Пешки - Татьяна Чернявская

Изящно подхватив столовый прибор, выпрямив спину и изобразив лицом нечто среднее между ратишанской холодностью и простонародным пофигизмом, госпожа Чаронит смело зачерпнула кашу с куском ближайшей шкварки и, не принюхиваясь, отправила в рот. Её глаза тут же закрылись, а на лице проступила гримаса крайнего отвращения, сменившаяся явными рвотными порывами, но закалённая ученической столовой девушка стоически проглотила, так ни разу и не проживав. Эл даже мысленно поаплодировала её подвигу. Духовник воровато приоткрыла глаза, глянула на хозяйку и быстро отпила из кувшина воды. Лицо девушки раскраснелось, а в глазах появился нездоровый блеск.

— Что‑то ты мне не нравишься, — задумчиво протянула Алеандр, незаметно спуская под стол уже вторую щкварку.

— Ты мне тоже, — буркнула в ответ Танка, отколупывая второй кусок каши. — Я вообще‑то предпочитаю высоких, темноволосых и мужчин.

Эл в ответ только невнятно хмыкнула. По опыту долгого общения она прекрасно знала, что в болезнях Яританна всегда проходит две стадии в зависимости от температуры. Сначала она раздражённая, хмурая и злая, пытается есть сквозь силу, смотрит на всех волком и порывается к ненаправленной активности. Потом, когда жар усилится, Танка становится весёлой, смешливой и добродушной, любит весь мир, несёт полнейшую чушь, теряет аппетит и моментально засыпает. В такие моменты бывает даже жаль, сбивать жар больной.

Пока же девушка не успела, как следует разболеться и была подобна грозовой туче. Она коротко злобно рыкнула на подползающую к ногам кошку и в один заход запихала в рот оставшиеся шкварки. Травница так поняла, что этот акт самопожертвования был вызван исключительно нежеланием делиться провиантом с хвостатыми. Эл на её месте постаралась бы просто прикопать оставшиеся куски в стоявшем неподалёку горшке с лавровым деревом, как всегда делала с манной кашей по утрам. Опытные уборщицы почти не удивлялись тому, как быстро в столовой гибнут любые вазоны.

— Пойду, что ли откопаю тебе какой‑нибудь порошок от простуды, — проворчала травница, косо посматривая на давящуюся кашей подругу.

— Лучше откопай от изжоги и что‑нибудь желчегонное. Я просто чувствую, как скукоживается несчастная печень, — оставив тщетные попытки избавиться от мерзкого послевкусия, Танка теперь присосалась к воде.

Археологические раскопки в знаменитой пустыне Мёртвых Царей, наверняка, были менее захватывающими и сложными, чем выискивание в травницкой сумке нужного свёрточка или пучка. Обычно у Эл на это уходило не менее получаса, но в чрезвычайной ситуации приходилось действовать оперативно. Валент влетела в кухню с искомым порошком, боясь, что запасы воды уже подошли к концу, но обнаружила лишь пыхтящую от сдерживаемого негодования хозяйку и Танку, ложкой отгоняющую котов от порции боевого товарища. Коварный план по избавлению от неугодного завтрака без закрепления образа привереды был раздавлен в зародыше.

— План на сегодня! — Танка напустила на себя серьёзную мину, от чего у подслушивающей тётки едва не выпала из рук поварёшка. — Нужно дотащиться до Станишек, а оттуда уже подрядиться к кому‑нибудь в Жодишки. И поскольку ни моральное, ни материальное состояние наше не изменилось, проделать всё это следует пешком. Или второй вариант быстро — быстро отращивать актёрский талант и, бултыхаясь в собственных слезах и соплях, упрашивать кого‑то прямо сейчас об аренде телеги.

— А что это идея! — воскликнула травница, которая перестала слушать подругу после опостылевшего слова «пешком».

— Н-да? — теперь черёд удивлённо замолкать пришёл духовнику.

Не обращая внимания на её вытянутую рожицу, Алеандр восторженно начала размазывать кашу по тарелке, столу и частично пальцам, тараторя в излюбленной травницкой манере:

— Конечно! Да как это я сразу до этого не додумалась! Чего себе голову зря морочить и ноги сбивать? Лошадь! Вот что нас спасёт от верного блуждания по полям и лесам! Лошадь — это же универсальное и наиболее доступное транспортное средство для среднестатистического жителя княжества, не отягощённого чародейскими связями!..

— Спасибочки, просветила, — недовольно буркнула духовник.

— Лошадь, — не расслышав комментария подруги, упоённо продолжала вещать кошке Эл, — прекраснейшее и умнейшее животное, прокорм которого в наших широтах крайне прост в связи с его доступностью в летний период! Скорость лошади значительно превышает скорость пешехода, а это значит — прилично сокращает время передвижения. Если не хочется плестись пешком под палящим солнцем, если свежий ветер, скорость и азарт не дают вам покоя, лошадь сможет превратить самое занудное передвижение в увлекательное путешествие! Лошадь — вот универсальное решение нашей проблемы! Всего одна лошадь, а сколько часов сэкономленного пути!

— Ты на рынке случаем не подрабатываешь, — зашипела Танка.

Выбитая замечанием из колеи девушка только моргнула, но тон и азарт базарного зазывалы в голосе слегка притушила:

— Одним словом, лошадь — это то, что нам нужно! Что может быть проще…

Тенегляд в священном ужасе взирала на разбушевавшуюся подругу, изредка обмениваясь ошарашенными взглядами с хозяйкой и тремя котами.

— Э-э-эл? — прохрипела Яританна, пытаясь привлечь к себе внимание хотя бы кошек. — А ничего что я вообще ездить верхом не умею?

Кошки и их хозяйка, сменившая выражение лица на забито — заинтересованное, уставились на бледное нечто, потому как для любого сельского жителя (чего уж там и в столице‑то не отставали) умение ездить на лошади считалось таким же естественным как ходьба или дыхание.

— Да? — на личике травницы промелькнуло удивление и тут же сменилось совершенно непонятным и порядком пугающим ликованием: — Так ведь я прекрасно умею!

«Рада за тебя».

Алеандр Валент стремительно подскочила, стратегически верно свернув локтём почти нетронутую кашу, и, схватив за руку простывшую подругу, ринулась собирать вещи:

— Нефига, Танка! Прорвёмся!

Меланхолично плетущаяся следом за своим лохматым предводителем Яританна отстранённо подумала, что чудотворное в учёбе слово «нефига» скоро станет предвестником катастроф локального масштаба для одной конкретно взятой чародейки.

* * *

Воистину загадочным было сие поселение.

Первой и непреодолимой для историков и фольклористов загадкой было само название. Мароськи-ить — Федоску наследовало двойное имя не от помещика — оригинала или пары легендарных основателей и даже не из‑за чародейского пролома, а по вечной, как мир, проблеме дурных писак и читак. Один чародей в спешке на собственной карте намарал название точки выброса силы, другой вытер об неё жирные руки, третий, долго думая, попытался переписать нечитаемые каракули, а четвёртый, печально вздохнув, внёс в реестр оба варианта от греха подальше. Эта история происхождения, правда, не слишком почиталась местными жителями, уязвлёнными в самое сердце, отсутствием аутентичного названия, поэтому побывав в этом загадочном селенье, незадачливый странник сможет услышать более десятка вариантов легенд о деревне от вполне правдоподобных, до совершенно мистических.

Вторым поводом для загадочности обычному среднему селу служила форма застройки. Ровные рядки аккуратных домиков расходились продолговатыми полукружиями вдоль длинного оврага с единственным хлипким мостом, словно враждующие армии у линии фронта, через которую ходить неохота, а поплевать само то. Коньки, рамы и даже цвета крылечек были у разных сторон свои. Единственным местом душевного и телесного единения всего взрослого населения была харчевня старого Брова. Хотя даже там были раздельные дни возлияний и две аккуратные дорожки для различных половинок села. Верхом изыска в исконной борьбе в дни раздельного пьянства было нагадить на дорожку поганых вражин или выцарапать на мосту обидную надпись. Видимо, именно такая активность сельчан стала основной причиной хлипкости связующей конструкции. Но, несмотря на всю взаимную неприязнь, половины села всегда сплочались, идя бить морды жителям соседних сёл.

К слову, молодых подмастерьев будущих выдающихся чародеек и надежду Замка Мастеров в этот день ставила в тупик вовсе не территориально — историческая оригинальность места.

— Э-э-эл? — слегка пошатывающаяся с болезни бледная духовник подёргала девушку за кончик косы, когда из окна очередной избы высунулась тощая старушечья лапка и скрутила выразительный кукиш. — Тебе здесь ничего не кажется странным?

Намётанному глазу духовника странным показалось уже то, что валявшийся во время их ночной работы сельхозинвентарь резко лишился всех металлических частей, не сменив изначального местоположения, словно толпа угробьцев в поисках металлолома прошлась. Если обезлюдевшая в законный выходной день улица ещё худо — бедно объяснялась всеобщей набожностью и забитым по самую крышу местным святилищем, то в саморастущие на заборе крапивные и чесночные плетёнки верилось с трудом. Да и великая любовь к начищенным до зеркального блеска посудинам на дверях и ставнях не одной модой не привечалась. Про периодически появляющиеся из окон кукиши и прочие малоприятные жесты и целые горки маковых зёрен под каждой калиткой уж и говорить было нечего. Также порядком напрягал постоянный звон колокольчиков и вопли заживо общипываемого петуха. Хотя связки крысиных черепов и один вурдалачий хвост приятно порадовали тенеглядскую душу. В целом же, состояние Моросячьей части посёлка могла послужить прекраснейшей иллюстрацией к сборнику «Твари дюже страховидные и пути усекновения», притом ко всем тварям разом, так как честные труженики села, явно не разобрались, кого следует ожидать от ближайших соседей.