Чужое дело - Ольга Славина

— Вы правы, Наташенька, я столько вожусь с их материалами. Буквально все заново строю. А подписи-то их стоят, и гонорар им…

Неправда, в статьях Верочки редакторская правка касалась от силы вреза и пары предложений. Но на отрицательные эмоции у Верочки тоже места не осталось. Ведь у нее на запястье жил браслет. Конечно, он не слишком смотрится с офисной одеждой, а требует вечернего платья, высокой прически и каблуков. Но она просто не смогла его снять. Пусть его никто не увидит, пусть он будет спрятан под рукавом оранжевой водолазки, которая так подходит к коричневой юбке в тонкую оранжевую полоску. Главное, она-то знает, что он там. Такой изумрудный, что дух захватывает. А значит, жизнь удалась!

Наталье Алексеевне тоже кое-что удалось. В частности, отвертеться от неблагодарного задания. С помощью грубой лести она сумела уговорить Гольдмановского повесить не на нее, а на Верочку еще одну заметку — про тройное убийство на окраине Москвы.

Редакционная «Волга» тащилась туда, наверное, полдня. Но Верочка не расстраивалась. Райончик оказался знакомый, правда заочно. Она буквально на днях про него читала в Интернете. Лаборатория Людмилы Ворониной находится где-то в тех краях. Что ж, специально в такую глушь Верочка, наверное, не собралась бы. А так убьет двух зайцев сразу…

Но сначала ее ждала грязная панельная пятиэтажка. Запах помоев и самогонки. Убийство произошло в подвале. Бомжи не поделили спальное место. Обычная бытовуха. Внимания журналистов она удостоилась лишь по причине массовости побоища. Один алкаш зарубил топором второго и замахнулся на третьего, но тот успел всадить ему финку в сердце. Так два трупа и лежали: один с топором в голове, другой — с ножом в сердце.

Все это Верочке и другим корреспондентам сообщил пожилой начальник местного убойного отдела. А ведь хотелось эксклюзива. Пришлось действовать по Станиславскому.

— Не верю! — заявила Верочка милиционеру, дождавшись, когда коллеги выключат диктофоны. — Наверное, был четвертый убийца. Просто вам не хочется его искать.

— Да говорю же, они замочили друг друга.

— Но так не бывает! — упорствовала она.

— Можете пойти и посмотреть своими глазами, — сдался опер. — Только постарайтесь в обморок не грохнуться.

Она не грохнулась, потому что, оказавшись в подвале, не заглянула в тот закуток, где вповалку лежали тела. Ей лишний стресс ни к чему. Верочка отправила вместо себя делегата. Витек был достаточно красноречив.

— Прямо цапля и лягушка, — описал увиденное и отснятое фотограф. — Помнишь: цапля в клюве держит лягушку, а та в это время душит ее. И подпись: «Никогда не сдавайся!»

— Предлагаешь мне так статью назвать? — пробормотала Верочка, все-таки вляпавшись каблуком правого сапога во что-то, сильно похожее на дерьмо. Зато почувствовала здешнюю атмосферу.

Да, у подвала явно была премьера. Не в смысле места преступления. Верочка подозревала, что бомжатские разборки случались здесь и раньше. А вот дама в изумрудах сюда точно никогда до этого не заглядывала.

Надо было все-таки светскую хронику вести, подумала Верочка.

— Людмила Константиновна, давайте не будем обозначать проблему так широко: как вам жить дальше. Начнем решать ее с вопроса: как вам теперь, после случившегося, общаться с людьми? И как же? Как вы сами это видите? Думаю, вам бы хотелось, чтобы все было как прежде, — предположила Лиза.

Пациентка кивнула. Психотерапевт продолжила:

— Неужели вы обычно приходили на работу и начинали сомневаться: а что про меня думает вон тот лаборант? А не подозревает меня в чем-то мой заместитель? Нет, вы обдумывали и обсуждали деловые вопросы. Так и сейчас. Устройте ревизию. Проверьте, чем занимались ваши подчиненные в ваше отсутствие. Проведите совещание, отметьте плюсы и минусы, поставьте новые задачи. Наука же всегда была вашей жизнью, вот и живите ею.

Совет был прост, но в этом все и дело. Его легко исполнить, и он должен совпадать с собственными интересами пациента. Возможно, поразмыслив еще в тиши кабинета, покопавшись в книгах, чтобы найти схожую ситуацию, Лиза придумает что-то еще. Но они поговорят об этом на следующем сеансе. Сейчас же ей почему-то не терпелось закончить визит.

Лиза не совсем поняла, зачем ее сюда вызвали. Она не заметила у Ворониной признаков депрессии. Да, женщина попала в непростую и невеселую ситуацию. Но ни навязчивого чувства вины, ни общей пассивности поведения, ни сниженной самооценки Лиза не увидела. Людмила Константиновна хочет доказать собственную невиновность, стремится общаться, жить, как прежде.

Появилось неприятное чувство, что она давит на жалость психолога, чтобы еще в большей степени заручиться ее поддержкой.

— Хотите чаю? — спросила хозяйка.

Лиза не хотела. Но как профессионал, должна была его выпить. Иначе пациентка решит, что и она избегает ее, подсознательно стараясь держаться подальше от убийцы.

Людмила Константиновна отлучилась в кухню, а Лиза прогулялась немного по огромной гостиной. В глаза бросились фотографии в рамочках, развешанные на одной из стен. Воронины в день свадьбы, на отдыхе, возле дома. Стекла в нескольких рамках треснули, и лица оказались как бы изломанными.

— Это кукла Барби постаралась, — пояснила Людмила Константиновна, вернувшись с подносом. — Видимо, пока я была в больнице после аварии, она жила тут. Мерзость какая! Сорвала наши семейные фотографии и побросала на пол. Некоторые рамки разбились. Я специально не заменяю их. Если понадобится, принесу в суд как доказательство…

Лиза вспомнила свою короткую встречу с Настей Савельевой. Тогда, в Шарм-эль-Шейхе, она не показалась ей истеричкой, срывающей со стен фотографии жены своего любовника. Как-то слишком мелодраматично…

Лиза вернулась к столику, взяла чашку с подноса. Чай был черный, крепкий, ароматный, явно дорогой. Рядом стояло печенье в жестяной коробке. Но Лиза почти не почувствовала вкуса, она не любила есть в присутствии чужих. Чтобы по-настоящему насладиться трапезой, нужна теплая компания. Верочка и Андрей, например.

— Еще раз спасибо, что приехали, — проговорила Воронина, беря свою чашку. — А то я чувствую себя тут как в склепе. Тихо и холодно. Я даже не умею как следует растапливать камин. Это всегда делал Толик или прислуга. А у меня он дымит.

— Давайте включим музыку, — предложила Лиза. — У вас ведь есть любимые мелодии?

— Я люблю Окуджаву.

— Отлично! Включайте!

Это тоже был своеобразный тест. Лиза по опыту знала, что если человек слушает музыку, читает книги и смотрит фильмы, значит, он не в депрессии. Если его увлекают чужие мысли и эмоции, он не зациклен на своем горе.

Воронина подошла к музыкальному центру, довольно быстро нашла нужный диск.

— Хорошо, что не «Реквием» Моцарта, правда? — грустно улыбнулась хозяйка, когда из динамиков полилось «Надежды маленький оркестрик под управлением любви».

— Почему же, — ответила Лиза, — самая красивая музыка написана в минорной тональности. В мажоре же в основном бравурные марши…

Однако их почти светскую беседу неожиданно прервал непонятный шум. Хлопнула дверь, раздались голоса, шаги в коридоре. Лицо хозяйки вытянулось.

— Мы же одни в доме, — беспомощно проговорила она и вскочила на ноги, готовая бежать и выяснять, что там происходит.

Но этого не понадобилось. Торопливые шаги приблизились, дверь гостиной распахнулась. И в комнату ворвалась пожилая женщина.

— Там, там… они… — от волнения и бега она задыхалась, — пришли…

— С обыском? Арестовывать? — предположила Воронина.

— Нет, хуже…

А Лиза с изумлением узнала в говорившей Нину Андреевну Савельеву.

Что мать ненавистной разлучницы делает в доме Людмилы Ворониной?

Глава 18

«Лучшая защита — это нападение. Старо как мир, однако работает. Когда нужно очернить противника, все средства хороши. Правда, пришлось придумать роль не только для журналистки, но и для психолога. Одним статистом больше, одним меньше. Главное, они не догадываются, что действуют по моей указке.

Даже платить не придется. Пусть тешатся тем, что узнали о судьбе «пропащей души».

Однако враг тоже пытается разыграть эти же карты. Жалкий плагиат! Это театр одного режиссера! Подражателям тут не место. Возможность договориться, решить все миром упущена. Что ж, пора перейти к активным действиям. И мы еще посмотрим, кто кого…»

Верочка не могла больше находиться в затхлом подвале, к горлу подступала тошнота. Витек все еще суетился возле трупов, в поисках ракурса получше, что в данном случае означало пострашнее. Верочка же вышла на воздух, пообщаться с бабушками на лавочке.

— Ужасть, дочка, ужасть! — вздыхали они. — Три покойника зараз. Теперя будут в потемках мерещиться.