Женская логика - Виктор Пронин

– Я все поняла, – обреченно проговорила Касатонова, потупив глаза. – Вам просто нужен убийца.

– Что?!

– И вы готовы этот ярлык нацепить на кого угодно... Вам срочно нужен убийца. Для отчета.

Касатонова прекрасно понимала, что несет полную чушь, но в то же время сознавала, что эта чушь, во-первых, задевает Убахтина за живое, лишая его спокойствия и здравости, а во-вторых, имеет жесткую, скрытую логику, которую вот так с ходу опрокинуть невозможно. А если учесть, что это абсурдное обвинение произносит женщина, которая сама кое-что сделала для разоблачения убийцы, то нет ничего удивительного в том, что следователь попросту потерял дар речи.

– Мне нужен убийца?! А на фиг?! На фиг?!

– Для отчета, – чуть слышно проговорила Касатонова, не поднимая глаз.

– На фиг?!

– Чтобы получить повышение.

– На фиг?!

– И вам повысят зарплату, – Касатонова не поднимала головы и не смотрела на Убахтина, словно бы стесняясь его корыстолюбивых устремлений, которые только сейчас вдруг ей открылись.

– Ни фига себе, – обессиленно произнес Убахтин, чуть изменив свой возглас.

– Вот вы говорите – отпечатки остались...

– Нет! – Убахтин поводил в воздухе указательным пальцем из стороны в сторону. – Отпечатки – это ваше достижение, Екатерина Сергеевна! А мои достижения в другом. Я установил, откуда пистолет, я установил мотив... Вам известен мотив?

– Известен.

– Он достаточно убедителен?

– Достаточно.

– Вы видели ее дочь?

– Видела.

– Разговаривали с ней?

– Немного.

– И что?

– Красивая девочка.

– Эта красивая девочка не сомневается в том, что ее мать – убийца. Вам это известно?

– Да. Но показания родственников не имеют значения.

– Кто сказал вам такую глупость? Имеют! Если родственники оправдывают – да, их мнением можно пренебречь. А если родственники обвиняют...

– То вы уж и счастливы?

– Да! Я смеюсь и заливаюсь!

– Часто случается, что для обвинений у них не меньше оснований, чем для оправданий. У родственников. И если уж вы отрицаете их оправдания, найдите в себе мужество пренебречь и их обвинениями.

– Екатерина Сергеевна! Что вы несете?!

– Не знаю, Юрий Михайлович, не знаю... – Касатонова подняла наконец голову и посмотрела Убахтину в глаза. – Я не говорю, что не верю, я говорю иначе – мне не верится, что это сделала Юшкова.

– Почему?! – взревел Убахтин.

– Потому! – ответила Касатонова, понимая всю бестолковость своего ответа. – Как тогда понимать мою разгромленную квартиру? А охота за снимками? А сгоревшие книжные склады моего сына?

– А почему бы вам не спросить об этом у своего сына? Может быть, оттуда ниточка тянется? Может быть, ваш сын запутался в платежах, авансах, арендах? Это вам не приходило в голову?

– Приходило.

– И что?

– Ничего.

Касатонова и сама не могла разобраться в своих ощущениях. Она лишь поймала себя на том, что ей почему-то нестерпимо хотелось оправдать Юшкову, доказать ее невиновность. Может быть, за этим стояло простое бабье желание уязвить Убахтина? Нет, тут она могла ответить себе совершенно твердо – не было у нее такого желания. С каждой минутой, проведенной в кабинете следователя, Касатонова все сильнее ощущала что-то большое и громоздкое, что ворочалось в ее сознании и раздражало своей неопределенностью.

Что это было?

Сомнение?

Или наоборот – уверенность?

– Екатерина Сергеевна, – взяв себя в руки, Убахтин заговорил негромко и рассудительно. – Давайте проговорим то, что нам известно. Балмасов некоторое время жил с Юшковой, достаточно долго, лет пять, не меньше. Это много, люди за это время вполне способны внутренне породниться. Это и произошло с Юшковой. Но Балмасов вдруг бросает ее и уезжает в Турцию с дочкой. Он испортил девочку алкоголем, наркотиками, роскошью, заразил собственной порчей. Это достаточный мотив, чтобы пустить пулю в лоб?

– Достаточный, – согласилась Касатонова. – Но пуля была пущена в затылок. Мне Юшкова сама об этом сказала.

– Она вам сказала, что выстрел был сделан в затылок?! – Убахтин приник грудью к столу, будто готовился к прыжку, будто услышал нечто такое, что переворачивало всю картину преступления.

– Сказала, – кивнула Касатонова.

– Сама?

– Ну, – Касатонова не понимала вопросов Убахтина, все, о чем они говорили, казалось ей очевидным.

– Без всякой подсказки с вашей стороны?

– Она сказала в том смысле, что вот пуля в затылке, тело в морге... Ну, и так далее.

– Сама сказала?

– Ну да, да! – с легким раздражением подтвердила Касатонова. – Что из этого следует?

– Из этого следует, что она сама и всадила пулю в балмасовский затолок! – веско отчеканил Убахтин. – Откуда ей известно, что пуля в затылке, а не во лбу?

– Она могла по телевизору увидеть, услышать, – неуверенно проговорила Касатонова.

– Не-е-ет! – Убахтин опять поводил указательным пальцем из стороны в сторону. – Всю информацию об убийстве для телевидения давал я сам! Лично! И никто другой! И сознательно – вникаете? – сознательно внес ошибку, впрочем, можете назвать это ловушкой – я везде, всем и на всех уровнях говорил, что Балмасов застрелен выстрелом в сердце. И телевидение по всем каналам сообщило – пуля в сердце. И вдруг моя ловушка сработала! Вдруг моя ловушка захлопнулась! Я все время ждал – с какой стороны появится информация о выстреле в затылок! И дождался! Юшкова! Именно она первая сказала – пуля в затылке. Вопросы есть?

Касатонова помолчала, причем скорбно помолчала, как бы огорченная бесчувственностью следователя, грубостью его мышления, подозрительностью. Потом горестно вздохнула, осторожно подняла глаза.

– Они ведь прожили вместе столько лет, Юрий Михайлович.

– Ну и что?

– Она могла почувствовать.

– Это как? – не понял Убахтин.

– Чувства могли ей подсказать, что Балмасов убит выстрелом в затылок.

– А что, так бывает? – удивлению Убахтина не было предела.

– И очень часто.

– Если она такая чувствительная... – Убахтин не знал, чем закончить эти слова, – если она такая чувствительная... то какого черта поперлась той ночью к Балмасову?

– Сердцу не прикажешь, – смиренно ответила Касатонова. – Кстати, а вы нашли пистолет?

– Нет. Она говорит, что выбросила его.

– Вот видите.

– Что видите?! Что видите?! Убийца сумела избавиться от орудия преступления! Значит, все продумала заранее! Значит, готовилась! Значит, все осуществила сознательно!

– А вы уж и рады.

– Не понял?!

– Разбиты человеческие жизни... А вы веселитесь.

– Не понял?! – Убахтин обессиленно откинулся на спинку стула и уставился на Касатонову белыми от бешенства глазами.

– Вы считаете, что это справедливо?

– Что справедливо? Что?!

– Все, – чуть слышно обронила Касатонова.

– Милая дамочка! В мою задачу не входят поиски справедливости. Если уж на то пошло, мне это глубоко безразлично.

– Оно и видно.

– Мне по барабану, кто прав, а кто виноват! Кто кого соблазнил, кто кому не доплатил, кто чья дочь, а кто чей любовник! Моя задача простая и унылая – найти убийцу. И я нашел. А что касается справедливости, гуманности, терпимости и прочих прекрасных качеств человеческих, то для них есть суд. Вот суд пусть и решает, кто прав, а кто виноват. Не мое это дело. Мне говорят – дайте убийцу. Я говорю – возьмите, вот он. И делайте с ним все, что хотите! Моя задача выполнена.

– Конечно, – кивнула Касатонова. – Всем нужен убийца. И вы этих убийц поставляете в необходимом количестве.

– Боже! Какую чушь вы несете, Екатерина Сергеевна! Хотите... Хотите, Юшкова при вас, вот сейчас, сию минуту, подтвердит все свои показания?

– Хочу, – прошептала Касатонова.

– Хорошо!

Убахтин нажал неприметную кнопку на своем столе, и через некоторое время в дверях появился щуплый паренек в зеленоватой форме, в косо сидящей на голове фуражке, со сдвинутой набок пряжкой ремня.

– Юшкову сюда!

Конвоир вышел, осторожно прикрыл за собой дверь, и тут же послышался грохот удаляющихся шагов – сапоги на парнишке тоже, похоже, были не по размеру.

* * *

Несмотря на всю бессмысленность возражений Касатоновой, продиктованных не столько многозначностью фактов, сколько обычной женской логикой, которая если и не идет поперек мужской, то где-то рядом, в стороне, что-то в ее словах зацепило следователя, заставило его если не усомниться в очевидности той картины преступления, которая сложилась в папке уголовного дела, то хотя бы еще раз взглянуть на эту картину. Видимо, не все подробности преступления в сознании Убахтина стыковались без зазоров и накладок. И его что-то смущало в этом убийстве.

– Если Юшкова сказала, что Балмасов убит выстрелом в затылок, – медленно проговорил Убахтин, – значит, она там была. Юшкова была на месте преступления.

– Она этого и не отрицает.