Книга 2 - Владимир Высоцкий

Нас тянет на дно

Нас тянет на дно, как балласты,Мышцы легки, как фаланги,А ноги закованы в ласты,А наши тела — в акваланги.В пучину не просто полезли,Сжимаем до судорог скулы,Боимся кесонной болезни,А, может, немного акулы.Замучила жажда, воды бы,Красиво здесь — все это сказки,Здесь лишь пучеглазые рыбыГлядят удивленно нам в маски.Понять ли лежащим в постели,Изведать ли ищущим брода,Нам нужно добраться до цели,Где третий наш, без кислорода.Мы плачем, пускай мы мужчины,Застрял он в пещере коралла,Как истинный рыцарь пучины,Он умер с открытым забралом.Пусть рок оказался живучим,Он сделал что мог и должен.Победу отпраздновал случай,Ну, что же, мы завтра продолжим.

Черное золото

Не космос, метры грунта надо мной,И в шахте не до праздничных процессий,Но мы владеем тоже внеземнойИ самою земною из профессий.Любой из нас, ну чем не чародей,Из преисподней наверх уголь мечем.Мы топливо отнимем у чертей,Свои котлы топить им будет нечем.Сорвано, уложено, сколотоЧерное надежное золото.Да, сами мы, как дьяволы в пыли,Зато наш поезд не уйдет порожний.Терзаем чрево матушки-земли,Но на земле теплее и надежней.Вот вагонетки, душу веселя,Проносятся, как в фильме о погонях,И шуточку: даешь стране угля!Мы чувствуем на собственных ладонях.Сорвано, уложено, сколотоЧерное надежное золото.Воронками изрытые поля не позабудьИ оглянись во гневе.Но нас, благословенная земля,Прости за то, что роемся во чреве.Да, мы бываем в крупном барыше,Но роем глубже, словно не насытясь.Порой копаться в собственной душеМы забываем, роясь в антраците.Сорвано, уложено, сколотоЧерное надежное золото.Не боялся заблудиться в темнотеИ захлебнуться пылью — не один ты.Вперед и вниз — мы будем на щите,Мы сами рыли эти лабиринты.Сорвано, уложено, сколотоЧерное надежное золото.

Марш физиков

Тропы еще в антимир не протоптаны,Но как на фронте держись ты,Бомбардируем ядра протонами,Значит, мы артиллеристы.

Нам тайны нераскрытые раскрыть пора,Лежат без пользы тайны, как в копилке.Мы тайны эти с корнем вырвем из ядра,На волю пустим джина из бутылки.

Тесно сплотились коварные атомы,Ну-ка попробуй, прорвись ты.Живо по коням в погоне за квантами,Значит, мы кавалеристы.

Нам тайны нераскрытые раскрыть пора,Лежат без пользы тайны, как в копилке.Мы тайны эти с корнем вырвем из ядра,На волю пустим джина из бутылки.

Пусть не поймаешь нейтрино за бородуИ не посадишь в пробирку.Было бы здорово, чтоб ПонтекорвоВзял его крепче за шкирку.

Нам тайны нераскрытые раскрыть пора,Лежат без пользы тайны, как в копилке.Мы тайны эти с корнем вырвем из ядра,На волю пустим джина из бутылки.

Жидкие, твердые, газообразные,Просто, понятно, вольготно.А с этой плазмой дойдешь до маразма,И это довольно почетно.

Нам тайны нераскрытые раскрыть пора,Лежат без пользы тайны, как в копилке.Мы тайны эти с корнем вырвем из ядра,На волю пустим джина из бутылки.

Молодо, зелено, древность в историю,Дряхлость в архивах пылится.Даешь эту общую, эту теорию,Элементарных частиц нам.

Нам тайны нераскрытые раскрыть пора,Лежат без пользы тайны, как в копилке,Мы тайны эти скоро вырвем из ядра,И вволю выпьем джина из бутылки.

Песня о моем старшине

Я помню райвоенкомат.«В десант не годен. Так-то, брат.Таким как ты там невпротык…, - И дальше смех,Мол, из тебя какой солдат,Тебя хоть сразу в медсанбат…»А из меня такой солдат, как изо всех.А на войне, как на войне,А мне и вовсе, мне вдвойне,Присохла к телу гимнастерка на спине.Я отставал в бою, в строю,Но как-то раз в одном бою,Не знаю чем, я приглянулся старшине.Шумит окопная братва:«Студент, а сколько дважды два?Эй, холостой, а правда, графом был Толстой?А кто евонная жена?…»Но тут встревал мой старшина:«Пойди поспи, ты не святой, а утром в бой».И только раз, когда я всталВо весь свой рост, он мне сказал: «Ложись!», —И дальше пару слов без падежей.К чему, мол, дырка в голове?И вдруг спросил: «А что в МосквеНеужто вправду есть дома в пять этажей?»Над нами шквал. Он застоналИ в нем осколок остывал.И на вопрос его ответить я не смог.Он в землю лег за пять шагов,За пять ночей и за пять снов,Лицом на запад, а ногами на восток.

В темноте

Темнота впереди, подожди,Там стеною закаты багровые,Встречный ветер, косые дожди,И дороги, дороги неровные.

Там чужие слова, там дурная молва,Там ненужные встречи случаются,Там пожухла, сгорела трава,И следы в темноте не останутся.

Нам проверка на прочность — бои,И туманы и встречи с прибоями.Сердце путает ритмы своиИ стучит с перебоями.

Там чужие слова, там дурная молва,Там ненужные встречи случаются,Там пожухла, сгорела трава,И следы в темноте не останутся.

Там и звуки, и краски не те,Только мне выбирать не приходится,Очень нужен я там, в темноте,Ничего, распогодится.

Там чужие слова, там дурная молва,Там ненужные встречи случаются,Там пожухла, сгорела трава,И следы в темноте не читаются.

Высота

Вцепились они в высоту, как в свое,Огонь минометный, шквальный.А мы все лезли толпой на нее,Как на буфет вокзальный.И крики «Ура!» Застревали во рту,Когда мы пули глотали.Шесть раз занимали мы ту высоту,Шесть раз мы ее оставляли.И снова в атаку не хочется всем,Земля, как горелая каша.В восьмой раз возьмем мы ее насовсем,Свое возьмем, кровное, наше.А может ее стороной обойти,И что мы к ней прицепились.Но видно уж точно все судьбы-путиНа этой высотке скрестились.Вцепились они в высоту, как в свое,Огонь минометный, шквальный.А мы все лезли толпой на нее,Как на буфет вокзальный.

Из дорожного дневника

Ожидание длилось, а проводы были недолги.Пожелали друзья: «В добрый путь, чтобы все без помех».И четыре страны предо мной расстелили дороги,И четыре границы шлагбаумы подняли вверх.Тени голых берез добровольно легли под колеса,Залоснилось шоссе и штыком заострилось вдали.Вечный смертник комар разбивался у самого носа,Превращая стекло лобовое в картину Дали.И сумбурные мысли лениво стучавшие в темя,Всколыхнулись во мне — ну попробуй-ка останови.И в машину ко мне застучало военное время,Я впустил это время, замешанное на крови.И сейчас же в кабину глаза из бинтов заглянулиИ спросили: «Куда ты? На запад? Вертайся назад…»Я ответить не мог: по обшивке царапнули пули.Я услышал: «Ложись! Берегись! Проскочили! Бомбят!»И исчезло шоссе — мой единственный верный фарватер,Только елей стволы без обрубленных минами крон.Бестелесный поток обтекал неспеша радиатор,Я за сутки пути не продвинулся ни на микрон.Я уснул за рулем, я давно разомлел от зевоты,Ущипнуть себя за ухо или глаза протереть?И в машине с собой я увидел сержанта пехоты.«Ишь, трофейная пакость, — сказал он, — удобно сидеть».Мы поели с сержантом домашних котлет и редиски,Он опять удивился: «Откуда такое в войну?Я, браток, — Говорит, — восемь дней, как позавтракал в Минске.Ну, спасибо, езжай! Будет время, опять загляну…»Он ушел на восток со своим поредевшим отрядом.Снова мирное время в кабину вошло сквозь броню.Это время глядело единственной женщиной рядом.И она мне сказала: «Устал? Отдохни — я сменю».Все в порядке. На месте. Мы едем к границе. Нас двое.Тридцать лет отделяет от только что виденных встреч.Вот забегали щетки, отмыли стекло лобовое.Мы увидели знаки, что призваны предостеречь.Кроме редких ухабов ничто на войну не похоже.Только лес молодой, да сквозь снова налипшую грязьДва огромных штыка полоснули морозом по коже,Остриями по-мирному — кверху, а не накренясь.Здесь, на трассе прямой мне, не знавшему пуль, показалось,Что и я где-то здесь довоевывал невдалеке.Потому для меня и шоссе, словно штык, заострялось,И лохмотия свастик болтались на этом штыке.

Нет или да