Пандора - Энн Райс

Я сразу же вмешалась. Со смиренной улыбкой я процитировала ему совет Эпикура – если бы чувства были плохими, нам бы их не даровали. Разве не так?

«Мы непременно должны во всем себе отказывать? Оглянитесь на двор храма Изиды, на цветы, растущие на стене! Разве ими нельзя наслаждаться? Взгляните, какого они неистово красного цвета! Самих по себе этих цветов достаточно, чтобы избавить человека от печали. Кто скажет, что глаза мудрее рук или губ?»

Молодежь повернулась ко мне. С несколькими мальчиками я вступила в дискуссию. Какие они юные, симпатичные! Среди них встречались длинноволосые вавилоняне и даже высокородные евреи, все – с волосатыми руками и грудью, и много римлян из колонии, ослепленных моими идеями – во плоти и в вине можно найти жизненную истину.

«Цветы, звезды, вино, поцелуи любовника – все это, разумеется, частицы природы», – говорила я. Конечно, меня воспламенил выход из храма, я только что сняла с себя бремя всех страхов, разрешила все сомнения. В тот момент я была неуязвима. Мир родился заново.

Учитель, по имени Марцелий, вышел из-под арки поприветствовать меня.

«Ах, прекрасная дама, вы меня изумляете, – сказал он. – Но где вы научились тому, во что верите? У Лукреция? По собственному опыту? Вы отдаете себе отчет, что нельзя поощрять людей отдаваться чувствам?»

«Разве я сказала, что нужно отдаваться? – спросила я. – Поддаваться не значит отдаваться. Это значит почитать. Я говорю о благоразумной, предусмотрительной жизни; я говорю о том, что следует прислушиваться к мудрости чувств. Я говорю о конечном понимании доброты и удовольствия. И если вам угодно знать, я не такая уж преданная ученица Лукреция, как может показаться. Он, видите ли, всегда был для меня суховат. Я училась приветствовать радости, жизни у таких поэтов, как Овидий».

Из толпы мальчиков послышались одобрительные выкрики.

«Я тоже учился у Овидия!» – кричали они один за другим.

«Ну и отлично, но помните не только о своих уроках, но и о своих манерах», – откликнулась я.

Новые возгласы. Потом юноши принялись выкрикивать строфы из «Метаморфоз» Овидия.

«Потрясающе, – заявила я. – Сколько вас здесь? Пятнадцать? Почему бы вам не прийти ко мне на ужин? Через пять вечеров, считая с сегодняшнего. Все приходите. Мне нужно время, чтобы подготовиться. У меня очень много книг, я хочу вам их показать. Обещаю, вы увидите, как полезен для души настоящий пир!»

Мое приглашение было принято с веселым смехом. Я рассказала, где находится мой дом

«Я вдова. Мое имя – Пандора. Я приглашаю вас официально, вас будет ожидать настоящее пиршество. Не надейтесь на выступление танцоров и танцовщиц – под моей крышей вы их не найдете. Рассчитывайте на вкусную пищу. Рассчитывайте на стихи. Кто из вас умеет петь поэмы Гомера? По-настоящему петь? Кто из вас споет их сейчас, по памяти, ради удовольствия?»

Смех, праздничное настроение. Победа! Такое впечатление,.что это умели все и были рады воспользоваться подвернувшейся возможностью.

Кто-то вскользь упомянул о другой римлянке, которая умрет от ревности, узнав, что в Антиохии у нее появилась конкурентка.

«Чепуха, – ответил ему другой мальчик, – у нее и так к столу не пробиться. Госпожа, можно я поцелую вам руку?»

«Вы должны рассказать мне о ней, – сказала я. – Я буду ей рада. Я хочу с ней познакомиться, узнать, чему у нее можно научиться».

Учитель улыбался. Я дала ему немного денег.

Смеркалось. Я вздохнула. В преддверии ночной тьмы появлялись вечерние звезды.

Я приняла целомудренные поцелуи мальчиков и подтвердила, что устрою пир.

Но что-то изменилось. Причем так быстро, что я и глазом моргнуть не успела. А, подведенные глаза… Нет. Может быть, дело просто в устрашающем наступлении ночи?

Я вздрогнула.

«Это я тебя вызвала».

Кто произнес эти слова?

«Осторожно, тебя могут у меня, похитить, а я этого не потерплю».

Я онемела.

Я тепло сжала руку учителя. Он говорил об умеренности в образе жизни.

«Посмотрите на мою простую тунику, – сказал он. – У этих мальчиков столько денег, что они могут навлечь на себя гибель».

Мальчики запротестовали.

Но до меня с трудом доходили их речи. Я прислушалась. Мой взгляд блуждал по сторонам. Откуда исходил этот голос? Кто произнес эти слова? Кто меня вызвал? Кто попытается меня похитить?

Потом, к моему немому изумлению, я увидела человека, прикрывающего тогой лицо, он следил за мной. Я сразу же узнала его по лбу и по глазам. Теперь, когда он решительно двинулся прочь, я узнала его походку.

Это был мой брат, самый младший, Люций, тот, кого я презирала. Он, и никто другой! Надо же, как коварно он скрывается в тени, чтобы остаться незамеченным.

Я все в нем узнала. Люций. Он ждал в конце длинной галереи.

Я буквально приросла к месту, а уже быстро темнело. Все дневные торговцы ушли. Таверны гасили фонари и факелы. Один книготорговец еще не закрылся, под лампами лежали книги – большой выбор.

Люций, мой ненавистный младший брат, не подошел поприветствовать меня со слезами на глазах, а скользит в тени галереи. Почему? Я боялась, что знаю ответ.

Тем временем мальчики умоляли меня пойти с ними в близлежащий винный садик, приятное место. Они ссорились, обсуждая, кто оплатит мой ужин.

Думай, Пандора. Это милое приглашение – хорошая проверка степени твоей отваги и свободы. Не следует ходить с мальчиками в обычную таверну! Но через несколько минут я останусь одна.

Форум затих. Перед храмами горели огни. Но большие промежутки между ними тонули в черноте. Человек в тоге ждал.

«Нет, мне пора», – сказала я.

Я отчаянно размышляла, как мне раздобыть факельщика. Посмею ли попросить молодежь проводить меня до дома? Я видела, что их ждут рабы, некоторые из них уже зажигали фонари и факелы.

Из храма Изиды доносилось пение.

«Это я тебя вызвала. Осторожно… ради меня… ради моих целей!»

«Безумие какое-то», – пробормотала я, помахав на прощание расходившимся по двое или по трое мальчикам. Я с трудом выдавила из себя улыбки и любезные слова.

Я бросила взгляд на фигуру Люция, теперь ссутулившуюся в конце галереи, у двери, закрываемой на ночь. Его поза выдавала трусость и хитрость.

Внезапно я почувствовала, что кто-то кладет мне на плечо руку, но немедленно сбросила ее, желая раз и навсегда установить пределы фамильярности. И тут я услышала, что мне шепчут на ухо:

«Госпожа, жрец из храма умоляет вас вернуться. Ему нужно с вами поговорить. Он не хотел, чтобы вы ушли, не поговорив».

Я повернулась и увидела, что рядом стоит жрец в египетском головном уборе и в безупречно белом льняном наряде, а на шее у него – медальон с изображением богини. Слава Небесам!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});