Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но можно мне хоть повидаться с виконтессой Олив?
— Это было бы безумием, — возразил Вольканмуль, а затем, протянув ему паспорт и синие очки, пожелал не терять бодрости.
— На этот счет будь покоен, — сказал Шатийон.
— Прощай, старый друг!
— Прощай! И спасибо! Ты спас мне жизнь.
— Я только исполнил свой долг.
Четверть часа спустя храбрый эмирал покинул город Альку.
Ночью он сел в Ла-Крике в старую яхту и пустился по волнам в Дельфинию. Но в восьми милях от берега он был захвачен вестовым судном, плывшим без огней, под флагом королевы Черных Островов. Уже давно королева эта питала к Шатийону роковую страсть.
Глава VII
Заключение
Nunc est bibendurn[146]. Освободившись от страхов, радуясь избавлению от столь великой опасности, правительство постановило отметить народными празднествами годовщину пингвинского возрождения и установления республики.
На торжественной церемонии присутствовали президент Формоз, министры, члены палаты депутатов и сенаторы.
Генералиссимус пингвинской армии явился в полной парадной форме. Его встретили приветственными кликами.
Неся впереди черное знамя нищеты и красное знамя восстания, с выражением суровой снисходительности на лицах, прошествовали представители рабочих.
Президент, министры, депутаты, высшие чины суда и армии снова принесли, от своего имени и от имени державного народа, древнюю клятву — жить свободными или умереть. Они решились принять эту альтернативу. Но предпочитали жить свободными. Затем были, игры, речи, песни.
После того как отбыли представители власти, толпа граждан растеклась медленными и мирными потоками, возглашая: «Да здравствует республика! Да здравствует свобода! Ату, ату монахов!»
Лишь один случай, омрачивший этот прекрасный день, был отмечен газетами. Князь де Босено спокойно курил сигару на Лугу Королевы, когда появился кортеж правительственных экипажей. Князь подошел к карете, где сидели министры, и произнес громовым голосом: «Смерть республикашкам!» К нему кинулись полицейские, но он оказал им отчаянное сопротивление. Многих ему удалось сбить с ног, но все же он потерпел поражение от численно превосходящего противника, и его, оглушенного, покрытого синяками и ссадинами, опухшего, исцарапанного, словом, такого, что его не узнала бы и собственная жена, поволокли по праздничным улицам в темные недра тюрьмы.
Суд занялся тщательным следствием по делу Шатийона. В здании Адмиралтейства были обнаружены письма, устанавливавшие, что одним из руководителей заговора был преподобный отец Агарик. Это немедленно вызвало взрыв общественного негодования против монахов; и парламент принял, один за другим, целую дюжину законов, которые сокращали, уменьшали, ограничивали, разграничивали, упраздняли, пресекали и урезывали права, льготы, вольности, привилегии и доходы монахов, создавая для них многочисленные, весьма утеснительные препоны.
Преподобный отец Агарик с твердостью перенес введение суровых законов, хотя они задевали и сильно ущемляли его самого, с твердостью перенес он и ужасное падение эмирала, сознавая к тому же, что сам был первопричиной этого. Отнюдь не собираясь покориться своей злой участи, он рассматривал ее как нечто преходящее. И уже строил новые политические замыслы, еще более дерзкие.
Когда планы его достаточно созрели, он однажды утром пошел в Конильский лес. На ветке дерева посвистывал дрозд, ежик угрюмо перебирался через каменистую тропинку. Агарик шел большими шагами, что-то бурча себе под нос.
Дойдя до порога лаборатории, где благочестивый предприниматель провел столько прекрасных лет за перегонкой золотистого ликера св. Орброзы, он увидел, что все кругом пусто и дверь заперта. Обогнув постройку, он обнаружил позади нее преподобного Корнемюза, который взбирался, подоткнув свое монашеское одеяние, по лестнице, прислоненной к стене.
— Это вы дорогой друг? — произнес Агарик. — Что вы здесь делаете?
— Сами видите, — слабым голосом ответил конильский монах, обратив на него страдальческий взор. — Возвращаюсь к себе домой.
Красные глаза его уже потеряли свой победоносный рубиновый блеск; в них тускло светилась печаль. Лицо утратило благодушную округлость. Лысая голова уже не очаровывала взгляда своей безупречно гладкой поверхностью: трудовой пот и какие-то лихорадочные пятна нарушали ее неоценимое совершенство.
— Не понимаю, — сказал Агарик.
— Что же тут непонятного? Пред вами — последствия вашего заговора. Подпав под действие множества законов, я, правда, большинство из них сумел обойти. Но все же от некоторых сильно пострадал. Эти мстительные люди закрыли мои лаборатории и склады, конфисковали мои бутыли, перегонные кубы, реторты, опечатали вход. Приходится теперь лазить через окно. Еле ухитряюсь время от времени извлекать тайком сок из растений при помощи аппаратов, которыми погнушался бы последний из виноделов.
— Вы жертва преследований. Все мы подвергаемся им. Конильский монах провел рукою по лысине.
— А я ведь говорил вам, брат Агарик, я ведь говорил вам, что ваша затея обратится против нас.
— Это лишь временное поражение, — горячо возразил Агарик. — Оно вызвано совершенно случайными причинами; тут виновато просто-напросто неблагоприятное стечение обстоятельств. Шатийон — дурак. Сам себя утопил по собственной бездарности. Послушайте, брат Корнемюз. Нельзя терять ни минуты. Нужно освободить пингвинский народ, нужно избавить его от тиранов, спасти от самого себя, восстановить гребень Дракона, возобновить старый порядок. Добрый порядок, во славу религии, во имя торжества католической веры. Шатийон был плохим орудием, оно сломалось у нас в руках. Прибегнем к лучшему орудию. У меня есть на примете человек, способный уничтожить безбожную демократию. Это штатский. Имя его Гоморю. Пингвины от него без ума. Он уже предал свою партию за рисовую похлебку. Вот кто нам нужен!
Уже в начале этой речи конильский монах влез в окно и втащил в него лестницу.
— Знаю все заранее, — ответил он, высунув нос между створок. — Вы не успокоитесь, пока не добьетесь того, что мы все поголовно будем изгнаны из этой прекрасной, любезной сердцу, ласковой Пингвинии. Прощайте, да хранит вас милость господня!
Агарик, стоя перед стеною, стал заклинать своего дражайшего собрата, чтобы тот выслушал его:
— Не пренебрегайте собственными интересами, Корнемюз! Пингвиния в наших руках. Много ли требуется, чтобы завладеть ею? Еще одно усилие… еще небольшое денежное пожертвование, и…
Но, не слушая больше, конильский монах убрал свой нос и закрыл окно.
Книга шестая
Новое время. Дело о восьмидесяти тысяч копен сена
Ζευ πάτερ, άλλά σύ ρΰσαι ύπ΄ ήέρος υίας Άχαιων, ποίηαον δ΄αϊθρην, δος δ΄όρθαλμοϊσιν ίδέσθαι έν δέ φάει χαί όλεσσον, έηει νύ τοι εϋαδεν οϋτως.
«Илиада», XVII, ст. 645 и след.[147]
Глава I
Генерал Греток, герцог Скаллский
Вскоре после бегства эмирала один еврей из среднего круга, по фамилии Пиро[148], стремясь сблизиться с аристократией и желая послужить своей стране, вступил в ряды пингвинской армии. Тогдашний военный министр Греток, герцог Скаллский, не выносил его: ему не нравилось его рвение, его крючковатый нос, его честолюбие, усидчивость, толстые губы и примерное поведение. Каждый раз, когда искали виновника какого-нибудь проступка, Греток говорил:
— Это, наверно, Пиро!
Однажды утром начальник Генерального штаба генерал Пантер явился к Гретоку с весьма серьезным сообщением: пропали восемьдесят тысяч копен сена, запасенных для кавалерии; исчезли бесследно.
Греток сразу решил:
— Это, наверно, Пиро их украл!
Затем, немного подумав, добавил:
— Чем больше я размышляю, тем больше убеждаюсь, что именно Пиро украл эти восемьдесят тысяч копен сена. И — характерно для него! — он похитил их, чтобы продать по дешевке дельфинам, нашим заклятым врагам. Гнусная измена!
— В этом нет никакого сомнения, — ответил Пантер. — Остается только найти доказательства.
В тот же день князь де Босено, проходя мимо кавалерийских казарм, услыхал, как кирасиры пели, подметая двор:
Ваш Босено — свинья большая.Колбасы выйдут из него,Да и ветчинка неплохаяДля бедняков на рождество.
Он счел недопустимым нарушением дисциплины тот факт, что солдаты осмеливаются петь эту незатейливую и вместе с тем революционную песенку, полившуюся впервые во дни восстания из глоток насмешливых рабочих. В связи с этим он стал сокрушаться о моральном упадке армии и с горькой усмешкой подумал, что его старый товарищ Греток, начальник этой разложившейся армии, подлым образом предоставляет ее для расправы злобствующему антипатриотическому правительству. И князь дал себе слово незамедлительно навести в ней порядок.
- Сказка о Василисе и Кощее - Кирилл Ликов - Науки: разное / Фэнтези / Прочий юмор
- Английский язык с Джеромом К. Джеромом. Трое в лодке, не считая собаки (ASCII-IPA) - Jerome Jerome - Прочий юмор
- Трое в одной лодке, не считая собаки - Джером Клапка Джером - Классическая проза / Прочие приключения / Прочий юмор
- Игроки поневоле - Владимир Борисович Журавлев - Героическая фантастика / Прочее / Периодические издания / Прочий юмор
- И тут я понял... - Евгений Семёнов - Попаданцы / Повести / Фэнтези / Прочий юмор
- Приключение Феофана, а для многих – просто Фана - ММВ - Прочие приключения / Прочее / Прочий юмор
- Герой по паспорту - Ftr - Боевая фантастика / Попаданцы / Прочий юмор
- Правильный «Червь». Том 4 - Avadhuta - Попаданцы / Прочий юмор
- Кошачье счастье - Светлана Алексеевна Кузнецова - Мистика / Разная фантастика / Прочий юмор
- Педагоги шутят тоже... Только строже - Борис Горобец - Прочий юмор