Экзорцист. Утроба Ведьмы (СИ) - Тард Джулия

Постепенно опуская в неё Франциско, пока тот полностью не ушел под воду, наблюдатели начали отсчёт отведённого времени до того как поверхность воды стала абсолютно недвижимой даже от судорог. Лишь только после этого Гренуй Фируа дал разрешение поднять его, высвобождая из тисков, вернув к жизни — признал нормальным человеком, абсолютно никоим образом, не состоящим в связи с Дьяволом.

— Ничего не говори, — из едкого тумана, появился перед ним Хавьер, присаживаясь на край кровати. — Ты проспал два дня, просыпаясь только что бы поесть и то, я более чем уверен, даже и не помнешь об этом.

Франциско хотел у него что-то спросить, но резкая боль в горле не дала ему этого сделать. Старик закрыл окна, не позволяя яркому свету ослепить его после недели заточения в казематах, но даже столь слабое освещение снежило в глазах, заставляя их закрывать.

— Я отправил Папе прошение о том, что бы тебя более не подвергали подобным пыткам, и он его одобрил, так что это было в последний раз, когда рука инквизитора касалась тебя. А теперь спи. Тебе ещё слишком рано возвращаться в реальность.

Последние слова Хавьера растворились, словно в пьяном дурмане, перед глазами всё поплыло и, не заметно для себя он снова провалился в сон, что на этот раз не был сплошным чёрным лоскутом ткани, забившим сознанием. Словно куда-то проваливаясь, качаясь от одних обрывков видения к другим, он видел чьи-то лица, слышал крысиный писк из подвала.

Ему снилось, будто он просыпается в своей холодной тюремной камере, а сам старика становится сном.

Перед ним снова стоит Фируа, но тут же всё расплывается, словно отражение в воде и он куда-то бежит вместе с Марией.

Куда они так торопятся?

Он не знает… Не помнит…

Она ведёт его через изворотливые проходы города и вот он уже стоит в коридоре поместья своей тётки.

Мария в медленном потоке уплывает вперёд… Машет рукой, призывая за собой… Заворачивает за угол пропадая из виду и тут же перед ним появляется инквизитор. Его лицо растягивается в жуткой, Звериной улыбке, когда он вонзает в него серебряную спицу.

Закричав от боли, Франциско снова просыпается в своей камере, упираясь помутневшим взглядом в сидящего около него Хавьера.

— Тебе ещё рано возвращаться… — склоняется над ним старик: — Иди, она ждёт…

И снова головокружительный провал…

Всё вокруг качается, словно на волнах…

Двигается мягко и плавно, как будто время изменило свой ход…

Он стоит на одном из перекрёстков Руана…

Убывающая луна освещает растянутую часть улицы и Франциско идёт по ней, видя, как на серых стенах загораются свечи… Громоздятся огромные картины.... И каменные стены домов превращаются в длинный коридор поместья…

Обернувшись, он видит Доминику… Она всё такая красивая, какой он её всё это время помнил....

Длинные каштановые волосы, спадающие с плеч мягкой волной… Озорной взгляд, мягкая улыбка…

Будто бесплотный призрак, она уплывает от него, скрываясь за углом… Она уже не зовёт его… Но он точно знает что должен следовать за ней до самого конца…

Ногами невозможно двигать… Шаги тяжелые… Движения неповоротливые! Но он не может сдаться… Он должен догнать её! Должен пойти следом за Доминикой!

Наконец-то у него, получается добраться до огромных парадных дверей. Франциско тянет за кованные ручки, снова оказываясь в сыром, вонючем подвале…

— Думаю, так сойдёт, — сидит спиной к нему Мария. — И не мёртвая, но и от неё живой сейчас мало толку.

Франциско пытается понять, о чём она говорит, но просторные полы плаща не позволяют ему ничего увидеть.

Наконец-то Мария поднимается и делает шаг в сторону, открывая лежащую на полу Доминику.

— Что ты сделала с ней!? — испуганно кричит Франциско, бросаясь к растерзанной сестре.

Её огненный лоб стал для него единственным реальным ощущением…. Она, и тогда пылала таким же ужасающим жаром… Словно её душа сгорала изнутри…

— Нет… — растерянно гладит Доминику по побледневшему, покрытому испариной лицу. — Только не ты… Только не снова! — не сдерживая слез, прижимает её к груди, пытаясь не позволить остаткам жизни покинуть её тело.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Твоей сестры тут больше нет. Теперь она чудовище. Разве ты не видишь?

Звериное рычание заставляет его опустить взгляд на лежащую в его руках Доминику, но изуродованное чудовище лишь отдалённо напоминает человека.

— Ты сделал её своим собственным демоном, Франциско… — шепчет ему на ухо Мария, обнимая со спины. — И теперь должен заставить его замолчать, — протягивает серебряный нож. — Заставить отпустить тебя…

От её слов в голове появляется густой, пьяный туман. Словно в бреду, он берёт нож, опуская клинок к горлу сестры.

Перерезанные сухожилия не позволяют Доминике сдвинуться с места… Не позволяют помешать ему осуществить задуманное…

Умелая рука скользит по подрагивающему женскому горлу и её тело тут же начинает бить предсмертной судорогой и на пол брызжет едкая чёрная жижа, заставляя Франциско отступать.

— Теперь ты свободен… — шепчет ему Мария, заставляя обернуться.

Обвив его шею, она смотрит на него помутневшими, пьянящими глазами… А чуть приоткрытые губы, снова и снова, нашептывают одно единственное:

«Свободен…»

* * *

На этот раз, когда он проснулся, боль уже не была такой острой как раньше. Потерев здоровой рукой глаза, переходя ко лбу, Франциско далеко не сразу обратил внимание на окружение. Было откровенно всё равно, где он и с кем.

Он не помнил, что именно ему снилось, но каждый раз, когда он старательно пытался ухватиться сознанием за крошечный фрагмент своего сна, сердце начинало барабанить как у влюблённого мальчишки.

Медленно переведя безучастные глаза с балдахина, на зашторенное окно. Аромат свежей постели, приятно щекотал нос, белые простыни и пододеяльник, поверх которого лежало красно-золотое одеяло могли принадлежать только отцу Кирельо, да и вся эта комната прежде была подготовленная именно для него.

Её неестественно богатое убранство вполне могло устроить любого вельможу. Достаточно высокие потолки, узорные стены, гобелены, натёртая до стеклянного блеска мебель, создавали впечатление, ни абы какого достатка.

— Доброе утро, господин, — поприветствовала его молоденькая служанка. — Я приготовила для вас куриный суп и пшеничную кашу со свининой. Изволите накрыть сейчас или позже?

— Сколько времени и какой сегодня день? — безучастно поинтересовался Франциско.

— Вторник. Почти два часа, господин.

— Понятно. Где мой поверенный?

— Приготовь мне горячей воды и накрой на стол.

— Как скажете. Помочь вам подняться или одеться?

— Не стоит. Можешь идти.

Медленно приподнимаясь, Франциско беглым взглядом осмотрел наложенные повязки. Полностью обездвиженная рука, перевязанная от кончиков пальцев и до локтя. Повязки на животе остались практически не испачканными в кровь, но дышать, а тем более двигаться, оказалось чертовски неприятно.

Резкая боль в ноге чуть не свалила его на пол. Пришлось тотчас снова присесть, что бы снять с неё напряжение. Когда же судорога унялась, Франциско наконец-то смог подняться и, накинув на себя халат, неспешно пошагал к окну.

Свет стал таким ярким, что сначала не позволял увидеть ничего кроме сплошной белизны, но вскоре глаза привыкли, потихоньку начав разбирать силуэты проходящих под окном людей. Вокруг до сих пор было снежно, конечно не на столько, как это бывает в деревнях, но всё же на улице до сих пор стояла зима, не хотела признавать приход марта.

Это всё ещё был Руан, город который последние три недели напрочь отказывался его отпускать. Подойдя к столу, он налил себе медового молока, а допив, снова наполнил кубок до самых краёв никак не утоляя жажду.

Хавьера до сих пор не было, но думать о нём, Франциско просто не мог. Не то, чтобы не хотел, просто сейчас его голова напоминала деревянное ведро, с трудом опустошив которое — меньше всего хотелось снова наполнять.