Клиентка - Жозиан Баласко

Шесть новых сообщений и четыре старых. Желудок сжимается. Я выключаю телефон и выхожу голым из ванны, хочу убрать телефон в мою спортивную сумку. Когда я подхожу к кровати, Джудит ловит меня за бедро, продолжая разговор, и начинает меня ласкать.

— Ну конечно, товар успешный, но сроки немного затянуты… конечно…

Она нежно ласкает мой пенис, продолжая говорить о бизнесе и поглядывая на меня. Я ложусь рядом с ней, прижимаюсь к ее телу, она продолжает свои действия, я расслабляюсь, закрываю глаза.

31

Джудит

На три дня нас не хватило, у меня были дела в Париже, и потом, мы устали находиться под куполом. Мы исчерпали все ресурсы этого места, кроме занятий спортом, несмотря на настояния Марко.

Мне захотелось угодить ему, и мы взяли напрокат велосипеды. Через два километра я тяжело дышала и была на грани обморока. Я еще раз решила избегать спорта, как некоторые избегают курения. Он так же опасен. Я встречала бывших крупных спортсменов с подорванным здоровьем, не говоря о некоторых моих знакомых резвых ровесниках, которые изматывают себя, бегая по Булонскому лесу или отыгрывая сет на теннисном корте. Я даже знала одного, точнее, одну, которая отдала Богу душу во время партии в гольф, жертва солнечного удара на зеленой площадке на Карибах.

Мы бездельничали, смотрели шоу по телевизору, занимались любовью, играли в карты, я даже научила его играть в триктрак, но он не очень-то способный ученик. Теперь у нас есть время, и я могу позволить себе роскошь терять его в компании Марко.

Он поселился у своей бабушки, и мы видимся два-три раза в неделю. Он проводит ночь у меня, часто поднимается на рассвете, чтобы отправиться на работу. Он скромный, нежный, заботливый, но иногда ему трудно скрыть свою душевную рану. Время от времени переживания возвращаются, он внезапно закрывает глаза и вздыхает или сильно прижимает меня к себе.

Он скрупулезно ведет счет в тетради, записывает туда все суммы, которые считает авансом. Сначала я его поддразнивала, потом поняла, что он принимает это близко к сердцу, ему это необходимо.

Вчера позвонила Ирэн и объявила, что они рассчитывают прибыть в Париж к началу следующего сезона шоу «Буффало Билл». К тому времени пройдет шесть месяцев, как я ее не видела. Все еще чрезмерно заинтересованная моей интимной жизнью, она терроризовала меня вопросами. Нет, в моей жизни не было мужчины, это ложь только наполовину, ведь я больше не клиентка. Нет, на горизонте нет Жана-Мишеля Маре. Это ее беспокоило, она не понимала, почему я внезапно полюбила одиночество.

— Я беру паузу, Ирэн. Все… буду играть в бридж… Или пойду на добровольные общественные работы, пока не знаю.

Это ее рассмешило, я воспользовалась моментом, чтобы сменить тему. Джим, Аризона, открытые пространства. Ее жизнь течет спокойно, у нее голос счастливой женщины. Я повесила трубку с легкой грустью.

Счастливая ли я женщина? Вопрос не шел из головы. Тогда я заставила его уйти. Я уверена только в том, что не несчастна. В наши времена это уже исключительное дело.

Вчера вечером мы с Марко ходили в театр. Я редко туда хожу, учитывая мой график, по вечерам я часто работаю. Честно говоря, я не знаю, почему приняла приглашение. Несомненно, чтобы сделать приятное Алексу. Его молодой брат состоит в труппе и участвует в представлении, и Алекс рассказывал мне об этом с такой теплотой, так хвалил спектакль, что я позволила себя убедить.

Марко не был восхищен идеей. Кроме нескольких телевизионных трансляций, попадав на которые он очень быстро переключал канал, и обязательного, весьма посредственного разыгрывания классических произведений в лицее, театр был для него неизведанной территорией.

— Мы не заскучаем?

— Я не думаю. Алекс сказал мне, что это действительно великолепно.

Я должна была быть осторожней. Алекс обожает своего маленького брата, он видит в нем нового Жерара Филиппа, почти Депардье, я должна была догадаться, что он не слишком объективен. Ну ладно. Вот мы в большой, строго оформленной зале субсидируемого театра на окраине. Сиденья очень неудобные, соскользнуть в сон не удастся. Аудитория скромная, большинству лет тридцать. Люди тихо разговаривают.

Рядом с нами бородач спрашивает у своей спутницы, видела ли она последний спектакль труппы… «Это довольно разрушитель но», — замечает он. Марко с беспокойством смотрит на меня. Это меня смешит.

— Мы увидим, — говорю я ему, чтобы успокоить.

Темнота. В тонком луче света появляется силуэт мужчины в белых одеждах, который принимается тщательно искать что-то на сцене. Тишину нарушает только шум его дыхания, изредка он хрипит. Он ищет добрую четверть часа.

— Черт, кресло неудобное, — шепчет Марко.

Бородач бросает на нас убийственный взгляд. Появляются другие персонажи, мужчины и женщины, тоже одетые в белое, и я вроде бы узнаю брата Алекса, маленького, довольно славного блондина с вьющимися волосами. Всего полдюжины актеров, они тоже принимаются осматривать сцену, ничего не находя.

— Что они ищут? — шепчет Марко.

— Я не имею понятия.

Чем дольше они ищут, тем громче становится их хриплое дыхание. И опять темно. Пауза затягивается.

— Уходим? — спрашивает Марко.

— Я не могу. Алекс сказал своему брату, что я тут.

Свет, на сцене все голые, я смотрю на Марко. Он выглядит ошарашенным. Я ему успокаивающе улыбаюсь. Актеры принимаются бегать по сцене, подпрыгивая. Я слышу приглушенный смех Марко. Мне тоже трудно не смеяться при виде этих подпрыгивающих грудей, этих трясущихся пенисов и мошонок.

Я хохочу. Бородач цедит сквозь зубы: «Достаточно». Я коротко извиняюсь. Персонаж, который появился первым, замирает, а вокруг него продолжается движение. Он произносит как заклинание: «Я не понимаю», и вся труппа вторит ему.

— Я тоже, — говорит Марко.

Мы давимся смехом. Слава богу, фраза «Я не понимаю» звучит все громче, заполняет зал, избавляя нас от гнева нашего соседа. Я пытаюсь себя убедить, что мы наблюдаем за работой, которая требовала усилий, и даже если мы не понимаем замысла, она заслуживает уважения. А мы относимся к ней пренебрежительно, особенно я. Я глубоко вдыхаю, снова принимаю серьезный вид, не смотрю на Марко. Я только чувствую, как он время от времени касается меня плечом.

На сцене устанавливается тишина. Марко отдышался, вытер глаза. Он вздыхает с облегчением. Прошли первые полчаса. Актеры начинают петь, сначала тихо, затем все громче, как псалом: «Почему? Почему? Почему?»

— Давай уйдем, — говорит Марко.

— Я сказала, что не могу.

— Почему? Почему? — произносит он. Новый взрыв смеха. Тут мой бородатый сосед очень громко говорит: