Чекисты - Петр Петрович Черкашин (составитель)

слишком, — усомнился я.

— Не скажите, это как сказать... — совсем уже тихо добавил полковник. — Мы ждем связного от Курширмата...

Я сделал вид, что мало верю в союз с басмачами, к тому же опыт прошлого показал неспособность курбашей действовать объединенными силами. Под Андижаном союз Мадамин-бека и крестьянской армии Монстрова потерпел крах.

Полковник решительно возразил:

— Прошлое было уроком. Теперь и мы, и басмачи стали умнее.

Во время нашего разговора кто-то постучал в дверь. Атаман прислушался и приложил пальцы к губам. Несколько секунд мы молчали. Стук повторился. Своеобразный стук с интервалами.

— Посидите, — бросил мне Сидоров и вышел.

Сколько длилось одиночество, не помню, по крайней мере, не минуту. В комнату доносились приглушенные голоса, за дверью кто-то говорил, причем не только с Сидоровым, но и еще с кем-то, однако разобрать слов я не мог. Приблизиться к дверной створке не решался, так как каждую секунду хозяин мог распахнуть дверь и войти. Наконец, голоса стихли и появился полковник. Он был заметно взволнован и даже обрадован. Кажется, улыбался.

— Ну вот, — сказал Сидоров, отвечая на мой немой вопрос. — Дело обстоит не так уж плохо. Приходили делегаты от Дутова.

— Что?! — поразился я. — Он же убит.

— Да, конечно, не от него лично, а от штаба Дутова. Никакой паники, все остаются на своих местах, решается вопрос о назначении нового атамана... Так-то, дорогой прапорщик... Да, насколько я помню, вам присвоен чин хорунжего. Неплохо, как вы считаете?

Я утвердительно кивнул.

— На этом, надеюсь, не задержитесь. Впереди борьба, а в ней и подвиги.

Пользуясь случаем, я решил напомнить атаману о приказе Анненкова по поводу моего исчезновения из отряда. Пора было уточнить эту деталь моей биографии и выяснить отношение к ней Сидорова. Мне казалось, что полковник таит в себе недоверие и рано или поздно проявит его.

— Забудьте! — махнул он рукой. — Тогда сотни уходили и по понятной каждому причине, не все понимали необходимость перехода границы, патриотические чувства мешали совершить такой шаг. Теперь прошлое отметено. Нас объединяет будущее...

Ответ успокоил меня.

«Контрабандист» Ахмед-Вали

Важные сведения, добытые от Сидорова, я должен был передавать своему связному, а он уже отсылал их в разведцентр. Как ему это удавалось, не знаю. Во всяком случае, в назначенное время он появлялся словно по мановению волшебной палочки и молча ждал донесение. От него же я получал и указания о дальнейших шагах. Последний мой отчет вызвал тревогу, так мне показалось, потому что назначил свидание связной до срока.

— Нужно во что бы то ни стало выяснить, кто возглавит отряд Дутова и сколько в нем человек? Это приказ, — сказал он.

— Здесь кое-что есть об этом, — пояснил я и передал новое донесение. Мне удалось узнать от Сидорова о тайном собрании командиров дутовских сотен, на котором решался вопрос о новом атамане. Назывались фамилии офицеров штаба.

— Очень важно, — одобрил связной. — В центре должны знать немедленно... Я исчезну на некоторое время... Не спрашивайте ничего. Новое донесение примет от вас другой человек, который найдет вас во вторник в караван-сарае у дунганской харчевни.

Я пожал плечами, выражая сомнение в надежности такой связи.

— Этот человек — контрабандист, — ошарашил меня связной. — Кстати, моего прежнего связного звали Мухамед Агидулин. — Так и спросите в случае чего у хозяина караван-сарая: «Не появлялся ли у вас Ахмед-Вали?», «Контрабандист?» — уточнит хозяин. Ответите: «Он кое-что хотел передать мне».

Ясно, что это не настоящий контрабандист, так я и решил, но когда во вторник пришел в караван-сарай у дунганской харчевни, то моя уверенность несколько поколебалась. Меня встретил типичный для тех мест рыцарь тайных троп. Продубленное солнцем и ветром лицо, суровый взгляд, настороженная походка, словно у барса. Одет он был в халат, перепоясанный ярким платком, на голове войлочная шапка, в голенище сапога — нож. Я должен был передать Ахмеду-Вали сведения, которых ждали с таким нетерпением в центре. Они были невелики по объему, но содержали самое главное — имя нового атамана.

Маленькая записка. Скольких усилий стоила она мне! К тому же срок был дан короткий — какая-то неделя. За это время надо было навестить Сидорова, застать его в кузнице, вытянуть из него тайну. Самое неудобное заключалось в том, что атаман после покушения на Дутова перестал появляться в городе, а если и появлялся, то с личной охраной. Меня никак не хотели впускать в кузницу, вернее в комнату, примыкающую к ней. Только когда телохранитель атамана доложил обо мне, Сидоров приказал впустить.

— Не удивляйтесь, — объяснил атаман. — Накануне большого дела всегда так.

Сидоров был не один в комнате, поэтому разговор вначале не клеился. Говорили обо всем и в то же время ни о чем. Наконец, мы остались одни, и я спросил:

— Можно готовиться?

Он понял меня, но уточнил:

— К чему?

— К выступлению, — рискнул сказать я прямо.

Полковник рассмеялся.

— Больно скоры, но вообще-то пора принимать соответствующий облик. — Сидоров осмотрел меня критически и сказал: — Зайдите завтра утром. Решим этот вопрос.

Внутри у меня все заныло от досады.

— Утром, пораньше, — напомнил Сидоров и простился со мной.

Да, коротенькое донесение, кроме упорства, требовало еще и терпения. Ночь я провел в продумывании вопросов, которые собирался задать атаману. Строил план беседы. Все оказалось напрасным. Сидоров вызвал меня, чтобы снять мерку для обмундирования. Мне должны были сшить офицерский мундир казачьего образца. Два солдата, видимо, из бывших портных, окрутили меня аршином, установили длину и ширину, записали все и велели через восемь дней придти на примерку.

— Но, но, — предостерег их атаман. — Многовато, мы так за год не оденем офицеров. Пяти дней достаточно.

После завершения процедуры Сидоров как всегда плотно затворил дверь и предложил мне сесть.

— Вы не поражены, что вам заказан мундир? — начал он с вопроса.

— Да нет. Если вступили в канун большого дела, так и одеться надо.

— Абсолютно верно. На той стороне должны увидеть не сброд всякий, а настоящую армию и в знакомой для глаз форме. — Полковник сделал паузу, будто раздумывая, продолжать мысль или ограничиться сказанным. Что-то все-таки заставило его быть сегодня многословным. Может быть, мое любопытство, с которым я постоянно приходил к нему, а может быть, необходимость ввести своего подчиненного в курс дела. —