Невероятные будни доктора Данилова: от интерна до акушера - Андрей Шляхов

— Точно! — обрадовался мужчина и тут же испуганно огляделся. — А я уеду со вторыми.

— А мы пригласим покататься кого-нибудь из ваших соседей по дому. Чтобы со стороны, казалось, что мы увозим вас…

— Лучше всего подойдет Рома из семидесятой квартиры, — посоветовал Игорь Иванович. — Мы с ним очень похожи.

— А он сейчас дома? — поинтересовался Данилов.

— Да, у него тоже инвалидность второй группы, — незаметно проговорился Игорь Иванович.

— Вера, обеспечьте нам вторую машину, — Данилов вытащил из кармана наладонник и протянул его Вере.

Вера нажала на одну из кнопок и нахмурилась.

— Не берет отсюда, попробую в подъезд выйти…

— Может, есть помещение, где окна на другую сторону выходят? — «подсказал» Данилов.

— Пойдемте на кухню! — включилась в игру жена Маша и увела за собой Веру.

Сам Данилов не захотел вызывать психиатрическую бригаду. При пациенте заниматься этим было нельзя, так же как нельзя было уходить куда-то, оставив Веру наедине с психически нездоровым человеком, пусть даже внешне и спокойным. Кто знает, что у него на уме…

— Надо Ромке позвонить, — забеспокоился Игорь Иванович.

— Пока рано! — осадил его Данилов. — Пусть сперва вторая машина приедет.

Пациент поелозил в кровати и спросил:

— А вы, доктор, откуда про них знаете?

— Доводилось встречаться, — по тону Данилова было понятно, что приятными эти встречи не были.

— Часто?

— Пару раз.

— Они хотели вас похитить?

— Они хотели меня убить за то, что я помогаю людям! «Боже, какую чушь я несу!» — ужаснулся про себя Данилов.

Работал одно время на шестьдесят второй подстанции фельдшер Алеша Сапожков. Фельдшер как фельдшер, только вот с «психами» управляться не умел — выкладывал им в глаза всю правду. «Психи» негодовали, не желая признавать очевидного, и норовили нанести Алеше разные увечья. Алеша как мог оборонялся, а «психи» потом писали на него жалобы. Данилов во время совместных дежурств пытался объяснить Алеше ошибочность подобного поведения, но — безуспешно. После очередной драки на вызове Тюленьков пригласил Алешу к себе в кабинет и предложил ему «или — или». Или уходи сам, или вылетишь со «скорой» с треском и звоном. Алеша предпочел уволиться по собственному желанию.

— А меня — за то, что я отказался отдать им свою печень! — сообщил Игорь Иванович.

— Без печени человек жить не может, — Данилову было приятно сказать хоть что-то разумное.

— Им до нас дела нет. Мы — подопытный материал, и только!

Пациент понемногу начал возбуждаться. Покраснело лицо, загорелись глаза, движения стали более резкими. То ли обрадовался, что обрел в докторе единомышленника, то ли просто надоело спокойно лежать.

В комнату вернулась Вера.

— Все машины в разъездах, — посетовала она. — Сказали — долго ждать придется.

В наладоннике, полученном от фельдшера, Данилов, как и ожидал, обнаружил записку.

«Диагноз шизофрении установлен с 1993 года. Обострения — 1 — 2 раза в год. В последний раз лечился стационарно в прошлом году. Амбулаторно принимал амитриптиллин и трифтазин. Самовольно бросил пить таблетки восемь дней назад. Со вчерашнего дня — депрессия и мания преследования. Боится ведьм, которые хотят забрать себе его сердце и печень. Не буйный».

Поблагодарив Веру взглядом, Данилов незаметно для пациента переместил записку в карман халата и как бы между делом заметил:

— Ждать долго, Игорь Иванович, хорошо бы еще укольчик, поддерживающий сердечную деятельность, сделать. А то как бы вам хуже не стало…

— Раз надо — делайте! — разрешил пациент и тут же спросил: — А какой укол?

— Альфа-амилазу, — Данилов многозначительно посмотрел на Веру, — протеолитический фермент, растворяющий тромбы и препятствующий их образованию. Укол внутримышечный.

— А какую дозу, доктор? — Вера, все правильно поняв, выудила из ящика ампулу с раствором аминазина, «тормозящего» нейролептика, и издалека показала ее Данилову.

На вид в мужчине было килограмм восемьдесят — восемьдесят пять веса.

— Одну ампулу, — одобряюще кивнул Данилов.

— Сейчас! — Вера распечатала шприц.

Минут через пять после инъекции пациент уснул. Данилов измерил ему давление. Сто двадцать на восемьдесят — нормальнее не бывает.

— Что же вы в загадки играли поначалу? — высказал Данилов Маше, убедившись, что ее благоверный крепко спит.

— Так у него слух, как локатор, — ответила она. — Попробуй я только скажи чего…

— А говорили — не буйный! — напомнила ей Вера.

— Ну, говорила… — замялась женщина. — Он же мебель в окно не швыряет и с ножом ни за кем не бегает! Так, поскандалит если или стукнет разок…

— Все ясно, — Данилова насмешила столь неожиданная и самобытная классификация буйства, но он, конечно же, не подал виду. — Вы ему вещи-то соберите.

— Уже собрала, — Маша махнула рукой. — У двери пакет оставила. Чаю хотите? Или кофе? У меня настоящий кофе, не растворимый…

— Ну, если уж настоящий, — улыбнулся Данилов, — то покрепче и без сахара.

— А вам? — хозяйка обернулась к Вере.

— А мне с сахаром! — Вера задорно тряхнула кудрями. — Гулять так гулять!..

Полтора часа прошло в ожидании и приятном безделье. Данилов выпил три чашки кофе и выслушал подробную историю Машиной жизни.

— С ним жить можно, когда он таблетки пьет, — все повторяла Маша и приводила еще один довод, подтверждающий ее слова.

У Данилова сложилось стойкое впечатление, что Маша попросту любит своего мужа.

Приехавшей «психбригаде» Данилов сдал мирно спящего пациента.

— Всегда бы так, — усмехнулся один из фельдшеров.

— Помочь погрузить? — предложил Данилов.

Все трое членов специализированной бригады были невысокими и худыми, если не сказать — щуплыми.

— Да вы что, коллега! — удивился врач. — Нас же трое. Счастливого вам дежурства!

— Взаимно! — ответил Данилов, направляясь к дверям.

— А я думал — вы там отек легких лечите! — встретил Данилова с Верой посвежевший от длительного отдыха Петрович. — Потом смотрю — «спецы» приехали. Поинтересовался кто — оказались психиатры…

— Яснопольская семнадцать, первый подъезд, — Данилов объявил следующий адрес.

— Что там?

— Женщина семнадцать, болит живот.

— В наше время в семнадцать лет мало кто женщиной считался, — заявил Петрович.

— Это смотря какой смысл вкладывать, — ответил Данилов.

* * *

«Псих» Игорь Иванович оказался последним из тех, кому во время дежурства снималась кардиограмма. После школьницы с аппендицитом Данилов выехал на ножевое ранение, за которым последовало отравление таблетками. После отравления была перевозка двухнедельного младенца из родильного дома в сто тринадцатую больницу, затем — почечная колика, после колики — битый алкаш на станции метро «Рязанский проспект», после алкаша — парнишка шестнадцати лет с сотрясением головного мозга. Последним вызовом оказалась доставка больного с гемофилией, порезавшего руку во время приготовления завтрака, в стационар…

— Вова, а где кардиограф? — поинтересовался доктор Могила, принимая у Данилова смену.

— В машине, — ответил Данилов, помня, что, возвращаясь от «психа» Игоря Ивановича, он закинул кардиограф в салон.

— Там нет, я смотрел, — Могила не шутил, он вообще был не из тех, кто любит шутку.

— Ты хорошо смотрел? — уточнил Данилов.

— Я трезвый! — обиделся Могила. — Хочешь — пойдем и посмотрим вместе.

Посмотрели вместе и не нашли кардиографа.

— Что за херня! — в сердцах высказался Данилов. — Погоди, посмотрю в комнате отдыха.

Была еще надежда, что во время одного из заездов на подстанцию он «на автопилоте» утащил кардиограф с собой.

Кардиографа не оказалось ни в одной из комнат отдыха, ни в туалете, ни на кухне, ни в диспетчерской…

— Петрович, ты кардиограф из салона не забирал? — заглянув в водительскую, спросил Данилов.

— Бог с тобой, — ответил Петрович. — Зачем мне кардиограф?

— Тогда куда он делся?

— А я почем знаю? — развел руками Петрович.

Ничего не поделаешь — пришлось Данилову идти к заведующей и признаваться в потере кардиографа.

— Еще один выговор, — нахмурилась Елена Сергеевна. — Не много ли, Владимир Александрович?

— Как есть, — пробурчал Данилов.

Он ожидал несколько иной реакции. Ожидал сочувствия, понимания, может быть — предложения вызвать милицию и разобраться… Вместо этого он услышал очередной упрек. Можно подумать, что он сам у себя украл этот чертов кардиограф, будь он неладен. Ни к чему было поминать выговор, хотя и ясно, что при потере кардиографа без выговора не обойтись.

— Идите, Владимир Александрович, — вздохнула заведующая.

Если бы Данилов сейчас вспылил, обозвал бы ее дурой или еще как-нибудь, стукнул бы кулаком по столу или в другой форме выразил свое возмущение, то, возможно, она повела бы себя иначе… Но Данилов повернулся и, не сказав больше ни слова, вышел из кабинета заведующей.