По тюрьмам - Эдуард Лимонов

Большая любовь зэков — праздничные концерты. Певцы и юмористы. Программа «Аншлаг» и ее хозяйка — пошлая тетка Дубовицкая, юморист Галкин, грузная Пугачева, банальный Latino Lover Киркоров, вечный, без морщин персонаж — вуду-зомби Кобзон — вот джентльменский набор бронтозавров российской эстрады. Зэки смотрят, слушают, прибавляют звук. Оценивают задницы Наташи Королевой или Лолиты. На вопрос: «Как можно смотреть вновь и вновь из года в год это безобразное дерьмо?» — разводят руками. Ну что, дерьмо, но другого-то нет!

Зэковские вкусы более или менее те же, что и у большинства народонаселения Российской Федерации. Я всегда выступал и выступаю в качестве бродильных дрожжей, подстрекателя, Мефистофеля, пытаясь сокрушить их вкусы подрывными вопросами. Один из моих наиболее сильных аргументов вот какой: «Как вы можете, пацаны, смотреть боевики, воспевающие ментов или следователей? Как вы можете? Ведь вы, зэки, изображены в них кровожадными уродами-криминалами, карикатурами!» На это зэки обычно отвечают, что, конечно, мент — он мент и уже поэтому нехороший, отрицательный человек, но боевики им смотреть интересно, потому что демонстрируют погони, стрельбу, — короче, все, на чем сердце успокаивается. Да, верно, если бы существовали сериалы, снятые с позиции преступника, о, это было бы крайне интересно… Впрочем, такое невозможно.

Зэк сидит в тюрьме — пережидает и в полном смысле убивает время. Многие с остервенением зачеркивают и целиком затушевывают отсиженные дни в клеточках настенного календаря. Очень немногие, единицы (а возможно, я один?), полноценно живут и в тюрьме. Телевидение — средство убивания времени. Безболезненное. Наркотик, на который «подсажен» зэк. Оторвать зэка от любимого сериала — все равно что пытаться вырвать у собаки сладкую кость. С мозгом. Может тяпнуть. Из-за того, какую программу смотреть, разыгрываются, говорят, трагедии. Я лично наблюдал несколько истерик.

Сидя в Лефортово и потом в № 125, я понял, что телевизор может быть наказанием. В 125-м я сглупил и сам добился привилегии не выключать розетку от подъема до отбоя. В 156-й хате, уже умудренный опытом, я добровольно подчиняюсь прихотям коридорного электрика Николая: свет выключается каждые два часа на два часа. Потому что я понял, что телевизор может быть наказанием. В это время перерыва каждые два часа можно отдохнуть от Максима Перепелицы, Остапа, Никулина, Вицина, Моргунова, пошлой российской эстрады, «Карнавальной ночи», Киркорова, Дубовицкой — от прошлой и настоящей пошлости. Зэки, похоже, не считают, как считаю я, что страдальческое молчание тюрьмы благородно и возвышенно, в то время как телевизор — это ящик, откуда вываливается пошлость.

Если зэки смотрят «Новости», то без комментариев, конечно, не обходится. «Жирик, Жирик, во чешет! У этого бобосов, ой бобосов!» Если это не Жириновский, то другой депутат, министр. Профессионалы квартирных краж жалеют, что не знают адрес квартиры депутата. Зэки убеждены, что все известные люди, показываемые по телевидению, — успешные воры. И испытывают комплекс неполноценности по отношению к успешным ворам, считают себя неуспешными. По отношению зэков к телевизионной реальности видно, что зэки такие же простые люди, как и обыватель. Они лишь смелее. Они дерзкие, «пассионарные», сказал бы Лев Гумилев, а обыватель — мямля, тюха, тюлень.

Зэки не безнадежны. Некоторым мне удалось привить интерес к живой реальности «Новостей». Есть даже такие, что стали смотреть «Намедни» (пока передачу не закрыли) и даже «Свободу слова». Поскольку поняли, что «Новости» — это лучший сериал, что от 30 до 50 «героев» постоянно участвуют в сериале «Новости Российской Федерации». Что разглядывать реальные приключения этих «героев» (большинство их отрицательные) для знатока куда более интересно, чем развитие несложных приключений выдуманных героев «Бандитского Петербурга» или «Ментов».

Но в итоге зэк, конечно же, хочет раствориться в телесказке, чтобы вынырнуть оттуда в день окончания срока. Многие признавались мне, что хотели бы уснуть летаргическим сном и проснуться в день освобождения. Активных зэков немного. Пассивно прилипших к ящику — большинство. А если фабрики снов в хате нет, то тогда беда, ой беда. Тогда зэки отвлекаются рутиной: играют в шашки, бросают кубики костей, готовят еду или ссорятся. И спят, смотрят, за неимением телевизора, сны.

Хотя рецидивисты и декларируют, что «живут в тюрьме», на самом деле они также живут в ожидании конца срока… Только фанатики, а таких немного, особые люди, используют пребывание в тюрьме с пользой. Обыкновенно это умные, большие преступники. Революционеры — это, конечно, короли преступников, что бы там криминалы ни говорили. Цель революционера — переустройство общества. У обычных преступников цель — мелкие или большие деньги, или месть, или наркотическое одурение. Революционеры странны для простых эмоциональных уголовников, ибо покушаются на порядок вещей. Чтобы успешно покушаться, революционеры в тюрьме используют вынужденно образовавшееся свободное время. Им не до телевизора. Революционеру следует регулярно смотреть новости, чтобы не отрываться от современности. И читать, читать, читать… Лучше всего серию ЖЗЛ.

ГЛАВА 26

Старый воровской мир уходит в прошлое по многим причинам. Самая мощная причина — пытки. Поскольку в отличие от советских, российские менты широко практикуют пытки, то подорвана мораль воровского мира. «Явка с повинной» и «чистуха» — чистосердечное признание — явления достаточно частые, некоторые зэки под воздействием пыток вынужденно кого-то отдали правоохранительным органам, чтобы выжить. (Возможно заменить «некоторые» на «многие».) Посему в такой среде не может быть и речи о соблюдении воровского хода. Как при таком массовом обилии отступников и злостных нарушителей соблюдать воровскую мораль, блюсти воровские законы? Наказуемы ли суки в обществе, где все суки? За все время пребывания в Саратовском централе я встретил лишь одного зэка, соблюдавшего воровской ход. Я встретил его в декабре в боксе областного суда. А сидел он, оказывается, у нас на спецу в третьяке с мая. И за это время он ни разу не подымался в корпус наверх. Его зовут Олег, он из Челябинска. Здесь, в Саратове, за ним срок в пять лет, его привезли в облсуд на кассацию. В Челябинске, сказал он, его ждет срок по 105-й, за убийство, однако он рвется в Челябинск из нашей красной тюрьмы, так она ему противна.

Олег вошел в бокс, где уже находились я и Пират, злой, как раскаленный утюг. Между ним и Пиратом состоялся разговор, во время которого Пират выбрал тактику уступок, съезжал, не желая спорить. Олег нападал на нас, саратовских, допустивших, что менты сломали нас. Пират соглашался, что здесь, в Саратове, мы, Пират говорил «мы», позволили ментам сломать тюрьмы и зоны. Ломали постепенно. Вначале лишь несколько камер стали одевать красные повязки дежурных на поверке. Постепенно с помощью карцера добились, что «косяки» стали одевать все хаты. Когда я поступил в Саратовский централ в июле 2002-го, soldaten не имели обыкновения заставлять нас ложиться в 22 часа. Просто отключали розетки, отсоединяя таким образом телевизоры и электроплитки. Сейчас продольные ходят, стучат по кормушкам и орут дурными голосами: «Отбой! Отбой!», заглядывая при этом в волчушку. И если зэки не приняли горизонтальное положение, то нам орут: «Ложимся! Ложимся! Отбой!» Пару месяцев назад нам вручили и приказали повесить на стену «распорядок дня следственно-арестованных в СИЗО 64/1». Пока от нас не требуют выполнения этого распорядка. Но опытные зэки утверждают, что постепенно администрация начнет внедрять распорядок пункт за пунктом. Уже начали заставлять соблюдать отбой. Много хуже будет, если вскоре они заставят нас соблюдать подъем.

Возвращусь к той сцене в боксе облсуда. Бокс № 4. Разгневанный Олег, лысеющий блондин, с лицом и статью отставного тренера по легкой атлетике, Пират — носатенький, тощий, сутулый, как стервятник, и я в расстегнутом тулупчике с бородой образовали треугольник. И в центре метался этот наш разговор. Олега только что обшмонали до трусов, и он весь кипит. Он правильно воспринимает такой обыск как крайнее унижение.

— Я передам. Заедут сюда люди и все сломают! — говорит Олег в запальчивости. — Все вам поставят как надо, если вы сами не умеете.

— Ну да, конечно. Хорошо бы поставить, — соглашается Пират. — Но ничего у них не получится. Будут сидеть, как ты, на спецу и даже наверх не подымутся. Времена, понимаешь, другие. Или у нас регион такой податливый.

— Да нигде нет такого ментовского беспредела, как у вас! — Олег, как от взрывной волны, трясется еще от вполне обычного для нас обыска.

Я вспоминаю, что с лета ходил по третьяку слух, будто бы к нам на третьяк заехал законник. Тюремная молва даже подозревала, что заехал вор в законе, потом слухи затихли. И вот, оказывается, молва не соврала, законник сидит у нас с мая. Но его глубоко и тщательно упрятали от нас.