Военные загадки Третьего рейха - Николай Непомнящий

«Я на себе успел почувствовать всю суровость ваших новых постановлений, — возразил я, — и все же не могу разделить вашу точку зрения».

«А вы очень страдали в концлагере? — спросил Гиммлер. — Можете назвать фамилии охранников, которые были с вами жестоки?»

«Боюсь, что не смогу, — ответил я. — Никогда не знал фамилий охранников СС, с которыми приходилось иметь дело. Они друг друга называли по именам. Сначала ваши люди очень скверно со мной обращались, но позже, когда нас стали выводить на работу, расчищать завалы после бомбежек, стало полегче. Обычно я, полеживая на траве, объяснял охранникам их гороскопы».

Это развеселило Гиммлера.

«Никакие ваши запреты не помогут, — продолжал я. — Те астрологи, которые превосходно знают свое дело, работают как и прежде. Просто они стали осторожней. Как только вы удалили из общества наиболее видных представителей этой профессии, на поверхность тут же всплыли звездочеты. Они предлагают своим клиентам устраивать чаепития и занимаются своим делом за чашкой чая. Недавно один из них на свадьбе предсказал приглашенным судьбу, составлял гороскопы, за что был осыпан деньгами и подарками. Сегодня, практикуя подпольно, предсказатели становятся неподконтрольными государству, а такого рода астрология очень опасна.

«В ваших полицейских постановлениях наука астрология приравнивается к гаданиям и предсказанию судьбы. Второй параграф гласит: «В соответствии с данными постановлениями, предсказание судьбы следует понимать как прорицание грядущих событий, как ворожбу о прошлом или настоящем, а равно и другие формы предсказаний, не основанные на естественных процессах восприятия. Особенно это относится к гаданию на картах, составлению гороскопа, толкованию знамений и снов». Но все дело в том, что астрология как раз и основывается на естественных процессах восприятия», — сказал я.

«Мы исходим из того, — отвечал Гиммлер, — что астрология как универсальная доктрина находится в кричащем противоречии с нашим философским миропониманием. Астрологи утверждают, что умеют составлять гороскопы для всего земного шара, всего человечества. Но это как раз то, против чего мы, национал-социалисты и члены СС, категорически возражаем. Доктрина, в равной мере применимая к неграм, индийцам, китайцам и арийцам, никак не согласуется с нашими представлениями о расовой душе. Каждый из названных мною народов имеет свою особую расовую душу, как и мы имеем свою, и, следовательно, никакая доктрина не способна охватить собою все случаи».

«Но в астрологических руководствах индийских ариев, — возразил я, — дается описание созвездий, отражающих многообразие расовых характеристик, что в древней индийской культуре нашло практическое отражение в системе каст. Еще в древности астрологи достаточно подробно разработали эту проблему».

Мне стало ясно, что хотя Гиммлер и знал о притеснениях астрологов его людьми, он ничего не знал об истинных достижениях научной астрологии.

И тут он сказал:

«Притеснения астрологов действительно велики, господин Вульф. Мне это известно из донесений. Астрологи фигурировали в ряде сенсационных процессов. В Берлине вредоносная практика предсказаний судьбы с помощью так называемых гороскопов к 1934 году достигла таких размеров, что я уже тогда подумывал запретить астрологию. Гороскопные лавчонки появлялись как грибы в любой части Большого Берлина и во многих других городах. Заплати только денежки, и легковерный простак тут же узнает, что ему уготовано в будущем! Вот вам и предсказание судьбы!»

«Остается пожалеть о том, — заметил я, — что при этом пострадали и серьезные астрологи, когда вы очищали Берлин от шарлатанов. Полиция и впрямь должна была воспользоваться этим постановлением и защитить людей от обмана и вымогательства. И вскоре после обнародования вашего запрета определенные круги в Берлине основали национал-социалистическое общество членов оккультных профессий с единственной целью защитить людей, работающих в этой сфере. Возглавляемая доктором Губертом Коршем Ассоциация научной астрологии, входившая в Немецкий астрологический центр в Дюссельдорфе, в то время была единственной из оставшихся астрологических организаций. Я знаю, шарлатаны от астрологии причинили нам много вреда, но пока нет оснований утверждать, что серьезные астрологи имели что-либо общее с ними или привлекались к шумным судебным процессам».

После этого Гиммлер просмотрел гороскопы Сталина и Черчилля и наконец заговорил о гороскопе Гитлера. Делясь своими наблюдениями о гороскопе Гитлера, я дал неприукрашенный отчет о трагическом исходе его военных кампаний, описал его болезнь, зловещие обстоятельства его карьеры, а также таинственную смерть.

«Гитлер не будет убит, — сказал я Гиммлеру, слегка изменив ранее данное толкование Шелленбергу. — На это не рассчитывайте! Возможно, будет предпринято покушение на его жизнь, но он уцелеет».

Уже год, как Гиммлер имел мой отчет о гороскопе Гитлера. Его передал ему Керстен. В отчете я утверждал, что Гитлер встретит смерть в 1945 году. Я особо подчеркнул этот факт, надеясь поколебать хорошо известную нерешительность Гиммлера и побудить его выступить против Гитлера еще до истечения указанного срока, чтобы не оказаться застигнутым катастрофой врасплох. Я полагал, он сочтет нужным свергнуть Гитлера и приступить к мирным переговорам. Если бы даже это ему не удалось, это могло бы приблизить восстание внутри страны, что положило бы конец нацистскому режиму.

«Что же, по-вашему, мы должны сделать? — спросил Гиммлер. — Вы уверены, что еще можно выправить ситуацию? В России у нас есть в резерве свежие дивизии. Конечно, их недостаточно. Мы должны обезопасить себя и на Западе».

И Гиммлер заговорил о «секретном оружии», возлагая на него большие надежды.

Выразив сомнение в том, что с помощью нового оружия нам удастся добиться решающего перелома в войне, я вновь обрисовал обстановку и в заключение осмелился высказать предположение, что арест Гитлера мог бы стать для Гиммлера единственной возможностью спасти себя.

Гиммлер ответил без малейших колебаний: «Это было бы нетрудно. Я бы мог послать Бергера с бронетанковой дивизией, тем временем мои люди заняли бы все важнейшие объекты».

Это многое проясняло. Гиммлер изучал возможность мятежа против Гитлера и даже подумывал о том, чтобы самому его возглавить. «Вы понимаете, господин Вульф, — добавил он с ноткой угрозы в голосе, — то, что мы с вами сейчас обсуждаем, не что иное, как государственная измена, которая нам может стоить жизни, если бы Гитлер узнал о наших планах».

«Я понимаю, задача трудная и опасная, — отвечал я. — Но ведь каждый из нас хоть завтра может погибнуть при воздушном налете. Я уверен, отношение к вам за границей изменится, если вы заключите мир и откроете концлагеря. Гитлер же настолько ослеплен, что помочь ему уже невозможно. Если все пойдет как прежде, война будет вскоре проиграна. Вот почему вы должны действовать! Ваши войска по-прежнему боеспособны, ивы легко могли бы взять власть в свои руки. Созвездия ваши на ближайшее будущее благоприятны, чего нельзя сказать о созвездиях Гитлера. Не медлите, пока не поздно!»

Гиммлер был задумчив и мрачен. «Единственное, чего я боюсь, так это народа, — сказал он. — Вы же понимаете, все не так просто. После захвата власти в различных частях рейха и на оккупированных территориях начнутся мятежи, и мне придется подавлять их с величайшей жестокостью. Непредсказуема и реакция части населения. Это очень серьезный шаг, и он чреват большими волнениями». Именно это я и надеялся услышать. Подобно моему другу доктору Говертсу и многим из тех, кто входили в кружок Крейсау, — группу сопротивления, организовавшую покушение на Гитлера 20 июля 1944 года, — я полагал, что вслед за падением Гитлера начнется «война диадохов» за власть, а все завершится полным разгромом национал-социализма.

«Даже в самом худшем случае мятежи будут подавлены в течение двух-трех месяцев, — заверил я Гиммлера, — при условии, что вам удастся заручиться поддержкой генералов, занимающих ответственные посты».

«В таком случае мы должны действовать быстро. Я подумаю об этом. А пока, прошу вас…»

Да, оказывается, Генрих Гиммлер в приватной беседе, когда не разыгрывал из себя всемогущего, мог произнести «прошу вас». Роста он был среднего. Резковатые движения изобличали его нервную натуру. Говорил он быстро, оживленно жестикулируя. Нередко делал оговорки. В одном случае, рассуждая о гороскопе, он произнес «рождиние» вместо обычного «рождение». Это навело меня на мысль, что Гиммлер мог ознакомиться с содержанием моей папки, которая любезнейшим образом была у меня отобрана офицером СС и передана в камеру хранения, — так вот, втой папке, в одном из отчетов слово «рождение» оказалось напечатанным как «рождиние», и я его не исправил.