Истребитель драконов - Уильям Кинг

Прихрамывая, на командную палубу вошёл старый Борек. Он выглядел ещё более дряхлым, чем обычно. Он неторопливо передвигал посох, словно слепой, нащупывающий себе путь. Длинная борода Борека волочилась по полу. Похоже, силы гнома были на исходе. Потеря племянника нанесла ему тяжкий удар.

— Мне жаль, что так случилось с Вареком, — произнёс Феликс. — Он был замечательным гномом.

Борек посмотрел на него и печально улыбнулся.

— Он был, Феликс Ягер. Был. Я не должен был позволить ему участвовать в этой экспедиции. Я не должен был позволить ему покинуть Одинокую Башню, но он так сильно хотел лететь…

Феликсу вспомнил, какую отвагу Варек проявил в подземельях Караг–Дума. Его привычку записывать всё в свою удивительную книгу. Как подчас тот раздражал своей жизнерадостностью. Как Варек смущал его и Готрека, преклоняясь перед ними, как перед героями. Его близорукость. Его мягкий и немного педантичный голос. Было сложно поверить в то, что никогда снова он не увидит и не услышит молодого гнома. Феликс был потрясён. Много воды утекло с тех пор, как он столь сильно реагировал на смерть.

— Вин був славным парнем, — произнёс Макайссон. — Наверное, мени не надо було поддаваться на його уговоры и обучать управлению гиро.

— Если бы ты этого не сделал, друг мой, я боюсь, никого из нас бы сейчас здесь не было.

— Да, ты прав. Паренёк — герой!

— Теперь я последний из моего рода, — произнёс Борек.

Феликс заметил две капельки влаги, скатившиеся по щекам старого гнома. Неужели это на самом деле слёзы? Феликс отвёл взгляд, не желая смущать учёного.

— Ладно, не переживай! Мы позаботимся об ублюдке, шо убил парня. Вин токо шо попал в самый верх моего персонального списка обид.

Борек лишь отвёл взгляд и скорбно покачал головой.

Макс Шрейбер находился на кормовой обзорной палубе и глядел через потрескавшееся кристаллическое окно. Должно быть, оно треснуло в какой–то момент схватки с драконом, но он даже не предполагал, как и когда именно. Ужасно выглядел весь воздушный корабль. Внутренние крепления разболтались. Грузовые ящики и сундуки с сокровищами во время сражения швыряло туда–сюда, и те нанесли повреждения всему, с чем соударялись, и повредились сами. Двое членов команды разбились насмерть. Двенадцать нуждались в лечении магией Макса.

Уже по неторопливости передвижения и по неестественному гулу двигателей, Шрейбер мог бы понять, что воздушный корабль тяжело повреждён. В сравнении с прежней их скоростью, теперь они двигались поступью улитки. Он гадал, удастся ли им вообще долететь до места назначения. Похоже, весь этот перелёт будет проходить от одного происшествия к другому. Словно их кто–то проклял. В конечном счёте, репутация Макайссона притягивать неприятности, возможно, не столь уж незаслуженна.

Шрейбер осматривал проплывавшую под ними горную долину. Они следовали руслом ручья, спускающегося в направлении низменностей. Он предположил, что вид стремительных водопадов прекрасен, если наблюдать их с земли, но понимал, что никогда не сможет в этом убедиться. Скорее всего, Шрейбер больше никогда не увидит эти места. «Наслаждайся пейзажем, — твердил он себе. — Пока ты здесь, пользуйся любыми выгодами. Сюда тебе никогда не вернуться». Почему–то утешительные тренинги его наставников из Золотого Братства казались несколько вычурными ввиду последствий сражения с драконом. И всё же Шрейбер понимал, что слова были верные. Ему следует наслаждаться моментом, и он должен быть доволен. Бой показал ему, сколь хрупка может быть жизнь, и насколько быстро она может закончиться. Достаточно вспомнить бедного Варека и дюжину, или около того, прочих пострадавших в битве.

Двигатели стали заикаться, а через какое–то время смолкли. Шрейбер сразу же ощутил, что „Дух Грунгни“ дрейфует, словно неуправляемая лодка по реке. «О Сигмар, — взмолился он, — помоги нам, пожалуйста. Не позволь этому произойти снова». В душе он опасался, что беспомощный воздушный корабль может прибить к склону горы, или прорвётся ещё больше мешков с подъёмным газом, и они упадут на землю. В долине он заметил небольшую группу быстро передвигающихся фигур. Он не был уверен, но вроде уловил взглядом что–то зелёное.

— Орки, — услышал Макс голос Ульрики.

Удивившись, он обернулся.

— Твои глаза зорче моих, — заметил Шрейбер.

— Свою жизнь я провожу, глядя вдоль древка стрелы, а не читая книги при свете свечи, — произнесла Ульрика. — И я давно научилась распознавать орков на дальнем расстоянии. Любой обитатель равнин Кислева быстро умирает, если этому не обучится.

— Значит, зеленокожие настолько грозны? — спросил Макс.

Ответ был ему известен, и он просто хотел услышать её голос.

— По–своему столь же трудные противники, как воины Хаоса. Даже более дикие, и не понимают, когда им следует помирать. Я видела, как орк с двумя стрелами в сердце и срезанной половиной головы зарубил полдюжины бойцов, прежде чем умереть.

— Подобное видел и я, — произнёс Готрек Гурниссон.

Макс обернулся на голос Истребителя. Его коренастая фигура высовывалась из люка, ведущего на обзорную палубу. Он передвигался на удивление бесшумно для такого тяжёловеса. Макс даже не слышал, как тот появился.

— Но, в конце концов, все они сдохнут от доброго топора.

Макс успокоился, услышав, как снова заработали двигатели. Корабль снова начал продвигаться вперёд.

— Куда бы мы ни направлялись, я надеюсь, что скоро там окажемся, — произнёс он.

— Мы дождёмся ночи и скорректируем наше положение по звёздам, — сказал Готрек. — А потом у нас есть идея получше.

Макс гадал, сможет ли воздушный корабль продержаться до наступления ночи. Он видел несколько оборванных стальных тросов. Чудо уже то, что они всё еще летят.

— Ты необычно молчалив, — заметила Ульрика.

Феликс кивнул и плотнее запахнул плащ. Стоять на верней поверхности аэростата было холодно, морозный ветер щипал без жалости. Они стояли на несущем каркасе аэростата, наблюдая восход обеих лун над горами. Это было необычное зрелище, волнующее своей красотой.

— Я думаю о Вареке. Теперь он умер, а я никогда по–настоящему не знал его.

— Смерть приходит за всеми, — сказала Ульрика.

Феликс посмотрел на неё. Феликс гадал, сможет ли он когда–нибудь привыкнуть к её непоколебимой склонности к фатализму. Он предполагал, что те, кто появляется на свет на равнинах северного Кислева, привыкают к тому, что смерть приходит рано. Феликс же не настолько очерствел с того момента, как впервые встал на путь искателя приключений. Будучи сыном богатого купца из Альтдорфа — столицы Империи, он вырос в тепличных условиях. Единственной смертью, которую он по–настоящему осознал, была смерть матери, когда ему исполнилось девять лет от роду. И то, он был слишком мал, чтобы сделать правильные выводы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});