Гай были само сочувствие. Их дела могут подождать, сказали они, у них есть свободное время. Если я нуждаюсь в поддержке, они с удовольствием останутся в гостинице, пока не будет каких-либо новостей от мистера Эллина, или Тины, или от них обоих.

Я и в самом деле нуждалась в поддержке, мне не хватало веры.

— Но вам вовсе не нужно оставаться в «Голове короля Карла», — сказала я им. — Для вас найдется место и здесь. Мои непочтительные племянники и племянницы называют «Серебряный лог» настоящим муравейником из-за обилия маленьких комнаток.

Они запротестовали, не желая доставлять мне беспокойство, но их оказалось нетрудно разубедить, и они приняли приглашение, которое, как признался Лоуренс, даст ему возможность познакомиться с окрестностями и посетить нескольких старых друзей, среди которых, может быть, найдется подходящий для экспедиции человек. В этот вечер мы расстались как любящие мать и сыновья; на следующее утро прекрасные гнедые кони оказались в ведении Ларри, который не помнил себя от счастья, — ему всегда было жаль, что в нашей конюшне нет лошадей. Джейн и Элиза развернулись вовсю в ожидании тех, кого они упорно называли «молодыми хозяевами». Только Энни держалась отчужденно: она была не из тех, кто легко прощает. Но и ее молчаливое неодобрение вскоре сошло на нет: она не могла устоять перед добродушием и веселостью Лоуренса и тихим дружелюбием его брата. Вскоре она принялась пристально рассматривать Гая, как часто рассматривала Тину, — по каким-то ей одной известным причинам.