Мент для новых русских - Александр Золотько

Затем Крысы быстрым открытым голосованием избрали закупочную комиссию. Баба Зина, Доктор, Тотошка и Ирина должны были отправиться на рынок, но Ирина неожиданно взяла самоотвод:

– И не подумаю, – резко бросила она и отправилась к своему хозяйству.

– Ты чего Ирина? – спросил кто-то из толпы. Но она молча махнула рукой.

– С ума съехала, – тихо сказал Тотошка и покрутил пальцем у виска, – мы без нее управимся.

– Только я хотел бы обратить ваше внимание на один очень важный момент, – сказал Доктор, – Михаил совершенно ясно дал понять, что никто из нас не должен появляться никому на глаза. Никто.

Повисло тягостное молчание.

– А чего там, – первым, естественно, не выдержал паузы Петрович, – одеться получше – никто и не разберет. Мы ж не работать пойдем, а покупать.

На том и порешили.

Закупочная комиссия вернулась достаточно быстро и помимо покупок принесла еще и свежие новости.

Во-первых, и это особенно поразило Крыс, цыгане на освободившемся жизненном пространстве замечены не были.

– Никого. Ни попрошаек, ни гадалок, – захлебываясь радостью, рассказывал Тотошка. – Как сто бабок пошептало.

– Михаил сказал, – поправил его Конь.

– Точно. Даже на Стометровке цыган не было.

Стометровка, переулок утыканный ларьками и расположенный на пути от рынка к железнодорожной платформе, всегда была спорной территорией, на которой Крысы и цыгане работали параллельно, что неизбежно приводило к эксцессам. И то, что цыгане добровольно отказались от лакомого участка потрясло Крыс необычайно.

– А еще, – Тотошка сделал драматическую паузу и продолжил тихим, но значительным тоном, – рассказали нам еще о делах странных…

Крысы притихли.

– Вчера кто-то, – Тотошка сделал ударение на «кто-то», – кто-то на лоходроме почистил карманы кассиру. Взял хорошие деньги.

– Это кто сказал?

– Безногий Генка сказал. И еще сказал, что сегодня, совсем недавно, точно также опустил кто-то двух менял на Пятачке. Гарика и Степу. И тоже на хорошие деньги. И никто ничего не видел.

Безногий Генка, нищий с рынка, как источник информации котировался очень высоко. Он умудрялся знать все обо всем, не покидая своего рабочего места возле продовольственных рядов. Тем из Крыс, кто сразу не понял, на что намекал Тотошка, все объяснили соседи. И над Крысами снова зависла тишина, на этот раз благоговейная.

Кинуть кассира и кидал на их собственной территории мог только человек близкий по своим способностям к гениальности.

– Ты думаешь, что это?.. – начал было Конь, но осекся.

– Не знаю, не знаю, – Тотошка с загадочным видом покачал головой.

– Еще сказали, – вмешалась баба Зина, немного тем самым скомкав выступление Тотошки, – что это кавказцы взорвали стоянку перед клубом. И в клубе тоже сегодня они бомбы подложили. Только сегодня никого не убило.

– Убило, не убило! – вернул внимание коллектива к себе Тотошка. – Палатку нужно ставить, пока Миша не пришел.

– А куда будем ставить?

– Возле нашего шалаша и поставим, – решил Тотошка, – Ирина ему и еду готовить будет.

– Слышь, Тотошка, а зачем, говорят, черные бомбы взрывать начали? – спросил Петрович, наблюдая, как братья Кошкины под руководством Коня ставят палатку, – они ж вроде никогда не ссорились?

– Это айзерам виднее, – изрек Тотошка с глубокомысленным видом.

* * *

И ошибся. Азербайджанцы тоже не представляли себе, зачем это им могло понадобиться взрывать бомбы.

Садреддин Мехтиев, глава, как его несколько раз называли журналисты, азербайджанского землячества, был немного взволнован. Был немного взволнован в тот момент, когда узнал, что на самом высоком уровне рассматривается версия о участии его и его людей во взрыве автостоянки.

Легкая взволнованность выразилась в том, что Садреддин Мехтиев попытался дозвониться до уважаемого Геннадия Федоровича с целью выяснения неприятного недоразумения.

Дозвониться не удалось. Садреддин Гейдарович обратился к уважаемым людям города, чтобы те помогли связаться ему с Геннадием Федоровичем. Уважаемые люди города помялись, а потом дали понять Мехтиеву, что дело о взрыве – это внутреннее дело между уважаемым Садреддином Гейдаровичем и не менее уважаемым Геннадием Федоровичем.

А сам уважаемый Геннадий Федорович продолжал настаивать на том, что азербайджанцы неоднократно угрожали ему расправой.

Легкая взволнованность перестала быть легкой. А после очередных взрывов вообще сменилась тревогой. Тревогой настолько сильной, что Мехтиев удвоил личную охрану и, на всякий случай, отдал приказ приготовиться свой службе безопасности. Службой безопасности полтора десятка ветеранов Карабахской войны числились официально. Неофициально недоброжелатели их называли карабахнутыми, имея ввиду, что даже по нынешним беспредельным временам, боевики выделялись склонностью к некоторой излишней жестокости.

– Ты меня пойми, – проникновенно сказал Садреддин Гейдарович редактору «Вечерней городской газеты», – я деловой человек. Я занимаюсь торговлей, мне этот шум, эти такие-сякие взрывы не нужны. Мне нужно тихо-мирно жить и давать жить хорошим людям. Я правильно говорю?

– Безусловно, – согласился главный редактор и налил себе еще коньяка, – все вас знают как порядочного и… ваше здоровье… исключительно гуманного человека.

– Вот, ты меня понимаешь! Бомбу взорвать, много людей убить! Не понимаю, как могут верить люди таким слухам! Не стесняйся, дорогой, кушай!

– Спасибо, Садреддин Гейдарович, – главный редактор «Вечерки» не стеснялся и так. Он за свои двадцать пять лет хорошо понял, что стесняться – это способ скатиться в нищету, поэтому и выпивал и закусывал уверенно.

Тем более, что Садреддин Гейдарович Мехтиев был тем человеком, на средства которого «Вечерка» существовала, и интересы которого была призвана обслуживать.

– Как могут умные люди распускать такие слухи? Не понимаю.

– А я вот, Садреддин Гейдарович, не понимаю, кто вообще мог взорвать ту бомбу. И еще сегодня…

– Не знаю. Не знаю. Никто из нормальных людей этого понять не может, – Мехтиев обвел взглядом кабинет ресторана, в котором проходила беседа, словно пытаясь найти непорядочных распространителей клеветы.

В кабинете, кроме официанта, одного «карабахнутого» и Мехтиева с редактором, никого не было.

– Ты мне, Боря, скажи, откуда могут браться такие нехорошие люди?

Главный редактор торопливо проглотил кусок мяса, откашлялся:

– Этим делом в райотделе занимается…

– Знаю я, кто этим делом занимается. А еще я знаю, чем эта Чебурашка занимается по ночам. И я знаю, что ничего эта Чебурашка не сможет найти.

– Областное управление…

– Областное управление! Царь и бог! – Мехтиев вознес руки кверху, – Они сейчас взялись трясти моих людей, обыскивать квартиры, пугать женщин и детей! Областное управление! Они еще месяц попритворяются, а потом… Они уже троих моих людей схватили, говорят, что нашли у них спичечный коробок маковой соломки! Завтра они придут меня арестовывать? И найдут у меня два грамма героина? Или один малокалиберный патрон? Все как с цепи сорвались!

– Я уже послал своих журналистов…

– Ты меня, Боря, прости, но своих журналистов ты можешь послать куда угодно, хоть, извини, в задницу. Мне нужно, чтобы все стало на свои места. Мне нужно, чтобы в твоей, – Мехтиев сделал упор на слове «твоей», и редактор подобрался, – газете всем объяснили, что ни я, ни мои люди в этих ужасах не виноваты.

– Уже делается, Садреддин Гейдарович, я вашему секретарю уже передал распечатку, в сегодняшнем номере уже будет статья…

– Про сегодняшние взрывы уже вставили?

– Нет, Садреддин Гейдарович, об этом мы напишем завтра.

– Завтра, завтра. А нужно вчера!

– Садреддин Гейдарович…

– Не обижайся, я все понимаю. Пошли своего корреспондента к Чебурашке. Чебурашка пусть почувствует, что народ через прессу будет следить за его расследованием. Прямо сейчас кого-нибудь пошли.

– Понял, – Борис Фенстер, главный редактор самой тиражной городской газеты вскочил из-за стола и пожал протянутую руку Мехтиева, – сразу же. И, если хотите, могу послать человека к оперу, в зоне которого находится…

– Не нужно. Делай, как я сказал. И заодно подумай, кто еще из ваших теле-радиожурналистов могут рассказать обо всем этом как надо. Подумай и сегодня вечером мне скажи.

– Обязательно, – Фенстер кивнул.

– Ты, Боря, что-то не очень хорошо выглядишь. Устаешь, наверное, на работе? – Мехтиев покачал головой.

– Нет, все нормально.

– Нормально? Ну, тогда иди. Там, может быть, я тебе помогу отдохнуть.

Изрядно напуганный Борис Фенстер быстрым шагом отправился выполнять указания. Через минуту после его ухода, в кабинет вошел ближайший советник главы азербайджанского землячества, которого все называли только по имени – Али. Такое простецкое обращение с лихвой компенсировалось уважением и даже страхом, которое все испытывали к невозмутимому сорокалетнему Али.