Госпожа Удача (ЛП) - Эшли Кристен

Тай вернулся домой без четверти девять в пропотевшей одежде для тренировок, длинных шортах, обтягивающей футболке без рукавов, со спортивной сумкой и двумя пластиковыми пакетами с продуктами.

— Йоу, — сказал он мне, когда я сидела на диване и смотрела телевизор.

Э-э… йоу?

После трех дней отсутствия, пары звонков, он приходит домой, когда я, наконец, не сплю, и говорит: «йоу»?

Бросив спортивную сумку на пол, он повернулся к кухонному островку, свалил на него пакеты с продуктами и начал доставать оттуда покупки.

Я убавила громкость телевизора, поднялась с дивана и подошла к кухне, спрашивая:

— Где ты был?

Он слегка повернулся ко мне, самую малость, оглядел себя, посмотрел на меня и снова повернулся к стойке.

Хоть я и знала, эти действия означали общение, но он ничего не сказал.

Я сделала успокаивающий вдох, чтобы не испепелить его адским пламенем, и начала:

— Тай…

— С ног валюсь, — оборвал он меня. — Сделаю коктейль, приму душ и лягу спать.

И тут я увидела упаковку клубники, связку бананов, банку йогурта и большую пластиковую банку с чем-то, чего я не знала.

Он пододвинул к себе блендер и принялся чистить банан.

— Э-м… нам нужно поговорить, — сказала я, стоя напротив него, и оперлась ладонями на островок, разделяющий нас с Таем.

— О чем? — спросил он.

О чем?

— С чего ты хочешь, чтобы я начала? — спросила я в ответ, когда он бросил банан в блендер и открыл упаковку клубники.

— Все равно. Просто начни. Как я уже сказал, я выдохся, так что чем скорее мы закончим, тем скорее я смогу пойти в душ.

Я уставилась на него, он отрывал хвостики (немытых) ягод и добавлял их к банану.

— Тай… — прошептала я, и он повернулся ко мне.

— Выкладывай уже. Я не намерен терпеть твою херню. Я не в настроении для этого, но если тебе есть что сказать, говори.

Я сглотнула, чувствуя, как сжимается горло, потому что внезапно перестала злиться.

Мною овладело нечто другое.

Понимание, что в день прибытия в Карнэл я ошиблась. После нашего поцелуя он не отключился. Тай не закрылся. Тай стал другим. Тай стал мудаком.

И было больно сознавать, что Тай-мудак существует.

— Я… — начала я, не зная, что сказать, он вернулся к клубнике, и тогда я попыталась начать с чего-нибудь легкого. — Я не понимаю, чего ты от меня хочешь.

Он не ответил. Он закончил с клубникой, наклонился в сторону, открыл ящик, схватил одну из наших потрясающих новых ложек и потянулся за йогуртом.

— Тай, — позвала я. — Я не могу целыми днями торчать здесь и смотреть телевизор. Предполагается, я должна что-то делать?

— Начни новую жизнь, — сказал он блендеру, зачерпывая ложкой йогурт.

— Как?

— Как? — спросил он у блендера.

— Да, как?

Он открыл большую банку, порылся в ней, достал черпак, полный порошка, и высыпал в блендер со словами:

— Хочешь, найди работу. Не хочешь, я тебя прикрою. Разбирайся с делами в Далласе. Покупай продукты. Убирайся в доме. Делай, что делают все.

Он завинтил крышку банки с порошком и подошел к холодильнику. Я наблюдала, как он набрал полную пригоршню льда, вернулся к блендеру и бросил его туда. Потом вернулся к холодильнику, достал молоко (Мэгги любезно снабдила нас всем необходимым) и плеснул немного. Поставил молоко рядом с блендером, закрыл его крышкой и включил. Затем остановил, снял крышку и стал пить прямо из чаши.

Все это время я молчала. Не знала, что сказать. И мне не нравилось ощущение, что находясь рядом, он вел себя так, будто не в курсе, что мы на одной планете.

Он уже наполовину допил коктейль, когда я тихо спросила:

— Что-то изменилось?

Тай повернулся ко мне и прислонился бедрами к стойке.

— Да, — согласился он. — Что-то изменилось. Мы на месте. Пора начать действовать. Хватить х*йней страдать. Мне нужно заняться делом, это важно, и я должен сосредоточиться на этом. Отпуск закончились. Пора тебе отрабатывать свои пятьдесят кусков.

Затем он вернулся к коктейлю, будто только что не нанес словесный удар в живот. И этот удар напомнил мне о пятидесяти тысячах, за рамки которых, как я полагала, по какой-то глупой, безумной причине, мы вышли, но, очевидно, я ошибалась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Тем не менее, когда он опустил руку с блендером, я прошептала, желая напомнить ему о том, кем, по моему мнению, мы стали:

— Не очень-то мило с твоей стороны.

Его пустые, но все еще красивые глаза остановились на мне.

— Я никогда не обещал, что буду милым.

— Ты был очень милым, — настаивала я.

— Да, — подтвердил он и добавил: — Ошибка. Я же говорил тебе в Вегасе, пять лет в цепях, и мне не нужно, чтобы меня снова приковывали.

Второй удар.

— Я не приковываю тебя, — сказала я дрожащим голосом.

— Женщина, у тебя есть киска, а я никогда не встречал киску, с которой в комплекте не шла бы цепь. У некоторых она тяжелее. Совершенно нет желания узнавать, насколько тяжела твоя.

Еще один удар. Этот самый беспощадный.

— Поверить не могу, что ты только что мне это сказал, — в шоке прошептала я.

— А ты поверь, — ответил он, затем залпом допил остатки коктейля, поставил блендер на стойку и оставил молоко, банановую кожуру, клубничные хвостики и все остальное там, где они лежали, и по пути к лестнице, сказал: — Я в душ, потом лягу спать. Утром Вуд за мной заедет. Человек, который присматривал за моей машиной, привезет ее завтра. Может, увидимся завтра вечером.

Потом он поднялся по ступенькам и исчез.

Я стояла у стойки и ничего не видела. Потом обошла островок и убрала за ним беспорядок. И вернулась к телевизору.

Я не ложилась спать допоздна и сделала это только после того, как провела много времени, задаваясь вопросом, собираюсь ли я вообще связываться с Таем. Я размышляла над тем, уснуть ли на диване или же написать Таю записку со словами, чтобы он шел к черту и засунул свои пятьдесят кусков себе в задницу, а затем сесть в машину и уехать.

По какой-то причине я пошла спать.

Утро вечера мудренее.

Я уставилась в потолок, понимая, что в равной мере обижена и рассержена. Тай открылся мне и показал нечто прекрасное, а потом по какой-то е*анутой причине, возникшей в его голове, он вырвал это у меня.

И у меня было два варианта. Либо, сломав хребет, заставить его открыться снова, помочь справиться с его делом, заставить доверять мне, показать, что с какими бы демонами он ни боролся, он может их отпустить, и я смогу подарить ему хорошую жизнь. Или сделать свою работу, забрать причитающиеся мне пятьдесят тысяч долларов и жить дальше.

Я обдумывала эти варианты.

Я любила Ронни, очень любила. Мне нравилось, как он умел заставить меня смеяться, как смотрел на меня, даже в самом начале, когда его будущее было светлым, он смотрел на меня так, словно не мог поверить в свою удачу. Мне нравилось, что он дал мне семью. Я любила наши моменты спокойствия, когда могла забыть, что в нашей жизни полный бардак, и что тень, которую он отбрасывал, затмевала солнце. Что бы Тай ни говорил о Ронни, а он, вероятно, был прав, я все равно знала, что есть нечто, что он, также как и Ронни, получал от меня. И мне нравилось давать ему это, поэтому я продолжала отдавать дольше, чем следовало.

Но даже несмотря на то, что с Ронни у меня были годы, а с Таем Уокером всего пять хороших дней, я знала, если он впустит меня, я смогу любить его больше, чем Ронни. Со всем, что я отдала Ронни, со всей преданностью, с каждым последним шансом, я все равно знала, что могу любить Тая больше. Я не понимала, откуда мне это известно, но к тому времени, как мы достигли знака «Добро пожаловать в Карнэл», я знала это до самой глубины души.

Но подобное дерьмо мне больше не было нужно. Я уже ломала себе хребет и опустила в землю мужчину, которого нельзя было хоронить в открытом гробу, потому что пули раздробили ему лицо, хотя я потратила годы, умоляя его оставить эту жизнь позади, жизнь, которая могла привести к такому исходу. Теперь я была с мужчиной, который купил себе невесту и нуждался в сотнях тысячах долларов, чтобы завершить какое-то неизвестное дело, который мог дать мне нечто красивое, а потом вырвать его и спокойно стоять напротив и говорить со мной о моей киске, идущей в комплекте с цепью.