Дно разума - Алексей Атеев

Звякнули стаканы, забулькала жидкость…

После того как выпили по первому, а потом и по второму разу, каждый занялся тем, что ему было по вкусу. Самый старший в компании, сталевар Степан Тимофеевич Галушко, снял ватник, с которым он всю дорогу, несмотря на жару, не желал расставаться, лег на него, подложил под голову клеенчатую сумку и тут же захрапел. Толя Иванов надел маску, ласты, подхватил ружье для подводной охоты и ринулся в глубины вод. Энергетик Анвар Садыков на скорую руку соорудил из припасенных загодя снастей удочку и отправился рыбачить. Но большинство пошло купаться.

Разделся и Скок.

В их компании имелся один тип по имени Коля Табунов, молодой развязный парень, недавно окончивший техническое училище, но уже, как и Садыков, работавший энергетиком. В последнее время он терся около Скока, хотя тот и не понимал, что ему нужно. То в столовой примостится у стола, за которым Юра обедал, то в душевой займет кабинку рядом с ним. Да и в трамвае не раз подсаживался на свободное место. Скок не обращал на него внимания, считая сопляком.

В бригаде, кроме сталевара Галушко, никто не знал о Юриных судимостях. Он сам их не рекламировал, а ребята лишних вопросов не задавали. В душевой все видели его татуировки, однако выводы, во всяком случае вслух, никто не делал.

И вот теперь Табунов стоял рядом со Скоком и нагло разглядывал татуировки, словно видел их в первый раз.

– Клевая наколка, – сказал он, тыча пальцем в Кота в сапогах, играющего на гитаре.

Скок смерил нахала пренебрежительным взглядом.

– Тоже такую хочу, – капризно заявил Табунов.

– Так сделай.

– Не знаю, к кому обратиться.

– И я не знаю…

– Но тебе же кто-то наколол?

– Мне там накололи, где тебя не было, – презрительно произнес Скок.

– Так ты сидел?

– Сидел.

– И по какой статье?

– А тебе зачем?

– Так… Интересно.

– Ну, допустим, по 144-й.

– Ага. Кража.

– Ты, я смотрю, осведомленный.

– Уголовный кодекс почитываю.

– Зачем это тебе?

– Ну… – Табунов неопределенно взмахнул рукой. – Может, когда и пригодится. Мне блатная жизнь нравится. Песенки, там… «По тундре, по стальной магистрали…» Романтика!

– Какая там романтика!.. Романтика в море, в тайге, в космосе.

– Шутишь?

– Да нет… Какие шутки! Я шутить не люблю и тебе не советую.

– Отшиваешь?

– Да хотя бы… Чего ты под ногами путаешься? Блатная жизнь ему нравится! Чего ты о блатной жизни знаешь?!

Табунов искоса взглянул на Скока, но ничего не ответил. Он еще немного потоптался рядом, потом отошел.

«Да и хрен с ним, – произнес про себя Скок. – Придурок!» Он вдруг вспомнил Баню. Тот тоже изображал из себя блатного. И чего? Замочил своего же кореша! Ни за что ни про что. И этот такой же. Романтику ему подавай. А придет на зону, понюхает парашу, и вся романтика слетит в один момент. Еще как себя поставит, а то и опустят…

Скок плескался в мелкой воде, но злоба на этого Колю все не отпускала. Нужно еще выпить. Так он и сделал.

Приложился к стакану и Табунов. Водка, казалось, только раззадорила парня. Поглядывая в сторону Скока, он вдруг гнусаво затянул: «На Колыме, где тундра и тайга кругом, среди заросших елями болот тебя я встретил, тогда с подругою сидевших у костра вдвоем…»

«Для меня старается», – понял Скок, вслушиваясь в знакомые слова.

– «Шел крупный снег и падал на ресницы вам, – завывал Табунов. – Вы северным сияньем увлеклись…»

– Эй, Колька, ты чего это разорался? – спросил, обернувшись к парню, Садыков. – Про какую-то Колыму поешь… Ты откуда такие песни знаешь?

– Заглохни, Анварка. Не мешай балдеть. Я еще и не так могу! «Я не папина, да я не мамина… – неожиданно сменил он музыкальную тему. – Я на улице росла, меня курица снесла…»

– Вот дает! – захохотал Садыков.

– Потому как я тоже не пальцем делан и кое-что повидал, – сообщил Табунов. – А то тут некоторые из себя гнут… Наколки блатные имеют… За кражонку вшивую получили трешник… И туда же… Авторитета изображают…

«Вот гнида! – рассвирепел Скок. – Дать ему, что ли, по рогам?»

– Заткнись, сопляк! – неожиданно вмешался в разговор доселе дремавший Степан Тимофеевич Галушко. – Чего это ты тут расчирикался? «Кое-что повидал…» Чего же это такое ты повидал? Мамкину титьку? Ты даже армии не нюхал, а туда же… Норов показываешь. Слазь лучше в воду. Охладись маленько.

– Я не сопляк! – обидчиво воскликнул Табунов.

– Вали, вали… – Степан Тимофеевич поднялся со своего ложа. – Эй, Юрка, давай-ка примем, – позвал он Скока.

– И мне налейте, – сказал Табунов.

– Тебе же сказали: вали! Со старшими он пить вздумал. Хотя почему и нет. – Степан Тимофеевич плеснул в стакан газированной воды и протянул парню: – На, лакай!

Однако Табунов оттолкнул стакан, отчего газировка выплеснулась на землю, вскочил и убежал.

– Зря ты так, Тимофеич, – с плохо скрытой иронией заметил Садыков. – Сейчас парнишка пойдет и утопится.

– Да и хрен с ним! – невозмутимо произнес сталевар. – Давай с нами, Анвар…

Они выпили, потом зачавкали пирожками, захрумкали луком… Галушко вновь улегся на фуфайку и, закрыв глаза, вскоре захрапел.

– Пойти, что ли, взглянуть: куда этот дурачок побежал? – вслух произнес Садыков.

Он достал из рюкзака ободранный полевой бинокль, поднялся на горку и приставил к глазам окуляры. Что-то явно привлекло его внимание.

– Иди сюда! – крикнул он Юрке. А когда тот поднялся, протянул ему бинокль. – Смотри!

Метрах в двухстах от них, почти на окраине деревни, мирно паслось стадо разномастных буренок. Среди них особенно выделялся могучий черно-белый бык. В отличие от коров, передвижение быка ограничивала длинная веревка, одним концом привязанная к вбитому в землю колу, а другим – к шее быка.

Скок чуть передвинул бинокль и увидел: к стаду не очень твердой походкой, хотя и довольно быстро, приближался Табунов. На нем были лишь трусы, а над головой он крутил красную тряпку, в которой Скок признал футболку парня.

– Чего это он собрался делать? – спросил Садыков.

– А хрен его знает, – отозвался Скок. – Одно слово, придурок!

– Нет, ты посмотри!

Скок снова навел бинокль на Табунова. Теперь Колька стоял перед быком и махал у него перед носом футболкой.

– С быком драться хочет, – сказал Садыков. – Как это называется? Ага, коррида. А который дерется – матадор. Лезвия еще такие есть для бритья… «Матадор».

На появление Табунова бык никак не отреагировал. Он продолжал щипать куцую травку у себя под ногами. Колька подскочил к животному вплотную и ударил его по морде футболкой. Бык лениво отмахнулся. Новый удар. Бык поднял голову и замычал. Похоже, сражаться с пришельцем он не собирался. Табунов встал перед быком, обеими руками растянул майку наподобие мулеты и затряс ею перед мордой животного. Бык вновь недоуменно замычал. Казалось, он никак не мог понять: чего от него ждут? Тогда Колька изменил тактику. Он поднял с земли жердь и что есть силы огрел быка по хребту. Животное возмущенно заревело. Оно было явно недовольно подобным обращением. Табунов вновь треснул быка, на этот раз по морде. Тот взбрыкнул, ударил передними копытами по земле, подняв облачко пыли, и бросился на обидчика. Колька проворно отскочил. Однако или масса быка оказалась очень большой, или кол был вбит небрежно, только деревяшка взметнулась в воздух, а бык, оказавшись на свободе, рванул за своим обидчиком. Далеко убежать Табунову не удалось. Бык легко догнал его, обошел на полкорпуса справа и резко развернулся. Тело неудачливого матадора, подброшенное вверх, вновь приземлилось на рога и опять воспарило в небеса. Потом парень рухнул под копыта, а разъяренное животное продолжало бить его рогами, перекатывая из стороны в сторону, точно тряпичную куклу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});