Бубновый валет - Фридрих Незнанский

— А дети? — То, что она первым делом спросила о детях, чуть-чуть примирило меня с ее изменой. Изменив мужу, она, по крайней мере, не перестала быть матерью. И я успокоил Марианну:

— Я позабочусь о них. Детям-арийцам ничего не грозит.

О том, что они любят отца больше матери, я не добавил ни слова. Она могла бы воспринять это как последнее унижение.

— Но что же мы станем делать в горах?

— Пересидите до прихода русской армии. Открою тебе военную тайну: наши войска отступают. Не волнуйся. Беги!

Взяв за плечи, я поцеловал Марианну покровительственно, в лоб, но она, извернувшись, обхватила ладонями мои небритые щеки и влепила мне в губы последний поцелуй. Мои губы остались неподатливы. Я уже мысленно простился с нею.

Я не могу проводить их. Но я могу указать путь.

После этого — что станет со мной?

Мужчина не задает вопросов. Мужчина действует согласно обстоятельствам, так, как велит ему внутренний закон.

На этом дневник Вальтера Штиха обрывался. До конца тетради оставалось шесть листов, двенадцать пустых страниц. Учитывая немецкую педантичность, включающую привычку расходовать бумажный материал до конца, неиспользованные страницы были знаком катастрофы. С комендантом Львова произошло что-то фатальное. Что именно? Его расстреляли собратья по НСДАП, возмущенные предательством интересов арийской нации? Или он, бросив тетрадь, спасаясь от опасности, присоединился в горах к Марианне и Бруно? А может, застрелился, увидев в этом единственную возможность разрубить гордиев узел? Нет, он не мог покончить с собой. Хотя бы из-за детей.

— Слава, — оторвавшись от рукописи, обратился Турецкий к Грязнову, который после очередного отпускного загула только что вернулся в домик Васильевны, — если бы Нина Галактионовна поставила тебя в известность, что любит другого и уходит к нему, как бы ты поступил?

— Я бы сказал, — подхватил Грязнов, — ночуй где хочешь и с кем хочешь, но готовить приходи каждый день, как штык. Я уже не молоденький, мне за желудком следить необходимо. Без Нинкиных котлет, на покупных полуфабрикатах, через полгода язва образуется.

— А если без шуток?

— Какие тут шутки, Саша? Не до шуток мне. Тут такие дела, плюс к тому ты пристаешь с дурацкими вопросами…

— А что стряслось?

Впервые Александр Борисович обратил внимание на бледность друга, на его беспокойно блуждающие глаза.

— Напрасно я, Саша, насчет твоей болезни шутил. Кажется, она всерьез на меня перекинулась.

— Да что с тобой такое?

— Да мерещится ерунда всякая.

— Какая? — уточнил Турецкий.

— Сегодня видел на улице Марианну Штих.

— Врешь ты все, генерал.

— Я правду говорю. Вылитая она, с портрета.

— Обознался, только и всего.

— Это была она, это я тебе стопроцентно говорю! Видел ее вполоборота, но так, что ошибиться нельзя. Прошла мимо, даже не оглянулась.

— «Я обернулся посмотреть, не обернулась ли она…» Все ясно с тобой, Грязнов. Срочно начинай принимать таблетки, те, что доктор Светиков прописал. И никакого тебе пива!

— Вот ты не веришь, — уныло пробубнил Грязнов, — а зря. Чувствую, мы по уши завязли во всякой мистике. Ох, не пойдет нам на пользу этот отпуск! Хоть бы деньги получить…

4

Денис в последние несколько дней не ходил, а парил на крыльях вдохновения. Сообщение Майкла Майера воскресило его, вернуло силы. Раскрыть целую международную сеть профессиональных имитаторов произведений искусства — это не слабо. К тому же задание Ванды и Левы Ривкина будет выполнено, потому что мастера фальшивок питали особенно крепкую любовь к Бруно Шерману. На повестке дня стояли три основных вопроса: кто является главным подручным Файна в России, кто и где кропает фальшивки и каким образом поддельные полотна попадают в Нью-Йорк. Главным, как можно догадаться, был вопрос номер один. Исходя из характера преступления, стоило предположить, что этот человек обязан разбираться в живописи, так как ему надлежало нести ответственность за добычу разбросанных по России ценных полотен русского авангарда и работу художников, изготавливающих подделки.

«Бубновый валет», — в восторге повторял Денис, расхаживая по директорскому кабинету. — Вот так-то, господа русские искусствоведы, художники и прочие люди искусства! Среди вас затесался мошенник, подозрительная личность, темная лошадка, а по-старинному — бубновый валет».

Будучи в курсе львовских событий, Денис не сомневался, что охотники за Шерманом, которые увели полотно с ангелом из-под самого носа у Турецкого, имеют непосредственное отношение к Файну. Сезон охоты на Шермана открыт, чему здесь удивляться? Николай Анисимович и Жора… Имена наверняка поддельные. Впрочем, одно из них может оказаться подлинным. Здоровяк со шрамом — разве не может это быть Георгий Рубежов, фигурировавший в деле Степанищева? Похоже на истину. По отзывам сослуживцев, Рубежов туповат, заставить его откликаться на поддельное имя было бы нелегко. Кто же такой Николай Анисимович, худощавый и интеллигентный, в очках с позолоченной оправой? Главная фигура или подставная? Николай Анисимович, Николай Алексеевич… Вот, Будников вспомнился. Вот так пришлось представителям агентства «Глория» снова войти в контакт с искусствоведом, так зажигательно повествовавшим о русском авангарде. Теперь впору посмотреть на него другими глазами. Худощавый человек в возрасте от тридцати до сорока, не расстающийся с очками в золотой оправе — уж не тот ли это Николай Анисимович, который в компании с Жорой ободрал потолок в чулане дома Васильевны? Тоже искусствовед. Тоже в очках. Чем не находка?

Мало ли в России Николаев, плюс к тому очкастых, вдобавок искусствоведов? Если шить дело на основании таких улик, любой адвокат посмеется Грязнову в лицо. Сведений явно не хватало. Что ж, будем копать, будем копать. И с одного конца, и с другого — и от исполнителей, и от Файна.

Разведать типичные российские маршруты Файна с подачи Майкла Майера оказалось легко. Приезжая в Москву, Файн, как правило, останавливался у своего друга, президента «Вита-банка» Евгения Пескова. Сотрудники ведомства Майкла доложили, что очередной билет в Москву галерейщик-жулик забронировал на двадцать шестое июля. Следовало ждать гостя во всеоружии и подготовиться к его визиту. Но это он еще успеет обдумать. А сейчас Дениса ждали на Сретенке. Сколько там натикало? Половина девятого! Уйя-а-а, уже заждались.

Настя, встретив его в темноватой коммунальной прихожей, не ругалась из-за опоздания.

— Ой, Дениска! Ты такой… такой…

— Какой? — Денису нравилось видеть восторженные глаза Насти. Первым делом он, по обыкновению, взглянул все-таки на ее восхитительную грудь, прикрытую по случаю летней жары снова чем-то модно-рваным; но глаза ее были и того лучше. Редко кто смотрел на него с таким восторгом, разве что в детстве.

— Такой, что в облаках витаешь. Ты весь в работе. Ты не здесь.

«Ну вот, сейчас пойдут попреки», — поморщился Денис. Дядя Слава и дядя Саня, люди семейные, вечно подтрунивают над ним из-за непостоянства его отношений с женщинами, но попробуй побыть постоянным, когда женщины не понимают элементарных вещей и претендуют на главное место в жизни мужчины. Главным в жизни мужчины должно быть Дело — с большой буквы. Если, конечно, он мужчина.

Как ни странно, Настя имела в виду совсем не то, что Денис не обращает на нее внимания.

— А как там с авангардистами? Что-нибудь новое удалось отыскать?

— Разнюхали кое-что, — снисходительно ответил Денис, за насмешкой пряча гордость. Ведь это «кое-что» в действительности было уже немало! И он облек для Насти в слова то, о чем думал, расхаживая по своему кабинету. Оказалось, что изложить данные и гипотезы вслух — едва ли не лучше, чем доверить их чистому листу бумаги. Бумага лишь позволяет систематизировать то, что варится в твоих мозгах, она не способна на комментарии. А Настя вставляла замечания — немногие, но уместные, доказывающие, что она способна вникнуть в самую суть. Денис не ожидал такого от женщины, к тому же занятой таким бабским делом, как моделирование одежды. Созерцая с достигнутой высоты поле боя, Денис ясно видел, что нужно сделать, чтобы вычислить «бубнового валета», кому и что поручить. Надо же! Недаром поговорка гласит: ум хорошо, а два лучше.

— Пожалуй, как начали наши ребята действовать в деле Степанищева, пусть так и продолжают, — вслух рассуждал Денис. — Но с уточнениями. Голованов пусть возьмет на себя бывших «морских котиков», этих, как их, Рубежова с Сальским. Агеев разберется с Евгением Песковым и его приближенными, ему это в самый раз. А нашего молодого сотрудника, Рузавина, пошлю добывать сведения о художниках, которые могут заниматься подделками…