Руки кукловода - Наталья Александрова

Очень часто в приключенческих фильмах мне приходилось видеть, как крутые программисты в пулеметном темпе щелкают пальцами по клавишам, смотрят в потолок и через полминуты находят это проклятый пароль и раскрывают все тайны плохих дядек. Но это был явно не мой случай. Я и без пароля не слишком уверенно чувствовала себя перед чужим компьютером. Наудачу попробовала открыть значок «Мои документы», «Портфель»…

Результат был тот же самый: компьютер требовал от меня пароль. Я совсем загрустила: перебирать в качестве пароля имена родных и знакомых не имело смысла, а вслепую тыкать пальцами в клавиатуру – тем более. На всякий случай попробовала щелкнуть мышью на значке «Корзина». Я знала, что туда сбрасываются всякие ненужные файлы перед тем, как их окончательно стереть. К моему удивлению, «корзина» открылась, предложив моему вниманию несколько файлов с совершенно неудобочитаемыми названиями и один файл с названием «химком». Предположив, что это, скорее всего, значит «химический комбинат», я решила, что неплохо бы этот файл скопировать, чтобы позднее попробовать разобраться в нем под руководством кого‑нибудь из «шаманов».

На полочке рядом с компьютером стояла неполная коробка чистых дискет. Я взяла одну и переписала на нее файл из корзины. К счастью, пароль у меня при этом не потребовали, и вообще процедура копирования прошла без особых затруднений.

Спрятав дискету в карман, я выключила компьютер и еще раз осмотрела квартиру. Больше ничего интересного на глаза не попалось, да и мне, честно говоря, было не слишком уютно в чужой квартире, постоянно мерещились шаги за дверью и скрип ключа в замочной скважине. Убедившись, что не оставила следов своего пребывания (не считая одной убавившейся дискеты, но я надеялась, что Петр Ильич не станет их пересчитывать), я тихонько открыла дверь и выскользнула на лестничную площадку.

Говорят, новичкам везет. Так и мне явно везло в этот раз. Ни на лестнице, ни возле подъезда я никого не встретила и благополучно добралась до троллейбусной остановки.

Уходя из дому утром, я оставила мамулю и Петра Ильича спящими, потому что спешила посетить его квартиру пораньше. Теперь дома никого не было. Очень удачно: они собрались и ушли, и снова я избежала трудного разговора. Мамуля‑то хотела со мной побеседовать обо всем, она читала газеты, но Петр Ильич явно к этому не стремился. Что ж, в этом вопросе наши желания совпадали, я просто не представляла, что ему сказать. Притворяться дурочкой не имело смысла: никто не поверит, что журналистка, заварившая такую кашу, полная идиотка. Дать понять Петру Ильичу, что я его подозреваю в неблаговидных поступках, было бы преждевременно. Стало быть, все к лучшему… Пускай мамуля еще немножко побудет в неведении, а уж потом я раскрою ей глаза на милого дружка!

А пока еще есть время, нужно срочно ехать на Новоапраксинский химический комбинат и выяснить, отчего же он так интересует нашего Петра Ильича, что даже на компьютерных «обоях» он вывел фотографию комбината! Как говорится, «скажи мне, что у тебя на «обоях», и я скажу тебе, кто ты…»

Вчера я успела повесить «жирафовое» пальтецо на место и сапоги почистила и тоже вернула незаметно.

Комбинат находится за городом, а какие в нашей провинции дороги, известно каждому. Небось увязнешь по колено в грязи…

Я надела свои собственные высокие ботинки на толстой подошве, джинсы и черную кожаную куртку. Да, с переменой имиджа дела идут туго, но я знала совершенно точно, что женщины, подобные моей мамуле, никогда в жизни не поедут на Новоапраксинский химический комбинат, а стало быть, и в гардеробе у пихнет ничего подходящего на такой случай. Я все же порылась у мамули в шкафу и выудила широкий яркий шарф, который мамуля собственноручно связала позапрошлой зимой, повинуясь творческому порыву.

Теперь осталось только сложить в объемистую сумку походный набор журналиста: диктофон, удостоверение, две ручки, бумагу для записей. Как там поется в песне? «С «лейкой» и с блокнотом, а то и с пулеметом…»

Будем надеяться, что пулемет в Новоапраксино мне не понадобится.

– Один билет до Новоапраксино, – сказала я кассирше.

Она протянула мне бумажный квадратик, отсчитала сдачу. Взглянув на билет, я убедилась, что за исключением даты, он как две капли воды похож на тот, что выпал из‑за подкладки у Петра Ильича. Тот же вокзал, та же зона…

Электрички в нужном мне направлении ходили часто. Только поезд отошел от платформы, по вагонам потянулись вереницы разносчиков, предлагавшие пассажирам резиновые перчатки и будильники, плащи‑дождевики и инсектициды, газеты и мороженое.

Пассажиры пытались дремать или читать детективы в ярких обложках, но каждые полминуты у них над ухом раздавался оглушительный голос очередного коробейника: «Разрешите привлечь ваше внимание! Я предлагаю вам приобрести вещь, совершенно необходимую в любом хозяйстве…»

Периодически в поток разносчиков вклинивались нищие со своим классическим припевом: «Мы люди не ме‑естные…»

От всех этих криков у меня началась головная боль. К счастью, ехать пришлось не очень долго, голос из динамика объявил мою станцию, и я направилась в тамбур.

Новоапраксино произвело на меня угнетающее впечатление. Если поселки, которые поезд проезжал раньше, выглядели достаточно оживленными, участки – ухоженными, хоть и осень, дома производили впечатление жилых, и даже уродливые бетонные коробки новорусских особняков, при всем их безобразии, дышали жизнью, то здесь на всем лежал отпечаток запустения и распада.

Два пристанционных магазина щеголяли заколоченными окнами и дверьми, прямо посреди вокзальной площади явно не первый год ржавел брошенный за ненадобностью экскаватор. Окружавшие площадь деревянные дома по большей части явно были нежилыми, их давно не красили и не ремонтировали.

Я хотела было спросить у кого‑нибудь из местных жителей, как добраться до химического комбината, но эта надобность сразу же отпала: оглядевшись, я увидела неподалеку от станции унылое промышленное здание с торчащими на заднем плане красно‑белыми дымовыми трубами – то самое, которое Петр Ильич разместил на экране своего монитора.

К зданию вела грязная раздолбанная дорога, по которой брели немногочисленные пассажиры, сошедшие вместе со мной с электрички. Все вместе производило такое тоскливое и безрадостное впечатление, что у меня невольно защемило сердце.

Во всяком случае, было совершенно ясно, куда идти. Перешагивая через ямы и колдобины, стараясь не провалиться в глубокую лужу, полную грязной осенней воды, я двинулась к комбинату.

Всех, кто шел вместе со мной по этой дороге, объединяло что‑то общее в облике: понурость, унылая сгорбленная осанка людей, ни на что не надеющихся, людей, которые живут по привычке, встают сегодня, потому что вставали вчера. Все они шли поодиночке, не разговаривая друг с другом и не обращая друг на друга внимания.

Я прибавила шагу, чтобы вырваться из этой тоскливой вереницы. Обогнать их не составило труда, и через четверть часа я первая подошла к распахнутым настежь металлическим воротам, над которыми громыхали на ветру ржавые железные буквы, составлявшие название «Новоапраксинский химический комбинат».

В застекленной, будке возле ворот дремала тетка‑сторожиха в мрачной форме вневедомственной охраны. При виде меня она даже не пошевелилась: ей было совершенно все равно, кто и зачем входит на территорию комбината. В ее будочке половина стекол была разбита и заменена фанерками. Рядом с охранницей на колченогой тумбочке стоял чайник с торчащим из него кипятильником, и, по‑видимому, тетка только на него смотрела с интересом, дожидаясь, когда он вскипит.

– Тетенька! – Я постучала ногтем в треснувшее стекло. – А, тетенька!

– Кошка драная тебе тетенька, – ответила охранница, не задумываясь. – Чего надо?

– Где у вас здесь начальство какое‑нибудь сидит?

– Начальство, оно пока еще не сидит, – недовольным голосом ответила вохровка, – хотя и надо бы посадить. Начальство – оно небось где‑нибудь на Кипре отдыхает.

– Что, так‑таки никого из руководства на комбинате нет?

– Ну почему никого, – сторожиха потянулась к чайнику, который начал наконец подавать признаки жизни, – Никита Андреич здесь.

– Кто это – Никита Андреич? – поинтересовалась я, убедившись, что охранница посчитала наш разговор завершенным.

Тетка удивленно подняла глаза, увидела, что я все еще не ушла, и нехотя ответила:

– Известно кто. Замдиректора, Козодоев.

– Вот как? – Я почувствовала, что кровь прилила к моим щекам, а сердце взволнованно забилось. Значит, это все‑таки Никита Козодоев! Козодоевых, конечно, на свете много, но Никита… да еще, кажется, он поступил тогда в Технологический институт, значит, химик… – Вот как! – повторила я, взяв себя в руки. – А где бы его найти, Никиту Андреича?