Из глубин - Руслан Мельников

«Интересно, чего полковник хочет больше, — размышлял он, — выяснить, добрался ли „крот“ до Перми, или найти здесь неразграбленный склад и прихватить с собой побольше полезного груза?» Нет, все-таки он не Колдун: подслушать мысли другого человека для Стаса пока было затруднительно. Тут даже особый слух — не помощник.

По крайней мере, эта вылазка не казалась опасной. На них никто не нападал. Подземелья были пусты. Если не считать все тех же шмыгавших повсюду опарышеподобных червей — боязливых, расторопных, покрытых противной блестящей слизью.

«Здесь есть что-то „аидовское“, — размышлял Стас, стараясь не наступить на шуструю и мерзкую мелочь. — Может, у подземелий тоже бывают Двойники, как у людей? Пусть не точные копии, но все-таки…»

Лучи налобных фонариков скользили по изгибу коридора: округлый проход с бетонными ребрами-выступами тюбингов куда-то заворачивал, но разветвлений пока не было. Кое-где в бетоне виднелись ноздреватые отверстия, в которые можно было просунуть палец. Судя по всему — норы отвратительных на вид, но безобидных опарышей-переростков. Стас усмехнулся. Камнегрызы в миниатюре, блин! Бетоногрызы…

Эхо шагов разносилось по подземелью и возвращалось обратно. Где-то размеренно капала вода. Шумно сипел в противогазе Киря.

Стас сейчас больше полагался не на глаза, слух и скудный свет фонарей, а на свои особые способности. Они все-таки давали больше информации об окружающем пространстве.

В темноте было пусто, за стенами лежал рыхлый, изрытый «опарышами» грунт. По полу, стенам и сводам шуршала личиноподобная мерзость. Других признаков жизни не наблюдалось. Не виделось и не слышалось.

А вообще странно, что такая мелюзга чувствуют себя здесь так вольготно и расплодилась в таком количестве. В окрестностях «Аида» подобные тварюшки оказались бы в самом конце пищевой цепочки: желающих полакомиться жирненькими червячками нашлось бы немало.

Гришко поддерживал с «кротом» связь по рации. Вера пока отвечала, но по мере удаления от субтеррины связь становилась все хуже.

Так, первая развилка… Полковник осколком бетона выцарапал на стене метку. «Правильно», — мысленно одобрил Стас. Заблудиться сейчас было бы совсем некстати.

Свернули направо. Однако длинный туннель никуда не привел. Дорогу преградил завал. Судя по всему, здесь обрушился источенный «опарышами» потолок.

Вроде бы за завалом были какие-то пустоты: Стас их смутно чувствовал, но добраться туда не представлялось возможным.

Пошарив лучами фонариков по земляной стене, они повернули обратно к развилке.

Стас машинально отметил одну странность: «опарышей», в изобилии сновавших повсюду, больше не было. В первый момент он даже обрадовался: все-таки выглядели эти тварюшки гадко. Но уже в следующую секунду сердце кольнула тревога. А собственно, почему черви пропали? Чего-то испугались? Или кого-то?

— Что-то не так! — Гришко тоже заволновался. — Стас, в чем дело?

Стас сосредоточился, пытаясь понять, в чем…

* * *

Сначала он УСЛЫШАЛ. Уловил особым слухом шуршание и шелест вроде того, которые раньше издавали сновавшие по подземелью черви, только многократно усиленные, и, похоже, не только эхом.

Потом — УВИДЕЛ. Не глазами — своим новым зрением. По туннелю, из которого они пришли, двигалась сплошная белесая волна. Живая, покрытая липкой слизью масса заполняла проход от стены до стены и от пола до сводов.

И только теперь Стас ПОНЯЛ. «Опарыши» не уползли, не сбежали от неведомой опасности. Они сами представляли опасность. Судя по всему, юркие безобидные особи, сновавшие по подземелью, были всего лишь разведчиками, изучавшими чужаков и следившие за ними. А когда изучили, когда выяснили, где лучше напасть, вот тогда и началась охота.

Тысячи червей слиплись в одну гигантскую «колбасу», двигавшуюся в сторону незваных гостей. Слово «колбаса» Стас знал от стариков, хотя сам видел этот странный и смешной продукт только на картинках. Раньше ему хотелось попробовать аппетитной колбаски, о которой с ностальгией вспоминало старшее поколение «Аида». Раньше — да, но не теперь.

Червяная колбасина выглядела еще омерзительнее, чем составлявшие ее отдельные «опарыши». Омерзительно и в то же время грозно. Такая биомасса могла смять, размазать по стенам, а потом сожрать любого противника.

Коллективный разум, коллективное оружие, коллективное тело, распадающееся на мелкие частички, когда это нужно, и объединяющееся в минуту опасности или для охоты, — вот чем были эти черви. Вот почему они чувствуют себя так вольготно, вот почему на них здесь никто не охотится.

— Стас? — снова позвал Гришко. — Что не так?

Киря занервничал еще больше, чем раньше, ствол дробовика в его руках качался из стороны в сторону.

— Кто там? — выдохнул начохр.

— Черви, — ответил Стас. — Только много. Очень. Валят стеной.

Киря, подумав, заменил дробовик на РПК. Расстегнул гранатную сумку. Как будто это поможет против такого противника.

— Нас загоняют в тупик. — Стас с тоской посмотрел назад, туда, где обвал намертво запечатал туннель. Очень разумная тактика, кстати: живая «колбаса» двигалась медленно, и убежать от нее не составило бы труда. Если бы было, куда бежать.

— Загоняют? — недоверчиво переспросил Киря. — У червя хватит на это ума?

— У одного червя — вряд ли, — ответил ему Гришко. — Но кто знает, что происходит, когда они собираются в кучу?

Полковник попытался вызвать по рации субтеррину. Бесполезно: в эфире звучали только невнятные хрипы и шипение. Или они отошли слишком далеко, или радиоволны не проникают сквозь живую «опарышную» пробку.

— Надо пробиваться к «кроту», — твердо сказал полковник.

Да, это единственное, что они могли сделать. Вернее, попытаться сделать, но…

Стас невесело усмехнулся: Гришко еще не представлял, через что именно предстоит пробиваться.

* * *

— Прием… Прием… Прием…

«Вернись! Вернись! Вернись!»

Эфир в ответ лишь глумливо похрипывал и повизгивал помехами.

Кто-то тронул Веру за плечо. Она обернулась. Рядом стояла Таня. «Ну что?» — читалось в глазах медика. Таня тоже ждала своего мужчину. Тоже переживала.

Не снимая наушников, Вера покачала головой. Ничего…

Покосилась на Катю. Акустик была здесь, с ними. Хотя ей беспокоиться уже не о ком. И некого ждать. Ее Лёня мертв. Вера поежилась. Мертв… Какое страшное слово, если так говорят о близком человеке.

Только теперь она начала понимать, каково это, когда некого ждать и не о ком беспокоиться. Когда остаешься вроде и с людьми, но одна.

— Прием… — Вера снова склонилась к микрофону.

Связь с группой Гришко пропала давно. Михеич и Додик уже проверили, починили и подготовили все, что можно было проверить, починить и подготовить. Отфильтровали и закачали воздух и даже поврежденную домкратную лапу, на которой остались отпечатки огромных зубов, привели в порядок. «Крот» мог стартовать и зарыться в землю в любой момент. Мог и не мог. Гришко, Киря и Стас не возвращались и не выходили на связь.

Возможно, ничего страшного не произошло. Возможно, группа просто ушла далеко, а связь под землей плохая. Скорее всего — да. Но если нет?

— Прием… Прием… Прием… — взывала Вера. И мысленно заклинала: «Ты вернешься, мой полковник! Ты вернешься ко мне!»

Как же она хотела заслонить его от неприятностей! Пусть ценой своей жизни, но лишь бы закрыть, лишь бы спасти. Собой, своим телом. От пули, от беды, от болезни. Как ребенка.

На самом деле Вера всегда втайне мечтала об этом. Этот странный почти материнский инстинкт и готовность к бездумному самопожертвованию порой удивляли и пугали ее саму. Уж кто-кто, а ее полковник не был слабым, беззащитным и нуждающимся в чужой, тем более — женской, опеке человеком. Полковник Гришко мог и за себя постоять, и ее защитить, и от других он всегда добивался, чего хотел.

Она боготворила своего полковника и больше всего на свете боялась, что он умрет, а она останется жить. Без него. Одна. Как Катя без Лёни. Может быть, в этом все дело, может, поэтому Вера так часто и настойчиво прокручивала в мыслях, как погибает сама, спасая его. И даже получала от этих фантазий какое-то извращенное, необъяснимое удовольствие.

Она его просто любила. Просто, но сильно. Так сильно, как не могла и не умела показать. Вера готова была простить ему все. И все готова была ему отдать. Но ведь в обычной жизни этого любимому человеку не расскажешь, не докажешь, не выразишь словами так, как есть. Только если умереть за него, он поймет, насколько сильно и безумно она его любит!

— Прием… Прием…

«Пусть он вернется! Пусть, когда придет его время, умру я, а не он!» — просила, нет — требовала она у смеющихся хриплым смехом помех в наушниках.