Орден Змей (СИ) - Ершов Евгений

* * *

Проснувшись весенним утром и лежа в кровати, я прогонял в голове приснившийся сон. Рутина, особо записать нечего. Тренировки, уроки, превращения. Как и у меня в Ломокне. Скучно. На соседней кровати спала заметно подросшая Машка. Она с сентября учится в женской гимназии, где и Барышня Вера.

Вдруг снизу послышались встревоженные голоса, шум, топанье, беготня. Я лениво приподнялся на кровати — опять, похоже. С конца прошлого года, со Святок, стало неспокойно в доме Заморовых, и всё из-за старшой сестры Саши, маленькой купчихи. Дверь с шумом отворилась и в комнату вбежал запыхавшийся Генка.

— Надо чаще тренироваться, Заморыш, а то так заморышем и помрешь, — не дал я ему ничего сказать.

— Да иди ты, Зло, в пекло! — привычно отмахнулся Генка. — Побежали цыганенка бить!

Тут надо начать немножко или даже множко издалека.

Однажды в детстве отец рассказал Саше Заморовой, что она названа в честь мученицы Александры Римской — ее память как раз приходилась на день рождения дочери. Саша узнала, что Александра была царицей в Риме, и видя страдания Георгия Победоносца, открыто объявила себя христианкой, за что и была жестоко убита своим мужем — злым императором Диоклетианом.

— А Рим — это далеко? — спросила Саша.

Николай Иванович ухмыльнулся и достал географический атлас. Он любил узнавать всё новое, и когда освобождался от дел, его порой можно было увидеть в будущей комнате Назловых с книгой или журналом, сидящим в высоком кресле-качалке и с удовольствием читающим новое издание. Губы его беззвучно шевелились во время чтения, а Саша с интересом разглядывала своего папеньку, которого все же привыкла больше видеть в белом от муки фартуке с закатанными рукавами.

— Вот Москва, а мы совсем рядом, — отец указал на карту, — а здесь — Рим, до него очень далеко ехать.

— А на чем ехать? — спросила Саша.

— Ну, сначала нужно на ямщиках добраться до Москвы, потом на пароходе до Царьграда, а дальше, как душе угодно — хочешь, опять плыви по морю, а хочешь, сначала по железной дороге, а потом все равно на пароходе, — Николай водил пальцем по карте, а дочка следила за его движениями.

— Далеко… — вздохнула Саша.

— Зато Италия похожа на сапог! — засмеялся отец.

— Как это?

— Ну-ка, тащи мои сапоги! — дочь тут же полетела вниз в прихожую. — Только сначала почисть их хорошенько! — крикнул вдогонку отец.

Потом они долго сравнивали отцовский сапог с сапогом Италии, отец рассказывал дочери, как из этого самого Рима на Русь приехал Карл Ломокка и основал город Ломокну, и в честь него теперь у города на гербе изображен лом, как итальянцы строили ломокненский кремль, а до этого воевали с Карфагеном и покоряли другие страны…

В итоге маленькая Саша прямо-таки заболела Италией, и теперь, в честь пятого дня рождения, мама Ефросиния вылепила ей из теста в подарок итальянский сладкий сапог. По форме он, конечно, больше походил на сапог Николая Ивановича, но Сашиным восторгам не было предела.

После того, как она научилась сносно читать, то изучила все книги про Италию, до которых только могла дотянуться. Журнал «Всемирная иллюстрация», выписываемый Заморовыми, был зачитан и засмотрен до дыр, а статьи, посвященные «Итальянскому полуострову», аккуратно вырезались и подклеивались в особую тетрадку. Туда же отправилась тщательно переписанная табличка, висевшая в столовой родительского дома на почетном месте. Она гласила:

«Ломокна сей город, некоторых летописцев по уверению, построен вышедшим из Италии знатным человеком, нарицаемым Карлом Ломоккою, около тысяча сто сорок седьмого года».

В гимназии Сашу преподаватель истории Загорский поправил, что город на самом деле основан на тридцать лет позже, и к тому же к итальянцу Ломокке не имеет ровным счетом никакого отношения. Александра согласилась, что датировка, быть может, и не совпадает, и что тридцать лет погоды не сделают. А вот за Ломокку билась до последнего, за что ей был выставлен низший балл (после этого и дома получила нагоняй от отца с матерью, но осталась при своем мнении).

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Купчиха-глупчиха! — рассмеялась одна из гимназисток, а другие подхватили ее издевку.

Одним из самых ярких впечатлений детства для Саши остались летние события, когда в Ломокну на два месяца приехал самый настоящий итальянский цирк. Для него специально расчищали огромное пространство на Нижней площади. Расчистка и установка цирка продолжалась целую неделю и весь город специально приходил посмотреть на невиданное зрелище. Тогда Саша впервые вживую увидела итальянцев.

— Ну вот твои итальяшки! Любуйся! — ворчливо проговорил отец, обращаясь к Саше.

Утром любимая дочь и сестра замучила всё семейство, рассказывая, как познакомится с итальянцем, выйдет за него замуж и уедет в Италию.

— Погоди, кочерга, — смеялась Ефросиния, — подрасти сначала, замуж она собралась!

— И подожду! А он за мной вернется и мы все равно уедем! — с обидой отвечала Саша.

— Скорей бы, — пробурчал старший брат Виктор.

И вот, глядя на чумазых итальянцев, которые устанавливали на главной торговой площади города свой цирк, Саша не смогла сдержать слез. Она знала славных сынов Апеннинского полуострова по мудрым и строгим портретам Джузеппе Гарибальди, Леонардо да Винчи, Данте Алигьери. А тут были какие-то…

— Какие-то цыгане! — сквозь слезы пробормотала Саша.

— А что, и правда похожи, — засмеялся Николай Иванович.

Но разочарование сменилось восторгом, когда цирк все-таки заработал и начал давать представления. В первый же день вместе со старшим и младшими братьями туда попала и Саша. Пульчинелла, арлекины, мимы, клоуны, ходуны на веревках и ходулях, и конечно-же — пятнадцать дрессированных лошадей. Восторгу ломокненцев не было предела, цирк давал представления четыре дня в неделю на протяжении почти двух месяцев.

Саше за это время удалось всего пять раз сходить на представления, всё же для большой семьи было довольно накладно покупать билеты чаще. Девочка мечтала о том, что вырастет, разбогатеет, станет купчихой первой гильдии, и будет ходить в такой цирк каждый день, и может быть, не по одному разу.

Но время шло, пришла пора первых влюбленностей, и манящий образ Италии померк, растворился, затерся об окружающую действительность уездного города, о привычные, тысячи раз виденные улицы и дома, тысячи раз слышанные выкрики торговцев на Нижней площади, скрип телег и ржанье лошадей, запах свежего хлеба и выпечки, близкой реки. И даже кремль, по преданию построенный итальянцами, становился лишь частью обыденного, уютного и серого.

* * *

У Франческо Демарко, уже два года путешествующего по миру, защемило сердце. Стоя перед ломокненским кремлем, ему казалось, что он вернулся домой в северную Италию, и путешествует не по холодной далекой стране, а находится перед городскими стенами Монтаньяны. Но в декабре месяце много не настоишься на морозе, и наваждение быстро прошло. К тому же время странствий и лишений научило Франческо, что никогда не стоит расслабляться, и что в первую очередь дело, а уж потом все остальное.

Уже вполне освоив русский язык, хоть и говоря, конечно, с так смешившим местных жителей акцентом, Демарко расспросил, как ему пройти в Ломокненское полицейское управление. Там молодой итальянец был крайне удивлен тем обстоятельством, как дешевы в городе взятки в сравнении с московскими тарифами и тому, как быстро могут делаться дела. Уже через час он шел по улицам города, вооружившись предписанием ломокненского полицейского пристава Якова Клокова. Оно гласило:

«Итальянскому подданному Франческо Демарко мною сего числа выдано свидетельство в том, что разрешается ему в городе Ломокне на Молочной площади на время Святочной недели поставить шкапчик, из коего птички вынимают пакетики со стихами и фотографическими карточками».

Наступили Святки. В течение недели проходил сумасшедший итальянский карнавал — так казалось Франческо. Проносились тройки лошадей, вино лилось рекой, согревал горячий сбитень, тут и там слышались выкрики балаганщиков, зазывавших народ. Основное веселье проходило, конечно, на Нижней площади, а не там, куда определили Демарко — на Молочную, еще одну торговую площадь, но гораздо меньшую по размерам. Как только начались праздничные дни, итальянец сразу сообразил, почему ему так «повезло» с небольшой взяткой и быстрым получением разрешения. Но грех было жаловаться, и обосновавшись на Молочной площади, он все равно был в центре внимания публики.