Запретная. Не остановить (СИ) - Стужева Инна

— Ладно.

Он шумно выдыхает, после чего отстраняется и поднимается на ноги. Помогает подняться мне, и вот мы уже быстрым шагом идем, нет бежим до его номера.

А едва заходим и закрываемся…

Гордей набрасывается на мое тело, словно сорвавшийся с цепи оголодавший и обезумевший дикий зверь.

Заваливает на кровать и подминает меня по себя.

— Арина, блядь, Бельчонок, — бормочет он и яростно нападает с поцелуями на участки кожи, освобождаемые им от одежды.

— Хочу тебя, как же хочу… Как, блядь, нестерпимо тебя хочу…

А я люблю, так сильно люблю тебя, Гордей.

От его напора, силы, одержимости у меня окончательно срывает все тормоза.

И я… Я стону, изгибаюсь и тянусь, тянусь и сама подаюсь ему навстречу.

Схожу с ума в его объятиях.

Утопаю в его жарких, обжигающих, опьяняющих и пробирающих до самых отдаленных уголков души и сознания ласках.

Глава 24 Я, блин, Железный человек

С вышедшими из строя деталями и неисправным пультом управления.

Место которому на металлоломе…

Гордей

Бельчонок.

Мое наваждение.

Моя личная убивающая и разрывающая на тысячи частей отрава.

Наркотик, соскочить с которого оказалось мне не под силу.

И хотел бы, чтобы этой болезненной, невыносимой тяги к ней во мне не возникало. После всего. Но кажется, такое выше моих сил.

Едва я только вижу ее, едва я, блядь, вдыхаю ее аромат… Лишь стоит только к ней прикоснуться…

Мое влечение к ней встроено словно куда-то внутрь меня, и оно гораздо глубже, чем желание обычного по-быстрому траха. Порой мне кажется, что оно безразмерно и безгранично. Ведь без нее я попросту не живу.

Еще меня все время тянет целовать своего Бельчонка.

Конечно, хочется, до одури хочется в губы.

Неторопливо, жадно и страстно. По-разному.

Одновременно с этим ласкать и наблюдать, как от моих касаний она расслабляется и начинает раскрываться для меня.

Мне хочется зацеловать ее всю и наговорить ей на ушко всяких нежностей.

Но…

Я не должен показывать ей…

Все, что мне нужно сделать, это завалить и поиметь ее прямо на диване, на котором мы с ней сейчас сидим. Жестко, по возможности грубо и отстраненно, как обычную одноразовую шлюху.

Желательно, отвернув ее от себя, чтобы не видеть ее лица, а она не видела моего.

Чтобы не догадалась ни о чем.

Чтобы ни одной эмоции лишней не показать и не выдать, потому что эмоции, наравне с чувствами, это тоже не про нас.

Не так уж все и сложно, если подумать…

Просто, как дважды два. Обычная, блин, мать ее, арифметика.

У меня стоит на нее. Она хочет и не против. Я должен засунуть, выебать ее, удовлетворить, а сразу же после траха заказать ей выпить, или отправить восвояси, в зависимости от ее желания.

И никакого дела до ее душевных переживаний или неудобств.

Зачем все усложнять?

Она такая же, как и все остальные. Такая же, как все они.

Но едва она шепчет, что не может здесь, когда при всех, как я, блядь, подрываюсь и веду ее к себе.

Топит, как всегда, от ее скромности и понимания, что ей важно остаться со мной наедине.

Пьянею от осознания, что сейчас мы окажемся только вдвоем, и я возьму, и она снова будет принадлежать мне, и только мне одному.

Задыхаюсь от этих ощущений и пульс частит, не переставая. Сердечные ритмы ускоряются, путаются и сбиваются.

Утопаю, захлебываюсь, и, пока идем, всю дорогу не выпускаю Арину из объятий.

Снова и снова стараюсь убедить себя, что это просто секс и ничего, кроме физического влечения, в себе не несет.

Но если соскочит, как в прошлый раз, я не знаю, как тогда буду все это вывозить.

Вчера мне стоило большого труда не сбиться, устоять и продолжать сохранять холодность, отстраненность и невозмутимость. Несколько часов гонял по побережью, чтобы не думать, и вернулся в свой номер почти под утро.

Вымотавшись, но все еще пребывая на взводе от нереализованных желаний, я рухнул на кровать и провалялся на ней до рассвета, тупо пялясь в утопающий в темноте потолок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Если она проделает этот фокус снова…

Но Арина не идет на попятную. Льнет ко мне и дрожит от любого моего, даже самого невинного, прикосновения.

Нежная, горячая и желанная. Пиздец, какая красивая и за эти месяцы ставшая еще женственней и привлекательней.

— Хочу тебя, — шепчу ей в волосы, едва мы оказываемся в номере и начинаю целовать ее скулы, шею, ключицы.

Пиздец, как хочу, хочу, хочу…

Стараясь сдерживать похоть, чтобы не испугать, спускаю тонкие бретели ее топа с острых, худеньких плеч. Наклоняюсь, аккуратно целую и прикусываю ее тонкую нежную кожу. Поглаживаю, ласкаю, возбуждаю.

Затапливает нежностью, и я замираю на секунду, торможу сам себя. Сжимаю челюсти, чтобы хоть немного справиться с тем ураганом, что сейчас бушует и раздирает изнутри.

Напоминаю себе о том, что должен следить за собой и не выказывать ничего. Решено, что без возврата, что никаких лишних чувств.

Не церемонься с ней, поимей и выстави ее из номера.

Эти слова я наматываю на себя, повторяя, словно главную и, блядь, самую сверхважную, обязательную к запоминанию мантру.

Отстраняю ее от себя и рывком спускаю вниз одежду, оголяя и рассматривая все до самой талии. Залипаю.

Не сводя взгляда с ее груди, толкаю ее на кровать, и тут же, не давая возможности опомниться, наваливаюсь на нее сверху и вжимаю. Набрасываюсь с жадными поцелуями на ее торчащие возбужденные соски.

Нереальная, охуенная, любимая…

Жестко.

Просто тупо бездумно поиметь.

Разгоняйся и пошел, блядь, отпустив все мысли и ни о чем вообще не думая. Не в первый, и не в последний, кажется, раз.

Чувствую, как ее пальчики забираются мне в волосы. Начинают ерошить, поглаживать и сжимать, слегка натягивая кожу головы.

Арина стонет и выгибается мне навстречу, а я забираюсь под резинку ее трусиков и стягиваю их с нее. Придавливаю ее снова к матрасу и начинаю пальцами ласкать между ножек.

Теряю себя, едва не исходя слюнями, как малолетний пацан-девственник, дорвавшийся в первый раз до желанного женского тела, на которое раньше лишь облизывался и активно мастурбировал.

И каждый раз так, когда с ней.

Словно впервые, когда от восторга и непреодолимого желания на части рвет и перекручивает.

— Сладкая. Блядь, как же я тебя хочу, — рвано выдыхаю в ее раскрытые губы, едва прикасаясь, и тут же увожу их в поцелуи шеи и района декольте.

А потом чуть приподнимаюсь на локтях, освобождаюсь частично от одежды и придвигаю ее бедра ближе к своему стояку.

Хочу войти вот именно так, в податливую, текущую и раскрытую. С затуманенным расфокусированным взглядом и покрасневшими от всего происходящего щеками.

Но в последний момент установки все же срабатывают.

Я с рычанием сцепляю зубы и дергаю ее, переворачивая к себе спиной. Рывком ставлю на четвереньки.

— Выгнись, — командую я и кладу ладони ей на лопатки.

Начинаю постепенно продавливать.

— Попой кверху выгнись, не зажимайся. И ноги шире раздвинь.

Она дергается, но я не разрешаю ей отстраниться.

Ставлю ее, как мне удобно, прогибая, максимально раскрывая для себя и жестко ломая, к херам, ее сопротивление.

— Я уже видел все, если что, — произношу, вызывая этими словами очередной приступ паники у Бельчонка.

И тут же заглушаю его поцелуями ее спины, поглаживаниями и ласками, от которых сам едва не кончаю.

Блядь.

— Постой пару секунд спокойно, больно не будет, — хрипло произношу я.

Подставляю к ее складочкам член и начинаю водить по ним головкой, не вдалбливаясь сразу, чтобы снова немного ее успокоить.

— Я медленно, окей? Если станет некомфортно, ты мне скажешь, и я сразу прекращу.

Дожидаюсь, когда слабо кивнет и начинаю осторожно в нее входить. Наконец-то, блядь, снова входить в нее.