Эксперт № 35 (2013) - Эксперт Эксперт

По нашим подсчетам, входящий в ОАО «Первенец» новый Вернинский ГОК сейчас потребляет порядка 9 мегаватт. В перспективе, по нашему мнению, возможен рост потребления до 20 мегаватт мощности.

У «Высочайшего» потребность 16 мегаватт. Часть ее мы вынужденно закрываем дизель-генераторами, но экономика на дизелях сами понимаете какая.

Кроме того, на наш новый проект — Угаханское месторождение — нужно еще порядка 14 мегаватт, и мы запросили у энергетиков технические условия на присоединение. По закону нам обязаны выдать техусловия на энергоснабжение этого ГОКа, выполнив которые, мы подключимся: это может быть строительство ЛЭП за наш счет, или мы просто денег должны будем заплатить энергетикам за подключение и усиление сети. Парадокс в том, что ЗАО «Витимэнерго» просто не выдает нам техусловия с договором. Ладно бы миллиарды рублей запросили за присоединение, чтобы мы сами отказались. Просто не выдают договор. С нашей точки зрения, никакого экономического и правового обоснования подобному поведению нет.

За защитой своих законных интересов мы обратились в ФАС и в суд. Эти органы приняли ряд решений, подтверждающих нашу правоту. Парадокс еще и в том, что мы реально готовы инвестировать значительные средства в развитие энергетики района. Мы выполнили ТЭО, сейчас завершаются проектные работы по установке источников реактивной мощности на подстанциях Бодайбинского района и железнодорожной станции Северобайкальск, что позволит обеспечить дополнительный переток в район не менее 12 мегаватт при стоимости проекта порядка 600 миллионов рублей. Эта работа, выполняемая совместно с РЖД, нашла активную поддержку правительства области, но тонет в очередных отлагательных условиях нашего местного энергомонополиста.

— В Бодайбинском районе расположено одно из крупнейших в России и в мире еще не разрабатываемых месторождений — Сухой Лог. Минприроды недавно объявило, что аукцион на него в этом году не состоится, но уже в 2014- м он вполне возможен. Будет ли « Высочайший» в нем участвовать? И  сколько, по вашей оценке, должна стоить лицензия на его разработку?

— Мы готовы участвовать в освоении этого объекта в той или иной форме. По нашей оценке, стоимость лицензии не должна быть больше 200–300 миллионов долларов. Это справедливая цена. Ведь там нужно будет очень сильно вкладываться в инфраструктуру. Высокая цена лицензии сделает неподъемным проект добычи золота. Мы считаем, что ни одна частная компания не в состоянии справиться с этим объектом без поддержки государства: ни «Высочайший», ни «Полюс Золото». Это в первую очередь инфраструктурный проект, там нет ни дорог, ни энергетики — ни один частник не полезет вкладываться в инфраструктуру.

Лицензия на Сухой Лог предполагает еще шесть-семь лет на доизучение объекта. Затем будет проектирование и строительство фабрики. То есть реальное золото там будет только через десять лет после получения лицензии, не раньше.

Поэтому если недропользователем или оператором Сухого Лога будем не мы, то мы все равно готовы к сотрудничеству — готовы покупать у будущего недропользователя руду на карьере, перевозить на свои фабрики и перерабатывать. И ему не придется ждать годы, пока он будет осваивать месторождение и строить на нем свои золотоизвлекательные фабрики. Он сразу же сможет получать маржу от продажи руды нам, местные жители — достаток, а государство — налоги.     

По словам представителя Polyus Gold International: претензии к "Полюс Золоту" необоснованны. ЗАО "Витимэнерго" ведет свою деятельность в полном соответствии с законодательством и объективными техническими возможностями. В настоящее время за счет "Полюса" реализуется проект строительства первой очереди воздушной линии Пеледуй-Мамакан стоимостью 4 млрд рублей, которая соединит энергоизбыточный запад Якутии с Бодайбинским районом Иркутской области, где в зимний период существует недостаток мощности, тем самым решив проблему дефицита электроэнергии в районе.

Язык учености

Максим Соколов

Максим Соколов

Хрестоматийное замечание М. В. Ломоносова: «Карл Пятый, римский император, говаривал, что гишпанским языком с Богом, французским — с друзьями, немецким с неприятелем, италианским — с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку искусен был, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие гишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италианского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языков» — спустя два с половиной века удивляет тем, что в подробном перечислении вовсе отсутствует язык аглицкий, который сегодня уверенно идет не то что к главенству, но даже и к безраздельному господству в науке и высшей школе. За столь исторически краткое время такие большие перемены.

Эффективность, этот бог века сего, выражающаяся в рейтингах вузов и в научных рейтингах, так неблагосклонна к русской науке и высшей школе отчасти еще и потому, что все эти рейтинги полностью англизированы. Университеты ранжируются таким образом, что заведения, где преподавание происходит по-английски, имеют явное преимущество перед прочими. Что и объясняет тот удивительный перекос, когда европейские (и не только российские, и не только восточноевропейские) университеты со славной многовековой историей либо вообще не входят в первые 200, либо занимают место в самом хвосте, тогда как наверху оказываются университеты англосаксонского мира — в том числе и весьма малоизвестные. Дело может объясняться не только гибелью Европы, но и моноязычностью рейтинга. Высшая школа должна говорить по-английски и только по-английски — или ее не существует. То же и с индексами цитируемости.

На первый взгляд такое положение дел, может быть, представляет известные трудности для людей, недостаточно способных к английскому языку (хотя при такой неспособности зачем же и наукой заниматься?), но в принципе является отражением очень давней и почтенной традиции. Возьмем время зарождения университетов в Европе и целые века последующей университетской традиции — латынь была языком учености от Испании до Польши и от Южной Италии до Ирландии. Именно это обеспечивало универсальность этой традиции, послужив подножием ученого интернационала. Сейчас — времена меняются — всеобщим языком учености стал английский, и что же в этом плохого?

Проблема в том, что со Средних веков прошло довольного много времени, и за этот срок возник такой феномен, как литературные национальные языки, в XIV в. по большей части отсутствовавшие. Расцвету национальных языков, сумевших потеснить латынь из сфер, где прежде она господствовала безраздельно, хотя и не в первую, но далеко и не в последнюю очередь способствовало то, что на этих языках стало возможным выражать богатые и тонкие смыслы, включая смыслы ученые. Конечно, первичной при становлении литературного языка является государственная надобность; как давно замечено, литературный язык — это диалект с армией и флотом, но довольно быстро, а порой синхронно наряду с армией и флотом появлялась национальная словесность и национальная наука с высшей школой.

Сам-то человеческий язык древнее и письменности, и литературного канона и при этом как-то удовлетворял коммуникативные надобности людей, да и сейчас в каком-нибудь селении или стойбище вполне удовлетворяет. Но литературный язык обладает большим богатством, позволяющим обсуждать больший круг смыслов, нежели то возможно на варварских наречиях. В уповании — вполне сбывшемся — на эту достойную будущность и было сказано: «И для того нет сумнения, чтобы российское слово не могло приведено быть в такое совершенство, каковому в других удивляемся».

Но функция формирует орган — и к языку это тоже относится. Когда язык учености и высшей школы один-единственный и при этом чужой, уменьшается — за ненадобностью — богатство своего, и он предсказуемо деградирует до состояния наречия; попытки же ученых бесед ведутся на дивной смеси английского с нижегородским. Общее же понижение статуса национального языка тем более стимулирует к ведению ученых бесед на чужой латыни, что дополнительно ускоряет варваризацию.