Игра на чужом поле. 30 лет во главе разведки - Маркус Вольф

13 августа застало все западные разведки, как и мою службу, совершенно неподготовленными. Кеннеди был проинформирован только через несколько часов, но продолжал свою прогулку на яхте после того, как выразил обязательный “торжественный протест” и дал указание не обострять ситуацию, а сигнализировать Советскому Союзу, что будет сохраняться спокойствие.

В это воскресенье и Хрущев находился далеко от Москвы — на Черном море — и мог в своей летней резиденции в Пицунде спокойно ждать реакции Вашингтона. Он ведь самым внимательным образом следил за тем, чтобы не были нарушены три принципа, о которых говорил Кеннеди, и отмел желание Ульбрихта воспользоваться свободным доступом в Западный Берлин как средством давления.

Телевизионное интервью, которое американский сенатор Фулбрайт дал 30 июля — менее чем за две недели до строительства стены, — оказалось, как ни странно, незамеченным немецкой общественностью. А между тем влиятельный специалист по внешней политике заявил в своем выступлении: “Если они хотят закрыть границу, то могут сделать это на следующей неделе и даже не стать из-за этого нарушителями договора. Я не понимаю, почему восточные немцы не закрыли уже давно свою границу, ведь, как мне кажется, у них есть все права на это”. Годы спустя стало известно резкое замечание Кеннеди: “Стена, черт возьми, лучше войны”.

Казалось, первое значительное возбуждение уже улеглось, когда произошел инцидент, вновь нагнавший немало страха. Кеннеди направил в Западный Берлин в качестве посланца “морального вооружения” генерала Люшиуса Д. Клея, в свое время прославившегося как “герой воздушного моста”. Там генерал, известный как крайний ненавистник коммунистов и пылкий приверженец политических авантюр, использовал относительно незначительный случай, чтобы “делать большую политику” так, как он это понимал.

Часовой народной полиции ГДР у контрольно-пропускного пункта “Чек-пойнт Чарли” потребовал от Алана Лайтнера, высшего гражданского чиновника американской миссии в Западном Берлине, предъявить документы, хотя как военные, так и гражданские служащие администрации западных держав пользовались правом беспрепятственного доступа в Восточный Берлин. Клей сразу же счел, что пришел чае преподать наглядный урок. Сначала он послал двух военных полицейских в штатском вместе с огромным десантом журналистов к пограничному переходу в Восточный Берлин, где они попытались пройти мимо часовых, не предъявив документы. Отправленные назад, они вернулись в сопровождении трех джипов, в которых сидели солдаты, подготовленные к боевым действиям. Этот спектакль повторялся три дня подряд, и на третий день Клей, чтобы увенчать действо, приказал танкам проехать мимо “Чек-пойнт Чарли”, вслед за чем по другую сторону границы появились советские танки. Это было и для Москвы, и для Вашингтона уж слишком; обе стороны отвели свои танки, а США отозвали Клея из Западного Берлина.

Был преодолен еще один кризис, но отнюдь не холодная война в целом. Это стало нам более чем ясно, когда Кеннеди без малого через два года после возведения стены — в июне 1963 года — посетил Западный Берлин и воскликнул, выступая перед почти 400 тысячами слушателей: “Я берлинец!” Эти знаменитые слова прозвучали как отповедь Хрущеву.

И тем не менее почти незаметно началась новая фаза мировой политики.

Отставка 80-летнего канцлера Аденауэра в октябре 1963 года была связана не только со старостью. Время этого политика истекло и в переносном смысле. С ним разрядка была невозможна, и даже в рядах собственной партии множились признаки недовольства им. И мы замечали, что политические деятели Западной Германии все в большей степени отходили от идеи конфронтации с великой державой на Востоке, причем, конечно же, не последнюю роль играл пример гибкости, показанный американским президентом, вызывавшим всеобщее восхищение. Неделю спустя после визита Кеннеди в Западный Берлин Эгон Бар выступил с речью в Евангелической академии в Тутцинге. Речь обратила на себя большое внимание, но тогда всю ее значимость еще не предвидели. Темой выступления было “изменение посредством сближения” — идея, позже вошедшая в историю как концепция “новой восточной политики”. На том же заседании Вилли Брандт заявил: “Решение германского вопроса существует только вместе с Советским Союзом, а не против него”.

В результате закрытия границы 13 августа 1961 г. моя служба не только оказалась в плачевной ситуации из-за возникшей необходимости заново организовывать переброску курьеров и агентов через границу, но и, сверх того, столкнулась с попытками контрразведки, подчиненной Мильке, устанавливать личность наших источников и нелегальных сотрудников. Мы решительно отвергли эти попытки. Так возникла парадоксальная ситуация: контроль на границе, установленный с нашей стороны, создал для нашей разведки гораздо большие проблемы, чем относительно безобидные меры контроля на западной стороне.

Даже встречи на обочинах транзитных автомагистралей, которые часто легче было устроить для наших западных информаторов, чем посещения ГДР, приходилось организовывать так, чтобы не оказаться под прицелом нашей контрразведки. Вплоть до закрытия границы было нетрудно запускать наших сотрудников в мощный поток беженцев, стремившихся на Запад. Теперь этот путь оказался закрыт. Некоторые кандидаты на выезд застряли в процессе подготовки, а так как “зеленая граница” еще не была очень плотной, мы отважились на переброску своих людей под видом бегства.

Приходилось полностью заново продумать практику переселения. Эти операции становились все более дорогостоящим делом, — от обеспечения необходимых документов до прочесывания западногерманской системы оповещения о беженцах и погибших с целью поиска брешей, в которые мог бы устремляться поток иммигрантов. Мы снабжали некоторых наших кандидатов документами жертв воздушных налетов на Дрезден, так как многие погибшие из числа беженцев не учитывались в центральном информационном каталоге. Могло случиться, что настоящий владелец таких документов еще был жив и находился в Федеративной республике, но часто все обходилось.

С годами между VI отделом нашего Главного управления разведки, ответственным за переселения, и так называемой “нелегальной линией” Первого главного управления КГБ сложились тесные, даже дружественные деловые отношения. Они основывались и на том, что председатель КГБ Юрий Андропов трезво оценивал разведывательные возможности “легальных” резидентур в зарубежных представительствах и высказывался за усиление работы по “нелегальной линии”.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});