М.С. - Владимир Чистяков

— Я тупостью не страдаю.

— Так. Мужик, куда направляешься?

Бурчит что-то похожее на название нужной Марине точки на карте.

— Ну, значит мне туда же. Поехали.

Очень похоже, что её мысленно похоронил. Да и себя заодно. Ну, Марина-то туда не спешу. У страха глаза велики. Не так уж и много народу пропало без вести, так сказать, за последний год.

Дорога проселочная. Лесочек сосновый. Даже птички поют. Мирный селянин на телеге едет. Пастораль! Только не все кто входит в этот лес, выйдут из него. Марина это знает. Кажется расслабленной и уставшей. Но на деле. Нет-нет да и мелькнут в зеленых глазах огоньки.

И то что надо, заметила. И не пожалела о подцепленной у разведчиков привычке таскать за голенищем револьвер. Пусть и старая конструкция, но в работе безотказен.

Лошади еле плетутся. Марина по-прежнему делает вид, что дремлет, на деле наблюдая из-под полу прикрытых век. Кто бы тут не шлялся, просто стрелять не станут. Рыбка слишком крупная. И сонная. Только вот не карп. А мурена. Хе-хе.

Словно прикорнула. А на деле свесившаяся рука прикрыла рукоять.

Всадник обогнал их. По кустам пыхтят трое. Думаете, майор спит? Уже награду небось поделили? За целого-то майора? Да ещё быть может, и живого. Да с орденами! Ща, козлы, майор объяснит за что ордена дадены!

— Стой! Кого везёшь?

Окрик явно в расчёте на то, что она обернётся. А то и с телеги свалится. А эти трое на неё и сиганут.

Марина кувыркнулась на землю, выхватывая из-за голенища револьвер. Эти придурки даже не удосужились снять с плеч винтовки. Тёпленькой решили взять!

Трах! Трах! Трах!

У одного дырка посредине лба. У второго и третьего аналогично.

Переворот. Как на стрельбище.

Всадник успел пальнуть. Облом! Щёку только обожгло. Передёрнуть затвор не успел.

Ещё два выстрела.

Валятся сражённые всадник и конь. Раненая лошадь пронзительно ржёт и дёргает ногами. Клячи храпят и пятятся. Их хозяин ещё не понял, что произошло.

Считанные разы успело стукнуть сердце, а несколько жизней оборваны.

Марина резко вскакивает. Нарочито медленно заряжает револьвер. Неторопливо обходит телегу и двумя выстрелами добивает раненого коня. Револьвер возвращается на свое законное место.

Развернулась, и с интересом уставилась на пребывающего в состоянии обалдения мужчину. Несколько секунд — и четыре трупа. Да ещё лошадь дохлая. Не у каждого нервы выдержат. Он откровенно боится стать пятым.

Крестьянин сидит, держась за вожжи словно утопающий за соломинку. От лесных он ещё надеялся уйти. От этой чокнутой уродины — нет.

Засунув револьвер обратно, Марина достает из кобуры на поясе пистолет и направляется к застреленной троице. Держит оружие так, что бы тот на телеге разглядел орден на рукояти. И сделал правильные выводы. Застреленные холодненькие. С гарантией. Одежда — у двоих — типично крестьянская, третий в офицерском френче и галифе. Ремни со стандартными подсумками. Сапоги у всех троих армейские. Убрала пистолет в кобуру, вытащила из-за другого голенища нож. Распорола на всех троих обувь. Вдруг еще подберет кто. А так — никому не достанется. Марина переворачивает тела и снимает с них винтовки и ремни с подсумками. У того во френче ещё и пистолет в кобуре. Как мило, мирренский! Здесь! Что за хрень тут творится? Отодрала у шапки на память самодельный символ веры. Закинула оружие и ремни с подсумками на телегу. А то мало ли кто подберёт. А четыре годных винтовки — слишком жирный презент лесным бандитам. Сдадим в местный арсенал. Под расписку. Пошуровала по карманам, да заплечным мешкам. Ничего интересного. Бумаг нет, курево поганое. У одного правда моток хорошей веревки и большой мешок нашелся, ну да майор в такой таре не нуждается. Вот только не понравилось — еды у них мало, топора, котелка или там лопатки ни у кого нет. А значит — не издалека они топали. Тут, в лесу у них лагерь. Хотя лагеря может, и нет, и это из соседней деревни мужички. Ну с этим-то пусть Особисты местные разбираются. Вчерашние «коллеги», так сказать.

— Трогаем! Что встал! Объехать можно.

Мужик живого покойника напоминает. Ненормальная майор уселась рядом с ним.

Марина наоборот заметно оживилась. Даже фляжку вытащила, и пару раз отхлебнула. Предложила мужику. Тот мотает головой. Ну и ладно, Марине больше достанется. Отхлебнула ещё пару раз.

Храбрился-храбрился, косился-косился и наконец промямлил:

— Высокородный сиятельный господин майор, спросить разрешите?

От интонации такой феодалом в худших традициях себя ощущаешь. Чуть не ответила «Что надо, презренный пес?». Хотя на деле за подобное обращение к не благородному уже при Дине I могли бы и язык вырвать. С точки зрения Черной Ведьмы, среди неблагородных, крестьянин стоял неизмеримо выше торговца и ростовщика, а уж по отношению к бродячему актеру земледелец выглядел чуть ли не главой великого дома. Ну да тут даже не времена Дины I, а как раз те, что лет за пятьсот до неё были.

— Спрашивай. Я сегодня добрая. Пока не очень пьяная.

— Премного извиняюсь; а сами-то вы кто будете? Ведь не простой господин майор.

— Ага. Жутко специальный. Императорские лесные патрули «Рыси ненормальные». Хребты ломаем только так. Человечину жрём сырую. Пьем только H2SO4. Слыхал про таких?

Мотает головой. С чего это побледнел так? Неужели и вправду думает, что у неё во фляжке серная кислота? Да нет, не похож он на знатока химических формул. C2H5OH и то вряд ли известно.

— Даже странно, — сказала Марина (ещё страннее было бы если крестьянин слышал про патрули, Марина их только что выдумала). Вытаскивает портсигар, закуривает. Вздыхает. Показывает мирренский орден на крышке.

— Наш герб. У всех такие. У меня-то простой, а у иных — из кожи. Человеческой. У живого со спины срезанной. А у иных ожерелья есть. Из ушек. Я правда, право на такое ещё не заработала. И ушки на память ещё резать нельзя. Только хрены с яйцами можно. Маленькая слишком. Вот подрасту…

Просто обворожительно улыбается. Только закрыв рот вспоминает, что оба клыка от природы несколько больше чем следует. В школе пытались дразнить вампиренышем — и были зверски биты. Кому-то даже швы на прокушенную шею пришлось накладывать. Как там папенькина канцелярия скандал замяла, ей было весьма малоинтересно. Кстати, под обворожительным глазиком сестренки лет десять назад красовался весьма неаппетитный синяк, полученный как раз за шуточки про оборотней.

Крестьянин судорожно сглотнул. Значит, зубки разглядел. Позеленел. Кажется, все съеденное за обедом просится наружу.

— А занимаетесь-то вы чем?

А сам того и гляди в лес сиганет. Только помнит — пульки намного быстрее бегают.

— Как чем? С вредителями лесного хозяйства боремся.

— Ну и как?

Марина оскалилась. Забавный коктейльчик — животный страх и детское любопытство в одном стакане. Зевает. Ей в прямом смысле в рот посмотрели.

— Помаленьку, как видишь.

Пару минут едут молча. Обед крестьянина все-таки решил выбираться наружу более традиционным путем.

— И у вас там все такие?

— Да нет. Не все. Я-то у них вроде малолетки необученной.

Как-то странно глянул. Небось представил, каковы не малолетки. Марина бы тоже очень хотела посмотреть.

— И много вас ещё пришлют?

«Обрадую- ка его. А то больно уж лень акты на покойников писать».

— Посчитали, и решили — одной меня вполне достаточно. У остальных дела поважнее есть. А тут и девчонка справится.

— Рыси. Вы говорите рыси. — он боязливо озирается. — И на гербе у вас кошка. Рысь. Почему вас так зовут, а? Не по-людски это как-то…

Ну, вот тебе и шуточки на тему мирренского геральдического котика типа лев горный безгривый. Дошутилась! Тут что, у народа с чувством юмора до такой степени проблемы?

Ну, так у их высочества проблемы те же самые.

— Ну, командир у нас, — она загадочно промолчала, — Ну, он вроде того… Ну, понимаешь меня. Того. — склоняется к уху и самым таинственным шепотом, — Оборотень!

— Понимаю… — побелев как мел выдавил мужчина, — Только он… Или…

— Не говорят об этом. Точно знает только он, — Марина поднимает палец кверху — и больше никто.

Пристально смотрит в лицо мужчины. Бледнеть дальше уже некуда, однако он умудряется.

— А ещё ваши здесь есть? Ну… ваши.

— Я младшая. Мне многого не говорят. Старший сам призовет если надо.

Крестьянин почему сделал защитный жест своей веры. Неужели в детскую сказочку про оборотней поверил? Блин, Маринка, в какой век-то тебя занесло! Почему-то вспомнился статья из старинного кодекса отдаленного предка: «За обвинение кого-либо доброй или худой славы в оборотничестве, насылании порчи, полете на метле, отнятии детородного органа путем колдовства, обвинитель да будет выдран кнутом на базарной площади, и да не будет ему больше веры ни в каком деле. Обвиненный же получит от него сто монет серебром за урон чести, тридцать — судья за отнятое время, да десять — палач, за работу».