Когната (СИ) - Сальников Алексей Викторович

Вымокшие насквозь, уставшие, развели костер сразу же, как только выбрели на ровное сухое место, и не знали, чему больше радоваться: разогретым консервам ли, быстро высохшим вещам, — и так соскучились по теплу, что не стали гасить костер с наступлением темноты, а так и завалились возле огня. Максиму Сергеевичу выпало караулить их стоянку с часу до четырех, а еще не растворенная недолгим отдыхом усталость давала о себе знать, и звуки леса — каждый хруст ветки под ветерком наверху, любой вопль птицы или животного чудились сонной голове Максима Сергеевича одним необъятным живым существом, бродившим близко к границе света вокруг них, то ухавшим, то хохочущим из-за спины, то пробегавшим там и сям с таким звуком, будто задевало штукатурку.

Максим Сергеевич решил, что задремал, когда к нему прямо из мрака вышла девочка с разлохмаченными темными волосами и грязным лицом, прикоснулась ладонью к его бороде и одобрительно рассмеялась. От девочки пахло падалью и растительным тленом. Максим Сергеевич ощутил что-то вроде толчка паники, который заставляет проснуться, но при этом не проснулся. Разбуженный вонью, пробудился как раз Септим: сначала медленно, с зевком и недовольной миной, но, увидев гостью, он заметно вздрогнул и стал выглядеть так, словно и не спал вовсе.

В свете костра Максим Сергеевич рассмотрел, что девочка — дракон. Ее каучуковое лицо светилось любопытством и одобрением, она по-хозяйски подсела к горящим веткам и протянула руки навстречу жару. Максим Сергеевич и Септим молча наблюдали за ней. Насколько Максим Сергеевич мог разобрать при свете огня, различить сквозь грязь, все предметы ее одежды — полукомбинезон, рубашка, ботинки — были фиолетового цвета. Он заметил и светлые пятна на ткани большого кармана спереди полукомбинезона — следы споротых ниток номена и имени. Сзади — от слипшихся на затылке волос по самый нижний край лопаток, у нее было задубевшее чернильное пятно, смешанное с землей.

— Как твое имя есть? — негромко спросил Септим.

Вместо ответа девочка странно задергалась, как в долгих судорогах, проходивших через все тело, встала на четвереньки, и ее стошнило какими-то комками шерсти, в которых Максим Сергеевич определил мышиные шкурки, а когда определил, с трудом сам удержался от рвоты. Как ни в чем не бывало девочка села обратно, вытерла рот рукавом, достала из кармана дохлую мышь и, недолго пожевав, проглотила.

— Я когда в яме проснулась, — девочка обернулась к Максиму Сергеевичу вместо того, чтобы отвечать Септиму, — я так долго копала, что у меня ногтей не осталось!

Она, словно невидимый мячик в руке держа, озадаченно повертела рукой без ногтей.

— Они потом вырастут? — спросила она.

Максим Сергеевич кивнул, не в силах говорить из-за кома, внезапно заткнувшего ему горло.

— А ты не обманываешь?

Максим Сергеевич покачал головой.

— Это хорошо есть, — вздохнула девочка, обняла колени и продолжила смотреть на огонь, затем вспомнила и беспокойно попросила: — Если я усну, вы меня не закапывайте.

— Не будем, — пообещал Септим неожиданным для него сиплым голосом. — Но и ты нас не закапывай, если мы уснем.

Она задумалась, глядя наискось куда-то вверх, видно, прикидывала, под силу ли ей такое сделать, но обещать в ответ не стала.

Максим Сергеевич решил, что после такого уже вряд ли уснет до самого утра, но отключился, и еще как, открыл глаза, когда совсем взошло солнце, и обнаружил гостью у себя под боком.

— Она сначала ко мне пристраивалась, не хотела тебя беспокоить, — объяснил Септим, колдуя у костра, — но я ведь комнатной температуры, от меня толку нет.

— Как думаешь, что случилось? — шепотом осведомился Максим Сергеевич.

Септим покачал головой, но девочка, оказывается, услышала шепот Максима Сергеевича и сказала:

— Все уснули и не просыпаются. Сначала рыцари пришли с собаками, рыцари всех собрали, и все уснули.

— И рыцари тоже? — шевельнулся Максим Сергеевич.

— Нет, не так все было. Все уснули, а рыцари исчезли, и собаки пропали. А я, когда кто-нибудь проснется, устала ждать и искать кого-нибудь пошла. А дома сгорели.

— Как думаешь, кто это мог быть? — спросил Максим Сергеевич у Септима, но тот лишь пожал плечами.

Частичный ответ нашел их сам, когда они еще походили под хвоей, по хвое, среди хвои и смолы, выползли из леса и наткнулись на железную дорогу. Все совместное путешествие они не спрашивали у девочки ничего, а она ничего им не рассказывала, а терпеливо шла рядом, отбегая в сторону за мышью или за кем другим, кого могла поймать и съесть. Но и от консервов и сухарей не отказывалась. Безымянная девочка сразу прикипела именно к Максиму Сергеевичу — неясно, что ей в нем так пришлось по вкусу. Возможно, он не походил на драконов, которые убили ее родных (или у кого она там жила), может быть, ей нравилось, что от него исходило тепло. «Может быть, она, как утенок, вылупилась из могилы, — предположил Септим. — Шла, шла и к первому встречному прибилась, попался бы ей медведь, она бы и к нему прибилась». Она шмыгала носом во сне, но, когда бодрствовала, вела себя вполне живо, даже бойко. При свете Максим Сергеевич и Септим проверили ее затылок — это походило на сильный ушиб, будто она упала с большой высоты, либо ее кто-то ударил рукояткой сабли или прикладом.

Жар нагретых солнцем шпал и рельсов вселил в обоих драконов — большого и маленького — невероятную бодрость, они шустро запрыгали, шумно предвкушая недалекую станцию, а Максима Сергеевича, наоборот, развезло от духоты, он нещадно потел и вымок насквозь, что крайне удивляло девочку.

— Почему вода с тебя течет? — не удержалась она наконец от вопроса, что томил ее, видимо, давно. — Ты что — водопад есть?

— А почему вокруг тебя мухи летают? — желчно ответил Максим Сергеевич. — Ты что — муравейник есть?

Почему он сравнил девочку с муравейником, он и сам себе объяснить бы не смог, но Септим и девочка одобрительно посмеялись.

Она ловко пятилась спиной вперед, точно попадая подпрыгивающим шагом на шпалы, придумывала, что бы еще такого сказать в пику Максиму Сергеевичу, но вместо этого показала пальцем куда-то за него:

— Собаки.

Они с Септимом развернулись и подпрыгнули одновременно. Снизу, из леса, нагоняя их и забираясь все выше к рельсам, бодро бежали шесть очень красивых, азартных молчаливых овчарок. Следом за ними спешили рыцари в одинаковых голубых с синим доспехах. Видимо, лесная диета повлияла на них плохо — ни один не летел, все двигались, медленнее, чем овчарки, но зато Максим Сергеевич не мог сосчитать, сколько их всего.

— На собак патроны не трать, — расчетливо скомандовал Септим.

Он утащил Максима Сергеевича и девочку на противоположный от нападавших склон низкой железнодорожной насыпи, бросил через плечо:

— Давайте-ка снова в лес оба.

Уперев приклад в плечо, он водил винтовкой в поисках сине-голубой драконьей головы, что неизбежно должна была появиться над рельсами, другой рукой держал саблю.

Максим Сергеевич не внял его ценным указаниям, а отступал к лесу вместе с Септимом, и как только первая собака перемахнула к ним, выстрелил ей одиночным между треугольных ушей, она закувыркалась им под ноги. Остальным собакам это лишь добавило злости, но еще три с визгом заюлили в траве среди зелени и очень больших и ярких бутонов купальницы. Две, что попытались оббежать взрослых и вцепиться в непрерывно шипевшую кошкой девочку, тоже завалились и пропали в траве. Показались и драконы. Один все же сумел взлететь, но сразу свалился обратно, получив пулю, неизвестно — раненый, нет, на такой дистанции попадание в доспех не гарантировало пробития брони, а вот Максим Сергеевич почувствовал удар в ногу, и, зашипев, чуть ли не как девочка-дракон — так же бесполезно и бессильно, — от неожиданности упал, попытался встать, и тут уже коротко заорал от боли. Впрочем, это не помешало ему отпугивать выстрелами там и сям возникавшие над путями сине-голубые шлемы, пока Септим, ругаясь на чем свет стоит, волок его за рюкзак к деревьям, и сам еще частично успевал прикрывать отход выстрелом-другим. Максим Сергеевич увидел брошенную Септимом саблю: не всю, а определил по металлическому взблеску, что это, скорее всего, она. Девочка, сообразив, где побезопаснее, семенила, укрываясь за ногами Септима.