Законы границы (СИ) - Серкас Хавьер

Я ушел от ответа на вопрос и предложил Тере выпить пива. Улыбнувшись, она согласилась, мы подошли к стойке, заказали два пива, и она снова спросила меня, что я делал в этом баре, один. Я ответил, что нахожусь не один и двое приятелей ждут меня снаружи, в автомобиле, потом спросил, как у нее дела. «Хорошо», — ответила Тере. Пока нам подавали пиво, мне пришло в голову, что Тере могла бы достать нам наркотики, и одновременно с этим я понял, что прежде должен был задать ей другой вопрос. «Как там Сарко?» — произнес я. Тере сообщила, что он по-прежнему находился в «Ла-Модело» в ожидании суда, как Гордо и Джоу. Она несколько раз ездила в Барселону, чтобы повидаться с ним, и, в общем, у него все в порядке. Также я узнал от Тере, что в отличие от Сарко, Гордо и Джоу у Чино и Дракулы уже был суд, и их приговорили к пяти годам, которые они остались отбывать в той же «Ла-Модело». Тере уже несколько месяцев не бывала в «Ла-Фоне» и китайском квартале. После того как Сарко и остальные попались, там начались рейды, проверки и задержания, перекинувшиеся также впоследствии на район бараков и бары Сальта и Жерман-Сабат. Из-за всего того, что начала вытворять полиция, остатки банды оказались рассеяны, и, хотя никто из наших больше не был задержан, еще кое-кто в результате оказался в тюрьме. «Помнишь Генерала и его жену?» — спросила Тере. «Естественно», — кивнул я. «Он тоже сейчас за решеткой. Его будут судить за то, что он продал Сарко оружие. А его жену вообще убили. Ну, правда, у них не было выхода: когда полицейские явились в дом Генерала, его жена начала отстреливаться, и в конце концов ей удалось даже пристрелить одного легавого». Тере посмотрела на меня с ликованием и восхищением. «Каково, а? — воскликнула она. — А мы-то считали старуху слепой».

Свой рассказ Тере закончила хорошей новостью: она больше не жила в районе бараков, то есть этих бараков уже не существовало. Их снесли, и неделю назад людей оттуда переселили в Ла-Фон-де-ла-Польвора, неподалеку от их прежнего места, и теперь все они обитали в новых квартирах, в недавно возведенных домах только что построенного квартала. Пока Тере рассказывала о своей новой жизни в Ла-Фон-де-ла-Польвора, я подумал, что конец бараков был концом Лян Шань По, последней точкой в истории о синей границе. Когда она закончила говорить, я испугался, что ей придет в голову поинтересоваться, что происходило у меня за все то время, пока мы не виделись. Я решил опередить Тере, пока она не успела сменить тему. «Мне нужен «шоколад», — сказал я. — Мы ездили во «Флор», но Родри и Гомес сегодня куда-то запропастились, и мы весь вечер повсюду ищем». «Тебе сильно надо?» — спросила Тере. «Да». «Сколько?» «Трех пластинок будет достаточно». Тере кивнула: «Ладно, подожди меня на улице».

Я заплатил за пиво, вышел из бара и направился к площадке, где мои друзья ждали меня в автомобиле. Дани опустил стекло и спросил: «Ну что?» «Нам повезло», — сказал я, оставшись стоять рядом с машиной. Пако, сидевший на водительском сиденье, держал руки на руле, словно готов был, в случае чего, ударить по газам и скрыться. «Посмотрим, — произнес он. — Не нравится мне это место». Через несколько минут из бара появилась Тере, и я двинулся ей навстречу. Вытащив из кармана своей куртки три пластинки гашиша, завернутые в фольгу, она передала их мне, а я, взяв их одной рукой, другой сунул ей три купюры по тысяче песет. После произведенного обмена мы посмотрели друг на друга, стоя в полумраке, между длинной полоской света от двери бара и круглым свечением, исходившим от ближайшего фонаря. Ночь была сырой и холодной. Мы стояли не близко друг к другу, но двойное облако пара от нашего дыхания, казалось, объединяло нас, окутывая общим туманом. Я быстрым жестом указал на «Сеат» и сказал: «Меня ждут». В этот момент трое мужчин из бара прошли мимо нас и, оживленно разговаривая, зашагали вверх по улице. Тере повернулась, глядя им вслед, а я внезапно вспомнил о том, что произошло у нас с ней в туалете игрового зала и на пляже в Монтго. На мгновение меня охватило желание поцеловать ее, но я напомнил себе о том, что уже не влюблен в нее и она была для меня всего лишь странным и мимолетным увлечением лета. Тере снова повернулась ко мне. «Сегодня у меня встреча с друзьями, — торопливо сказал я, с ощущением, будто меня поймали на чем-то постыдном. — А завтра ты занята?» «Нет», — ответила Тере. «Если хочешь, можем увидеться», — предложил я. «Не обманешь меня на сей раз?» — усмехнулась она. Я понял, что она имела в виду тот случай, когда во время нашей последней встречи мы, прощаясь перед дверью барака, договорились увидеться на следующий день в «Ла-Фоне», а я потом не пришел. Я не стал делать вид, будто забыл про тот случай. «На сей раз нет», — пообещал я. Тере улыбнулась: «Где встретимся?» «Где хочешь, — улыбнулся я, но мне вдруг вспомнился тот день, на дискотеке «Марокко», когда Тере научила меня, что необязательно уметь танцевать, чтобы танцевать — достаточно просто хотеть двигаться, и я добавил: — Ты еще бываешь в «Руфусе»?» «Уже нет. Но можем встретиться там». «Тогда договорились», — произнес я. «Договорились», — повторила она и, поцеловав меня в щеку на прощание, направилась обратно в бар.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я вернулся к машине. «Ну что, «шоколад» у тебя?» — спросил Дани, едва я открыл дверцу. Я кивнул, и, заводя автомобиль, Пако воскликнул: «Зашибись!» Затем он спросил: «А что за телка?» «Какая телка?» «Телка, которая продала тебе «шоколад», — пояснил Пако. «Ну, и что с ней?» — пожал плечами я. «Чувиха явно из отбросов общества. Откуда ты ее выкопал?» «Из отбросов — это да, — вмешался в разговор Дани, — но вообще, по-моему, классная телка. Или это издалека и ночью все телки кажутся классными?» «Нет, она действительно классная, — подтвердил я. — Но только не надо ничего воображать — я с ней едва знаком». «А я и не воображаю ничего, — проговорил Дани. — Но если познакомишься с ней поближе, она сразу залезет к тебе в штаны, чтобы запенить твоего дружка». Остановившись на перекрестке, Пако отнял руки от руля и сделал неприличный жест. «Чего там воображать, — сказал он. — Я такой чувихе не доверил бы своего дружка даже под страхом смерти. Такие, как она, способны откусить его напрочь». Дани расхохотался. «Можешь болтать что угодно, придурок, — заметил я. — Но не вздумай упомянуть об этом при Монтсе. А то, чего доброго, тогда она сама мне его оторвет — и было бы из-за чего! Но ты же знаешь свою сестру, она просто огонь». На сей раз засмеялся сам Пако, польщенный. Мы выехали из Виларрохи, миновали кладбище, и внезапно я почувствовал себя плохо, словно меня укачало или я начал заболевать. Пако и Дани, сидевшие впереди, продолжали болтать, пока мы возвращались в центр.

Я провел ту ночь и весь следующий день в мыслях о Тере. Меня терзали сомнения. Я одновременно хотел и не хотел увидеться с ней. Желал и не желал пойти в «Руфус». Хотел оставить на одну ночь Монтсе и своих новых друзей и в то же время не хотел этого. В общем, я не увиделся с Тере, не пошел в «Руфус» и не оставил своих друзей, однако та субботняя ночь была для меня невыносимой. Хотя я пробыл допоздна дома у Монтсе и Пако, мне не удавалось выкинуть из головы то, что я во второй раз обманул Тере. Я представлял ее в «Руфусе», в свете круживших над танцполом огней, танцующей под те же песни, что звучали этим летом, как бывало столько раз, когда я наблюдал за ней от стойки бара. Тере тогда буквально сливалась с музыкой, так же естественно, как перчатка с рукой. И всю ту ночь меня неотступно преследовал этот образ — как она танцует в одиночестве, дожидаясь меня и не зная, что я не приду.

Утром в воскресенье я проснулся с чувством вины, с неприятным ощущением, что накануне совершил серьезную ошибку, и, чтобы исправить ее, я решил отправиться в Виларроху — в бар, где случайно встретился с Тере пару дней назад. Однако немного позже моя решимость исчезла. Во-первых, меня некому было отвезти в Виларроху — я не мог просить об этом Пако. Во-вторых, у меня не было уверенности, что удастся найти там Тере, и, кроме того, я договорился встретиться после обеда с Монтсе и остальными. В результате я не поехал в Виларроху, и мне стало ясно, что это конец истории о синей границе. И это действительно был конец, потому что на этом была поставлена точка.