Она умерла как леди - Джон Карр

Иронию судьбы в связи с этой историей я не намерен обсуждать, но должен упомянуть о ней. Целью этой рукописи было доказать то – в чем доктор Кроксли был убежден до последнего дня, – что Рита Уэйнрайт и Барри Салливан не покончили с собой, а были убиты.

К счастью, он никогда не узнал, что убийцей этих двоих, которого он преследовал с таким упорством, был его собственный сын Том.

Глава 20

Можно считать, что дело подошло к концу в моей студии в Ридд-Фарм на Эксмуре, холодным и туманным вечером в начале февраля 1941 года.

Молли и я – Молли стала миссис Феррарс в июле – развели огонь в камине с достаточно просторным очагом, чтобы туда можно было въехать на небольшом автомобиле. Горящие поленья отбрасывали красно-желтый свет на коричневые балки и затемненную стеклянную крышу.

Молли сидела, скрестив ноги, на ярком индейском ковре у камина. Я поместился напротив, покуривая трубку в лучших семейных традициях. А на диване среди подушек лицом к огню расположился Г. М. Старый маэстро приехал из Лондона на уик-энд, чтобы сообщить нам правду. Шок от услышанного еще не миновал.

– Том! – повторяла Молли. – Том! Том! Том!

– Значит, – сказал я, – доктор Люк все-таки был прав в своей реконструкции? Убийства были совершены именно так, только убийца…

Рукопись доктора Люка лежала на коленях у Г. М. Он перелистывал страницы, исписанные аккуратным почерком.

– Понимаете, – отозвался Г. М., положив рукопись на диван, – здесь сказано все. Доктор простодушно утверждал, что недостаточно находиться просто близко к человеку, чтобы видеть его. Если это было справедливо, когда он говорил об Алеке Уэйнрайте, то еще справедливее, когда он говорил о собственном сыне.

Любопытно, как он пишет о нем. В рукописи Том присутствует постоянно. Мы читаем о том, что он говорил и делал, и можем сформировать мнение о его характере. Но старый доктор к этому не стремился.

Дело в том, что он никогда не думал о Томе, как о персонаже этой истории. Том присутствовал в ней как мебель, упоминаемый наряду с остальными посторонними деталями. Доктор не наблюдает за Томом, не понимает его и даже не считает это необходимым.

Впервые мы сталкиваемся с Томом, когда он закрывает свой медицинский саквояж и произносит энергичную речь о нескромных любовниках, которые дают повод сплетничать об их связи. В последний раз мы видим его сидящим «с мешками под глазами» под люстрой в столовой, эмоционально истощенным и в крайнем напряжении. Старый доктор приписывает это физическому переутомлению и даже упрекает его за излишнее усердие на работе.

Ему никогда не приходило в голову, что он делит дом с сильным мужчиной, привыкшим подавлять свои эмоции, который так сильно влюбился в Риту Уэйнрайт, что, обезумев, убил саму Риту и ее любовника, узнав, что они собираются бежать. Наблюдая, можно было заметить, что дело идет к неизбежной трагедии.

Г. М. постучал по рукописи.

– Впрочем, это легко понять. Я уверен, что если бы мы писали отчет, где фигурирует член нашей семьи, то написали бы о нем так же, как и старый доктор.

Хотя в камине потрескивали дрова, Молли поежилась.

– А что вообще заставило вас подумать о Томе? – спросила она.

– Неужели вы, девочка моя, не поняли уже во второй половине вторника, что виновным мог быть только Том Кроксли? – Г. М. подмигнул мне: – А вы-то осознали это, сынок?

– Пусть меня повесят, если осознал!

– Но я имею в виду, – настаивала Молли, – что заставило вас подумать о нем впервые?

Г. М. посмотрел на нее поверх очков:

– Думаю, что вы, девочка моя.

– Я?

– Угу. В понедельник, после того как Крафт, доктор Люк и я приходили повидать вашего старика, мы ехали по шоссе, и Крафт спросил меня, что я о вас думаю. Я ответил, что вы мне очень нравитесь…

– Благодарю вас, сэр.

– …но что я, как правило, не доверяю девушкам, которые утверждают, что не интересуются противоположным полом. Обычно это значит, что они подавляют свой интерес.

– Черт бы вас побрал!

Молли стала пунцовой, как некоторые секции индейского ковра. Несмотря на все еще раздражающую меня репутацию насмешника, которую создала мне рукопись доктора Люка, я позволил себе скромно усмехнуться. Тем не менее Молли села ко мне на колени и я поцеловал ее при госте, что для миссис Феррарс является практически признаком распутства.

– Перестаньте тискаться! – рявкнул Г. М. – Именно тисканье довело беднягу до всех его бед.

– Прошу прощения, – извинилась Молли. – Продолжайте.

– Ну, я подумал о молодом парне, который лечил мой палец, – Томе Кроксли. Он тоже постоянно твердил, что не видит в женщинах никакой пользы, выставляя себя эдаким монахом-траппистом.[40] Женщины – хищницы, женщины – такие, женщины – сякие… Том выглядел прирожденным холостяком, и меня заинтересовало, не слишком ли он старается им выглядеть.

В конце концов, он был лечащим врачом Риты Уэйнрайт. Кто-то должен был написать ей рекомендацию для паспорта, если доктор Люк этого не сделал. Почему Рита была так расстроена 22 мая, когда пришла повидать доктора Люка, заявляя, что ей нужно снотворное, но в действительности чтобы вытянуть из него рекомендацию? Он спросил ее, почему она не обратилась к Тому, и Рита не дала адекватного ответа. Не потому ли, что, так как она не рискнула обратиться к Люку с этой просьбой, ей пришлось обратиться к Тому? А если так…

Понемногу картина начинала проясняться. Понимаете, мне не понравилась одна часть разговора доктора Люка с Алеком Уэйнрайтом в субботу вечером.

В приемной доктора Люка Рита клялась ему, что никогда не изменяла мужу до встречи с Салливаном. Доктор Люк, в свою очередь, сообщил это Алеку Уэйнрайту. «Понимаю, почему она вам не рассказала», – засмеялся Алек. Для ошеломленного доктора это не означало ничего, но для моего подозрительного ума значило очень многое. Что, если Том и Рита были любовниками?

Во вторник утром мы споткнулись о пункт, который беспокоил меня с самого начала.

Г. М. внезапно сделал паузу.

Его лицо стало рассеянным, как будто он что-то вспоминал. Пробормотав извинения, Г. М. достал из внутреннего кармана конверт и начал что-то писать на нем огрызком карандаша.

Его голос звучал глухо. Словно он пробовал слова на вкус.

– Ротбери, Роуфант. – Г. М. склонил голову набок, изучая написанное. – Хм… Роксборо? Ройстон, Раджли? Отравитель Палмер жил в Раджли. Угу…

Мы уставились на него.

Молли была слишком вежлива, а я – слишком удивлен, чтобы комментировать. Г. М. вернул конверт в карман и фыркнул.

– Меня беспокоило следующее, – продолжал он, нахмурившись. – Убийца – кто бы он ни был и как бы он это ни проделал – совершил практически идеальное преступление. Во-первых, пять шансов против одного были за то, что тела унесет в море и их никогда не найдут. Во-вторых, даже если бы их нашли, это мало что изменило бы, пока кто-нибудь не наткнулся бы на орудие преступления.

Тогда почему же он совершил такую глупость, выбросив пистолет 32-го калибра на шоссе? Я едва не прожег себе мозги, но, с какой бы стороны на это ни смотреть, все выглядело нелепо. Единственно разумным объяснением казалось то, что убийца не собирался выбрасывать оружие и сделал это нечаянно – иными словами, потерял его.

Во вторник утром Крафт и я пришли повидать Белл Салливан в дом доктора Люка, где бедняжка провела первую ночь. Мы хотели расспросить ее о фотографиях Барри Салливана, но мимоходом узнали кое-что, отчего у меня встали дыбом отсутствующие волосы. У Тома Кроксли была дыра в подкладке кармана пиджака, и девушка хотела ее зашить.

Молли так резко выпрямилась у меня на коленях, что едва не обожгла щеку о чашечку моей трубки.

– Случай упоминается в рукописи, – продолжал Г. М. – Старик честно и простодушно отметил эпизод, рассказывая, как Том и Белл разговаривали накануне вечером. Что и стало очередным доказательством в пользу того, что именно этот несчастный, обезумевший от любви парень совершил оба убийства и плакал, как ребенок, возле машины жертвы. Немного позже появилась деталь, которая забила последний гвоздь.

Вся моя версия основывалась на предположении, что Рита и Барри собирались бежать в Америку, прихватив с собой бриллианты, подаренные Алеком Уэйнрайтом. Но когда мы поднялись в спальню и открыли шкатулку из слоновой кости, бриллианты оказались на месте. Признаюсь, в тот момент я решил, что старика положили на обе лопатки.

– Я все еще не понимаю насчет этих бриллиантов, – сказал ваш корреспондент. – Именно они все решили на дознании. Здешние жители до сих пор уверены, что произошло самоубийство по сговору. Если бриллианты были на месте…

– Сынок! – прервал Г. М. – Неужели вы не понимаете, что бриллианты оказались в шкатулке, потому что кто-то вернул их туда? Интересно, говорил ли что-нибудь об этом сам Алек Уэйнрайт?

Молли уставилась в пол.

– Профессор Уэйнрайт уехал отсюда. Он вообще ни о чем не говорил. Доктор Люк был его единственным другом. Думаю, он пережил трагедию, но не может пережить войну.