Рожденные водой - Виктория Павлова

та лишь просила продолжать, подбадривая жестом.

Пока Эштон все это рассказывала, Дэш не мог понять радует его возвращение домой или все же огорчает. Сестра выглядела виноватой по-настоящему, а мать встревоженной, будто ей было жизненно важно решить все здесь и сейчас, чтобы отголоски скандала больше никогда не просочились в их жизнь. Дэша пугало их желание с ним помириться, он не понимал — зачем. Если бы он ушел, всем было бы проще. Только Эйзел молча хмурилась, и Дэша это как раз успокаивало, потому что было привычным и понятным.

— Ну все, — выдохнула Эштон.

И Дэш тоже. Он хотел, чтобы это побыстрее закончилось, чтобы Эштон перестала давить из себя слова, которые говорить не хотела. Выглядела она жалко, и ему от этого было неловко, будто сестру прилюдно заставляли делать непристойности, например пукать в тишине на весь класс.

— Нет, не все! — заявила мать. — Попроси прощения у Дэшфорда за то, что его обидела.

— Прости, — выдохнула сестра.

— Да, ладно, хорошо, — покивал Дэш только бы поскорее уйти к себе в комнату.

— За что конкретно? — не отступала мать. — Произнеси это.

— Гертруда, да перестань уже, — встряла бабушка. — Она же уже десять раз извинилась. Что еще ты хочешь от девочки?

— Мама, не лезь! Ты вообще-то была дома и могла это предотвратить. Эштон, за что конкретно ты просишь у Дэшфорда прощения?

— Да я понял…

— Дэшфорд, помолчи! — рявкнула мать.

И он замолчал, мысленно подбадривая Эштон. Ему вообще казалось, что эти извинения больше нужны матери, что ее снова заело, как с занавесками на кухне, которые она все время меняла, как с ее готовкой миллиона блюд до изнеможения, пока она не начинала валиться с ног. Когда Гертруду Холландер заклинивало, бороться с этим не мог никто.

— Я не считаю, что ты лишний. И что без тебя было бы лучше. Прости за то, что я наговорила грубостей, — произнесла красная, как рак, Эштон, с отчаянием глядя на мать. — Я не хочу ничего менять. Я не хотела никого оскорбить. Я была не права.

Мать удовлетворенно вздохнула и улыбнулась. Эйзел с раздражением закатила глаза, демонстрируя, как к этому относится, а Эштон быстро выбежала из комнаты, наверное, расплакалась.

После ужина он сидел в своей комнате за письменным столом, пытаясь заново привыкнуть к нему, к полкам с книгами, виду из окна, и не отпускал Енота от себя дальше, чем на пару метров. Все вокруг казалось ему ненастоящим, выдуманным по чьей-то чужой прихоти, а воздух глухо звенел, как мешок с монетами. Дэш никак не мог пережить все, что случилось, и ощущал себя так, будто только что упал с высоты. Вроде ничего не сломано и крови нет, но ощущения точно такие. Его оглушило.

Дверь открылась, и Дэш удивленно повернулся. К нему обычно никто не заходил, только бабушка иногда, взять вещи в стирку или вручить пылесос для уборки.

Зашла Эштон и нерешительно застыла на пороге.

— Я стучала… Ты не хочешь меня видеть, понимаю, но… Может быть…

— Тебя мать подослала? — с подозрением спросил Дэш. Разговаривать с сестрой не хотелось, и вообще ни с кем не хотелось. Последнее время все, что говорили окружающие, либо пугало, либо было слишком непонятно, что в конечном счете тоже пугало.

— Нет. — Эштон помотала головой. — Я сама. Можно?

Дэш оценил ее намерения. Ему не хотелось обманываться, но было даже любопытно, что же такого она хочет сказать, чтобы не услышала мать. Он кивнул. Эштон тут же подошла и плюхнулась на кровать рядом со стулом Дэша.

— Такая некрасивая сцена вышла, — округлила она глаза, — я еле выжила.

— Некрасивая, — согласился Дэш. Только он подозревал, что они с сестрой имеют в виду разные сцены: он бы с удовольствием стер из памяти ее слова, которые она выкрикивала от сердца, о том, что он лишний и что его здесь держат из жалости, а сестра, скорее всего, говорила о материнской постановке, где ее заставили лгать. При всех недостатках лгуньей Эштон все же никогда не была. Она могла выпалить что-то на эмоциях или ошибаться сама, но прямо в лицо не обманывала.

— Слушай, я правда не считаю, что ты лишний. У меня просто вырвалось… Тебя долго не было, и… Я тебя увидела и испугалась… Подумала, что…

— Что домой вернулось чудовище? — буркнул Дэш.

— Ну что ты! — Эштон неестественно хихикнула и нахмурилась, но не удивленно, а скорее испуганно.

Дэш следил за ее мимикой и прислушивался к себе. Где-то внутри него сидит чудовище, не буквально, фигурально, и все это знают, с ужасом ожидая момента, когда оно покажет свою суть.

— Слушай, ну характер у меня такой, — начала сестра новый заход, — я иногда себя будто не контролирую. Делаю что-то или говорю, а потом жалею. Ну ты же меня знаешь, Дэш. Я не специально. — Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась натянутая, как у матери.

Он кивнул, удивленный ее неожиданной откровенностью. Давно он не ощущал, что с ней действительно можно поговорить, а не получить в ответ кучу колкостей.

— Так о чем ты действительно сожалеешь? О том, что я ушел, или о том, что вернулся?

Эштон настороженно откинула назад голову:

— Тебе так сложно принять извинения?

— Я хочу, чтобы они были искренними, иначе в них нет смысла. Что ты на самом деле думаешь?

Эштон смутилась. Уставилась себе под ноги, постучала носком ботинка по полу, вздохнула. Дэш потрепал Енота по загривку, молча ожидая продолжение. Он пса больше не оставит, и если и уйдет снова, то только с ним.

— Знаешь, все так сильно изменилось за лето. Я уже не та Эштон, которую ты знал. Мне кажется, сейчас я сама себя не знаю. Мне страшно. Но не из-за тебя, нет, — торопливо вставила она, — просто все оказалось таким… пугающим.

Дэша насторожил ее тон. Она оставила попытки нарочитого веселья или чрезмерного оптимизма, а просто говорила о том, что скопилось на душе.

— Что — все? — переспросил он, затаив дыхание. Что могло испугать бесстрашную спортсменку?

У Эштон затуманился взгляд, будто она погрузилась в глубокие раздумья.

— Мне кажется за лето я прожила тысячу жизней, успела десятки раз умереть, но каким-то нелепым образом все еще продолжаю дышать. Вчера звонил тренер по роллер-дерби, напомнить, что меня ждут в команде, мы с ним договаривались в мае. А я даже не помню, нравилось ли мне роллер-дерби или нет… Ты не знаешь?

Дэш от ужаса даже дышать перестал. Растерянность Эштон выбивала опору из-под ног.

— Нет. Ты со мной роллер-дерби не обсуждала. Что произошло в тот день,