Не на жизнь, а на смерть - Иэн Рэнкин

– Лэм.

– Точно.

Ребус возненавидел Лэма с новой силой.

– Час назад я позвонила, и мне сказали, что ты вернулся домой, в Шотландию, – продолжала она, – я была слегка ошарашена. Решила, что ты уехал, даже не попрощавшись.

Вот ублюдки, подумал Ребус. Они и впрямь его ненавидят, разве не так? Наш человек с северной окраины.

Лиза сложила в аккуратную стопочку газеты, сваленные на полу и на кровати, расправила одеяло и покрывало на диване. Слегка запыхавшись, она встала прямо перед ним. Он обнял ее и притянул к себе.

– Привет, – пробормотал он, целуя ее.

– Привет, – проговорила она, отвечая на поцелуй.

Выскользнув из его объятий, она прошла в нишу, которая служила ей кухней. Зашумела вода, наполняя чайник.

– Ты, конечно, уже видел газеты? – крикнула она.

– Да.

Ее голова высунулась из ниши.

– Представляешь, подруга мне звонит, чтобы сообщить эту потрясающую новость. Просто не верится! Моя фотография на первой полосе!

– Вот ты и прославилась.

– А по-моему, это просто позор – «полицейский-психолог»! Ничего себе! Могли бы хоть узнать сначала. В одной газете меня даже назвали Лиз Фразьер! – Она воткнула вилку в розетку, включила чайник и вернулась в комнату.

Ребус сидел на ручке кресла.

– Ну, как продвигается расследование? – спросила она.

– Появилось несколько очень интересных наметок.

– Да? – Она присела на краешек кровати. – Расскажи.

И он рассказал ей о Джен Кроуфорд и о своей версии с вставными зубами. Лиза предположила, что Джен мог бы помочь гипноз. «Потерянные воспоминания», – сказала она. Но Ребус отдавал себе отчет в том, что такая вещь неприемлема в качестве доказательства. И потом, он на собственной шкуре познал, что такое эти самые «потерянные воспоминания», и одна мысль о той старой истории заставила его содрогнуться.

Они пили китайский чай, который, по его словам, напоминал о сэндвичах с беконом, а затем она включила музыку, что-то нежное, из классики, и в конце концов они обнаружили, что сидят на индийском ковре, прислонившись к дивану; сидят так близко, что их плечи, руки и ноги соприкасаются. Она гладила его по волосам, проводила пальцами по шее.

– То, что произошло между нами прошлой ночью… – начала она. – Ты жалеешь?

– Жалею ли я о том, что произошло? Ты это имела в виду?

Она кивнула.

– О, господи, нет, конечно, – ответил Ребус. – Напротив… – Он помедлил. – А ты?

Она долго молчала, обдумывая ответ.

– Это было здорово, – проговорила она, сосредоточенно хмуря брови.

– Я думал, а вдруг ты меня избегаешь, – признался он.

– А я думала, что это ты меня избегаешь.

– Я искал тебя сегодня утром в университете.

Она откинула голову, чтобы лучше рассмотреть его лицо:

– Правда?

Он кивнул.

– И что тебе сказали?

– Я разговаривал с какой-то секретаршей, – объяснил он, – у нее на шее висели очки на шнурке. На голове пучок.

– Это Миллисент. Что она сказала?

– Сказала, что ты редко там появляешься в последнее время.

– А еще что?

– Что я могу найти тебя в библиотеке или у Диллона. – Он кивнул головой в сторону пакета с книгами, прислоненного к противоположной стене. – Она объяснила, что ты любишь книжные магазины. Так что я искал тебя и там тоже.

Она внимательно изучала его лицо, потом рассмеялась и ущипнула за щеку:

– Она просто чудо, эта Миллисент, правда?

– Если ты так думаешь, то да.

Почему она рассмеялась с таким облегчением? Перестань повсюду выискивать загадки, Джон. Прекрати сию же минуту.

Она поползла по направлению к пакету:

– Так, и что же ты купил?

Честно признаться, он уже и сам не мог вспомнить, за исключением одной книги, которую начал читать в такси. «Хоксмур» [18]. Не слушая ее вопросов, он уставился на ее ягодицы и ноги, открывшиеся, пока она ползла, в неожиданном ракурсе. Точеные лодыжки.

– Ну и ну! – воскликнула она, доставая одну из книжек. – Исенк! [19]

– Одобряешь?

Она немного подумала.

– Видишь ли… Я согласна далеко не со всеми его положениями… Генетическая предрасположенность и тому подобное… Не очень убедительно. – Она достала другую книгу и взвизгнула: – Скиннер! Монстр бихевиоризма! [20] Но что заставило тебя…

Он пожал плечами:

– Я просто вспомнил некоторые имена из тех книжек, что ты дала мне почитать, и подумал, что…

Она уже достала очередную книгу:

– Надо же! «Король Лудд»! [21] А ты читал первые две?

– Ох, – расстроенно проговорил Ребус, – значит, это часть трилогии? Мне просто понравилось название.

Она лукаво покосилась в его сторону и прыснула. Ребус почувствовал, что заливается краской. Она просто смеется над ним! Он отвернулся от нее и принялся изучать узоры на ковре, разглаживая пальцами жесткие волокна.

– О, боже, – сказала она, подползая к нему, – прости меня. Я не хотела… Прости. – Она положила ладони ему на ноги, стоя перед ним на коленях, наклоняя голову, пока ее глаза не встретились с его глазами. Она примирительно улыбалась. – Ну прости, – прошептала она. Он выдавил улыбку, которая означала «ладно». Она склонилась над ним и прижала губы к его губам, скользя рукой по его ноге: вверх, к бедру, и еще выше.

Был уже вечер, когда ему удалось убежать, хотя совершить побег стоило ему большого труда. Так не хотелось выскальзывать из сонных объятий Лизы! Аромат духов, сладкий запах ее волос, ее теплый живот, ее руки, ягодицы… Она не проснулась, когда он соскользнул с кровати и натянул на себя одежду; не проснулась и тогда, когда он, оставив ей записку, подхватил пакет с книгами, открыл дверь, бросил прощальный взгляд в сторону постели и тихонько вышел.

У станции метро «Ковент-Гарден» перед ним возникла дилемма: либо встать в очередь на эскалатор, либо спуститься по причудливой спиральной лестнице. Он выбрал лестницу. Казалось, что спуск никогда не кончится, что виток за витком уводит его в никуда. У него закружилась голова от одной мысли о том, как страшно, должно быть, было спускаться по этому штопору во время войны. Стены были выложены белым кафелем, напоминая общественную уборную. Сверху доносился мерный гул. Глухое эхо шагов и голосов.

Он вспомнил о памятнике Скотту в Эдинбурге с его лестницей – лихо закрученной, но не такой длинной и несравненно более удобной. А потом он очутился внизу, обогнав эскалатор на какую-то долю секунды. Вагон метро был набит битком (как он, собственно, и ожидал). Прямо под надписью «Прослушивание стерео запрещено» какой-то парень в зеленой куртке и с зеленоватыми – прямо под цвет куртки – зубами, включил свой плеер на полную мощность, желая, видимо, чтобы его музыкальные пристрастия оценил весь вагон. У него был пустой, абсолютно ничего не выражающий взгляд. Время от времени он потягивал пиво из банки. Ребус подумывал о том, не сделать ли ему замечание, но решил сдержаться. В конце концов, ему выходить на следующей остановке. Если остальные пассажиры желают молча страдать, ограничиваясь лишь недовольными взглядами, что ж, так тому и быть.

Он с трудом выбрался на платформу на станции «Холборн» только затем, чтобы втиснуться в другой переполненный вагон на Центральной линии. И опять кто-то слушал плеер на немыслимой громкости, но, слава богу, на другом конце вагона, так что до Ребуса доносился лишь приглушенный мерный шорох ударных. Но его это уже не волновало. Ребус становился опытным пассажиром, чей взгляд устремлен в пространство, а не на окружающих, чей мозг свободен от каких бы то ни было мыслей на протяжении всего пути.

Нажав на кнопку звонка, он вспомнил, что явился без приглашения. Быстро что-нибудь придумай, Джон.

Дверь медленно открылась.

– А, это ты… – произнесла она с нескрываемым разочарованием.

– Привет, Рона.

– Чему обязаны такой честью? – Она стояла на пороге, он – на ступеньках, и она не приглашала его войти. Он заметил на ее лице легкий макияж, а ее одежда явно не была домашней; по всей вероятности, она куда-то собралась. Она ждет мужчину.

– Ничего особенного, – ответил он, – просто захотел заскочить на минутку. Мы так и не поговорили в прошлый раз… – Сказать ей о том, что он видел ее в Британском музее? Нет, лучше не говорить.

Она покачала головой:

– Нет, мы поговорили и выяснили, что нам не о чем разговаривать. – В ее голосе не было горечи; она просто констатировала факт. Ребус опустил глаза, разглядывая лестницу.

– Похоже, я не вовремя, – вздохнул он, – извини.

– Не надо извиняться.

– Сэмми дома?

– Нет. Гуляет где-то с Кенни.

Ребус кивнул:

– Ну, желаю тебе приятно провести время.

Боже, неужели он ревнует? Невероятно, спустя все эти годы… Это все из-за макияжа. Рона очень редко пользовалась косметикой. Он уже повернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился: