Слепой. Живая сталь - Андрей Воронин

Примерно в двух кварталах от президентского дворца машина свернула с правительственной трассы и, немного попетляв по второстепенным улицам, въехала в подземный гараж. Охранник в застекленной будке на въезде поспешно вскочил и, вытянувшись в струнку, отдал честь. Не обратив на него внимания, генерал повел внедорожник по винтовому съезду. Выложенные кафелем стены отражали звук работающего мотора, укрепленные на потолке люминесцентные лампы заливали спускающийся вниз плавной спиралью коридор мертвенным голубоватым светом. Очутившись на самом нижнем уровне, Моралес повел машину в дальний конец просторного подземного паркинга. Сейчас, в разгар рабочего дня, здесь было почти пусто, и можно было не бояться случайных свидетелей. Впрочем, генерал Алонзо Моралес не без оснований полагал, что бояться должен вовсе не он, а именно свидетели, которым лучше было не видеть того, что при крайне несчастливом стечении обстоятельств они могли бы здесь увидеть.

Сделав несколько поворотов, машина очутилась в глухом тупике – вернее, в месте, которое могло показаться таковым непосвященному. Взяв с приборной панели миниатюрный пульт, Моралес ткнул пальцем в кнопку, и то, что выглядело монолитной бетонной стеной, послушно повернулось на оси, открыв темный проезд. Как только машина миновала ворота, в тоннеле автоматически вспыхнул свет, а тяжелая стальная пластина ворот позади внедорожника начала медленно опускаться. Нажав на пульте другую кнопку, генерал деактивировал автоматическую охранную систему и прибавил газу. Покрытые рельефным узором бетонные стены быстрее побежали навстречу; справа промелькнула небольшая бетонная платформа со сложенным из мешков с песком пулеметным гнездом. Людей в гнезде не было, лишь похожий на тощего сторожевого пса пулемет, растопырив сошки и задрав к потолку тонкий черный хобот, охранял подземный тоннель. Хитро запрятанные в стенах, полу и потолке системы активной защиты, играючи способные превратить в груду закопченного металлолома бронетранспортер или даже легкий танк, молчали, никак себя не проявляя. Тоннель шел сложным зигзагом; это несколько затрудняло вождение, зато было очень удобно в смысле обороны: каждый поворот здесь обещал стать смертельной ловушкой для ворвавшегося в подземный коридор противника.

Ведя машину, генерал привычно думал о многих вещах сразу: о танке «Черный орел», о русских специалистах, о множестве насущных проблем и большой, глупой, насквозь проеденной коррупцией заокеанской стране, которую так ловко оставил с носом. О человеке с забинтованным лицом, что истуканом торчал на заднем сидении, он думал тоже. Грядущие внеочередные выборы президента, высокооплачиваемое светило пластической хирургии, в погоне за фантастическим гонораром примчавшееся в Венесуэлу из далекой Швейцарии, хорошо замаскированная известковая яма в одном из боковых ответвлений тоннеля, по которому они сейчас ехали, – все это каруселью вертелось в его мозгу, то и дело складываясь в мозаичные, никогда не повторяющиеся, как в калейдоскопе, картинки.

Генерал Моралес думал о том, что человек – раб привычки. Один привык литрами глушить крепкий черный кофе и выкуривать по две пачки сигарет в день, другой не мыслит себе жизнь без ежедневных десятикилометровых пробежек; кто-то вполне доволен, выбирая из мусорных баков гнилые объедки, а кто-то еще настолько привык к льстивым дифирамбам клюющих у него с ладони журналистов, что считает их искренним проявлением всенародной любви, а главное, уверен, что так будет всегда. Конечно, будет, а как же иначе, ведь он ко всему этому привык!

Машина миновала три пары массивных, способных выдержать прямое попадание тяжелого бронебойного снаряда автоматических ворот. За последними из них, наконец, обнаружились люди – трое вооруженных до зубов, гренадерского роста молодцов в камуфляже и малиновых беретах. Один из них держался за рукоятки крупнокалиберного пулемета, другой, расставив ноги на ширину плеч и держа поперек груди автомат, пятнистым изваянием застыл слева от шахты грузового лифта. Третий, в чине капрала, заглянул в машину, узнал сидящего за рулем генерала и, отчетливо козырнув, отступил в сторону. Моралес загнал внедорожник на платформу подъемника, и та сейчас же плавно пошла вниз.

Прибыв на последний подземный уровень, они вышли из машины, которая так и осталась стоять на платформе лифта. Здесь охраны уже не было. Человек остается человеком, сколько его ни дрессируй, пытаясь превратить в послушный, не рассуждающий и ни в чем не сомневающийся механизм. Даже у самого тупого исполнителя мозг достаточно сложен, что делает его способным на неожиданные выходки. Есть секреты, которые нельзя доверять никому, и места, в которые никого нельзя допускать. Роскошный пятизвездочный бункер, расположенный на глубине двадцати метров под президентским дворцом, был как раз таким местом. Солдаты, сторожившие шахту лифта, знали, что охраняют секретный правительственный объект особой важности, но не имели ни малейшего представления о его характере и назначении.

На стене обставленной удобной низкой мебелью гостиной беззвучно переливалась яркими красками большая плазменная панель; фальшивое окно в противоположной стене при невнимательном взгляде с некоторого расстояния создавало полную иллюзию нахождения в пентхаусе небоскреба.

– Наконец-то, – впервые за всю дорогу нарушил молчание сеньор Гомеш. Его сиплый голос, наводивший на мысль, что у него что-то не так с голосовыми связками, волшебным образом изменился, став нормальным мужским баритоном, да и говорил он теперь не по-португальски, как на полигоне, а по-испански. – Я уже начал думать, что вот-вот задохнусь!

Сказав так, сеньор Гомеш снял кепи и очки и принялся энергично сматывать с головы бинт. Генерал Моралес с сильно преувеличенной готовностью бросился ему помогать. Вскоре ворох пропотевшей, издающей резкий запах медикаментов марли отправился в мусорную корзину вместе с фальшивой бородой. Сбросив камуфляжную куртку, так называемый сеньор Гомеш облачился в просторную национальную рубаху навыпуск и со вздохом облегчения опустился в кресло. Его широкое одутловатое лицо было вдоль и поперек облеплено пластырем и представляло собой почти сплошной багрово-фиолетовый синяк.

– Что сказал тебе этот русский? – спросил он у возящегося с сигарой Моралеса.

– А что он мог мне сказать? – пожал плечами генерал. – Пообещал, что даром это мне не пройдет. Ха! Хотел бы я посмотреть, что они предпримут. Раздувать международный скандал не в их интересах. Если американцы пронюхают, что они не только построили у нас танковый завод, но и поделились одной из своих новейших разработок в этой области – о, вот тогда разразится настоящий скандал, который больно ударит по имиджу России на международной арене. Действовать силовыми методами, не объясняя мировому сообществу причин, они тоже не могут. У них надежно связаны руки, им остается только смириться, сделать выводы из допущенной ошибки и впредь быть умнее.

Моралес высек огонь и закурил, окутавшись облачком ароматного дыма.

– Ты блестяще провел эту операцию, Алонзо, – сказал «сеньор Гомеш», осторожно трогая кончиками пальцев свое распухшее лицо. – И, видимо, сильно устал. По крайней мере, раньше ты не сыпал благоглупостями. О какой ошибке ты говоришь, амиго?

– Это просто шутка, команданте, – сказал Моралес. – Обыкновенная ирония. Единственная ошибка этих людей состоит в том, что они родились на свет и продолжают плодить себе подобных. Европейцы чуточку умнее – они в последние десятилетия почти перестали размножаться, осознав, по всей видимости, что больше ничего не могут дать этому миру. А эти, как и гринго, все еще продолжают мнить себя великой нацией, хотя давно превратились в вымирающее сборище воров, пьяниц и взяточников.

– Теперь тебя повело произносить пламенные речи, – заметил тот, кого генерал только что назвал команданте. – Уж не репетируешь ли ты роль президента?

– Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, – посмеиваясь, ответил Моралес. – Но боюсь, когда станет известно о возвращении на родину потерянного брата самого команданте Чавеса, шансов одержать победу на предстоящих выборах не останется ни у меня, ни у сеньора вице-президента, что бы он там ни воображал по этому поводу.

«Сеньор Гомеш» снова потрогал пальцами облепленное пластырем, покрытое оставшимися после операции кровоподтеками лицо.

– Не знаю, – с сомнением произнес он. – Не уверен, что мы правильно поступили, затеяв этот балаган. Какой-то потерянный и неожиданно нашедшийся брат… Какой брат, откуда? Где он скрывался все эти годы?

– Мы обсуждали это уже много раз, команданте, – терпеливо произнес генерал Моралес. – И неизменно приходили к выводу, что этот шаг был необходим. Norte Americano еще долго будут хлопать в ладоши, празднуя ваш уход из жизни, и хотя бы на время перестанут засылать сюда своих головорезов. Да и России в связи с последним инцидентом остается только развести руками. Тот договор подписан лично вами, вы являлись главным гарантом его выполнения с нашей стороны. Гарант умер, а с остальных, как говорят русские, взятки гладки. Теперь и они, и американцы займут выжидательную позицию, не зная, какой курс возьмет новое руководство нашей страны. Ваш брат, несмотря на кровное родство, это все-таки не вы, и ему не составит труда осуществить любые перемены, не потеряв при этом лица. А что до того, где он пропадал все эти годы, так тут, по-моему, сойдет любая басня. Конечно, было бы небесполезно подключить к этому делу профессионалов, но, учитывая его деликатный характер, нам с вами придется придумать все вдвоем, никого не посвящая в наш маленький секрет. Полагаю, ума на это у нас с вами хватит. Например, так: ваш брат выполнял секретное задание особой важности – был резидентом нашей разведки в США. Или без суда и следствия томился в застенках Гуантанамо, откуда совершил единственный в истории этой тюрьмы побег. Американцы станут это опровергать, но кто их будет слушать, особенно когда речь идет о Гуантанамо?