Концерт в криминальной оправе - Марк Фурман

Страстный охотник, Александр Владимирович не раз бывал в этом лесу. Он вспомнил тамошнего егеря Скворцова, которого все звали попросту Петровичем, и вскоре чувство тоски по знакомым заповедным местам овладело им. Константинов позвонил в Горький.

Надо ли говорить, что там ждали этого звонка. Охоту наметили на конец декабря, за неделю до Нового года. В предвкушении ее Александр Владимирович теперь подолгу задерживался в клинике, стремясь освободиться от всех забот, прооперировать плановых больных. Выезд профессор наметил на четверг после обеда, полагая, что к десяти вечера будет уже в Горьком. Заранее подготовил все необходимое: полушубок, две пары валенок, сшитый по особому заказу ватный военный комбинезон — подарок когда-то прооперированного им крупного армейского чина. Поверх всего в багажник «Волги» легло охотничье снаряжение — пятизарядный автоматический «Браунинг» двенадцатого калибра и несколько коробок с фирменными итальянскими патронами — память о прошлогоднем международном симпозиуме по хирургии.

Лев Михайлович, как многоопытный рассказчик, вел свое повествование плавно, не спеша. Он знал цену и толк устному слову, а несомненный литературный дар (Фридман время от времени по настроению пишет отличные стихи да самодеятельные песни, к тому же автор нескольких популярных книг по автомобилизму) украсил этот вечер лирическими отступлениями от основной темы. Важно также, что он лично был знаком с Константиновым, встречался с ним.

— Сам я не охотник, а только рыбак, — самокритично произнес мой собеседник. — Это, считай, забава рангом пониже. Среди охотников, как в боксе, есть свои весовые категории. Так вот Константинова я бы отнес к полутяжеловесам, ему до высшего ранга оставалось совсем чуть-чуть. Вот скажи: купил бы ты на тогдашние скудные валютные средства импортные патроны? То-то и оно. В этом деле он был настоящий фанат.

Пусть не удивляет читателя, что подробности той давней истории Фридман знал до мелочей. Впрочем, это неудивительно: как судебно-медицинский эксперт он около двух недель занимался этим делом, вник в его суть по-настоящему профессионально, увидел за кадром то, на что другой человек не обратил бы внимания.

…В пятницу поздним вечером на стареньком УАЗе охотники добрались до Дальнего леса. Здесь среди березовой рощи стоял крепкий бревенчатый дом. Егерь Скворцов, предупрежденный заранее, уже ждал гостей. Он обнял каждого поочередно, задержав в объятиях чуть дольше других Константинова. Все-таки давно не виделись эти люди, испытывавшие друг к другу взаимную симпатию. Вскоре хозяйка внесла кипящий самовар, все расселись за большим деревенским столом. Приехавших было пятеро: трое хирургов из горьковской клиники, где раньше работал Константинов, главный врач местной участковой больницы, наконец, сам профессор. За чаепитием Александр Владимирович упомянул об итальянских патронах. Разом все оживились, импортные коробки в блестящей упаковке из белого высокосортного картона пошли по рукам. Дабы погасить искорки зависти, Константинов, перекрывая общий шум, громко произнес:

— У кого двенадцатый калибр, поднимай руки!

Таких оказалось трое, включая профессора. Каждому он выдал по четыре итальянских патрона, тут же установив приз: целую коробку тому, кто окажется наиболее удачлив на охоте. Попросил редкие боеприпасы и Скворцов:

— Хоть я, Константинович, обычно с шестнадцатым калибром хожу, но есть у меня другое ружье, под твой заряд. Ты уж уважь, отсыпь припасу.

И ему Александр Владимирович дал положенную норму. Спать легли уже заполночь, впрочем, и торопиться было некуда: подъем назначили на восемь часов утра.

День выдался особенный, будто по заказу. Вчерашняя метель, стихнув, сменилась легким бодрящим морозцем. Когда охотники, выйдя из дома, собрались в кружок перекурить, первые солнечные лучи сквозь заиндевевшие деревья легли с безоблачного чистого неба на ближние поляны. Скворцов встал раньше других и вывел из гаража, предназначенный ему для службы дребезжащий «газик». Потом выпустил из сарая двух резвых охотничьих собак. Ждали загонщиков, вскоре появились и они — все местные, приятели Скворцова.

Наконец расселись по машинам, и те, надрывно завывая, пробив снежную целину, выехали на просеку. Километра через три высадили загонщиков, и Скворцов повез стрелков на другую сторону лесного квартала. Тут он чувствовал себя в своей стихии. Быстро развел людей по номерам, лишь убедившись в правильности и безопасности расстановки, занял свое место под раскидистой елью, метрах в ста от Константинова.

Свежий морозный воздух разорвал звук охотничьего рожка. Потом опять наступила тишина. Вскоре послышались вдали крики загонщиков, перемежаемые собачьим лаем, шумом и треском сучьев.

За деревьями стремительно мелькнуло продолговатое черное пятно, врезавшееся с разбега в сухую березу. Дерево пушинкой отлетело в сторону, и в сиянии снежной пыли на узкую тропку выскочил крупный темно-бурый секач с ощетинившимся загривком, агрессивно устремленной вперед головой. Звуки выстрелов разом взорвали лесную тишь. Кабан на миг застыл, словно раздумывая, в какую сторону бежать, сделал несколько больших прыжков и скрылся в чаще. Вслед зверю, как окончание неудачно сыгранной увертюры, прогремели два одиноких выстрела.

Потом на поляне появился Скворцов, без шапки, с разгоряченным от азарта лицом. По сигналу егерского рожка участники охоты потянулись на звук трубы. Минут через пятнадцать-двадцать собрались все, включая и самых дальних — загонщиков. Не было лишь Константинова.

Пока обменивались мнениями, в общем-то, было ясно, что кабан оказался куда проворнее охотников, Скворцов, любивший во всем порядок, попросил людей не расходиться.

— Время еще есть, — сказал егерь. — До темноты сделаем вторую попытку. Тут неподалеку, за болотом, километра за два по прямой, есть кабанье семейство. Попробуем поднять. Вы перекурите, я схожу за Константиновым, что-то он подзадержался. — Егерь направился к просеке, как тут его кто-то окликнул:

— Гляди, Егор Петрович! — воскликнул один из загонщиков. — А секача мы все-таки подстрелили.

Действительно, на снегу редкой цепочкой, подобно высыпавшимся из лукошка ягодам, алели небольшие, размером с двухкопеечную монету, капельки крови.

— Ранение пустяковое. — Скворцов тронул снег валенком. — Но теперь нам его не догнать. Верно за километры ушел. Попробуем все-таки тех, что за болотом.

Он выбрался на тропу и скрылся за деревьями. Прошло несколько минут, как вдруг послышался тревожный крик егеря. Скворцов кричал громко, с надрывом, не жалея голосовых связок. Все заспешили на его зов.

Константинов лежал на спине, метрах в пятнадцати от просеки, в глубоком снегу. Редкие снежинки ложились на бледное лицо, от виска спускался к щеке потек крови. Рядом валялось ружье — тот самый знаменитый «Браунинг», на прикладе которого тоже была кровь.

Врачи, оттеснив остальных, склонились над профессором. Слышались их возбужденные нервные голоса, отрывистые фразы. Потом доцент Яковлев, на правах старшего, словно на консилиуме ставя диагноз, тихо произнес:

— Похоже убийство, ранение смертельное. Тут медицина бессильна. Вызывай, Петрович, милицию, теперь без нее не обойтись.

* * *

Лев Михайлович встал и подошел к окну. Он всматривался в вечерние огни за запотевшим стеклом долго и внимательно, мысленно возвращаясь в тот зимний день, когда в Дальнем лесу увидел на заснеженной поляне в лучах заходящего солнца тело Константинова. После продолжительной паузы Фридман произнес:

— Конечно, смерть видного профессора-нейрохирурга привлекла всеобщее внимание. Версия о роде смерти профессора высказывалась большинством вполне определенная — неосторожное убийство. Как всегда в подобных ситуациях, нашлись те, кто скептически отнесся к этой точке зрения.

— Почему неосторожное? — возразил кто-то из сотрудников уголовного розыска, — действительное отсутствие умысла еще надо доказать.

— Так как ранение слепое, нам нужна пуля, — произнес криминалист. — Окончательные выводы можно сделать лишь после баллистической экспертизы. Необходимо также установить направление и дистанцию выстрела, тогда отпадут ненужные версии.

Спор, затянувшийся до позднего вечера, прервал прокурор. По его предложению, которое поддержал Фридман, тело Константинова решили перевезти в Нижний Новгород и там, в условиях современного, оснащенного всем необходимым морга произвести вскрытие.

К утру следующего дня в секционной областного бюро было многолюдно. Присутствовали эксперты, сотрудники прокуратуры, уголовного розыска. Пока Фридман диктовал машинистке вводную часть заключения, Константиновым занялся заведующий медико-криминалистическим отделением Андрей Федоровцев. Он многократно, с помощью вспышки и удлинительных колец, сфотографировал повреждения на коже головы и шапке профессора, через которую прошла пуля. Затем к столу подкатили переносной рентгеновский аппарат. Эксперты полагали, что предварительная рентгенография поможет определить расположение пули, направление раневого канала и выявит возможные следы металла по краям повреждений от огнестрельного снаряда.