Покаяние - Станислав Белковский

ДЕДУШКИН. За десять лет! Как вы правильно сделали, что взяли за десять лет. И как же у вас это получилось?

ГОЦЛИБЕРДАН. Очень просто, профессор. Я вышел из грузинско-еврейского клуба. Ногами вышел. На снег. Сел в свой «Фольксваген» – тогда я только купил «Фольксваген Гольф», и мне это казалось страшно крутым – и уехал. Потом прошло десять лет. И дочь этого Малпахидзе задержали. На таможне. В Шереметьево. Арестовали. За попытку контрабанды. Везла бриллиантовое колье тыщ за триста – и не внесла в декларацию. Блядь такая. Простите, профессор.

ДЕДУШКИН. Дочь Малпахидзе? Но это же не так девочка, которая у нас учится?! Которая кинжалы?

ГОЦЛИБЕРДАН. Не та, не та, успокойтесь. У Малпахидзе было пять дочерей. Но любил он почему-то их всех. И ту дочь, которая с колье, посадили в Бутырку. В общую камеру. Помариновали там месяца три. Она уже и в голодовку. И вены резать. Но в Бутырке ребята крепкие – их на дешёвый понт не возьмёшь. Малпахидзе дёргался-дёргался, чтобы освободить, дёрг-дёрг, дёрг-дёрг – ни хера не получается. Заметьте, профессор, я при вас почти не ругаюсь. Как обещал.

ДЕДУШКИН. Какой кошмар! Если б я знал эту историю, никогда не взял бы у них кинжалы. Как думаете, Гоцик, может, отправить эти кинжалы обратно дарителю?

ГОЦЛИБЕРДАН. И я сделал так, чтобы Давид Малпахидзе обратился ко мне. За освобождением своей дочурочки. И я назвал цену: десять миллионов долларов. По миллиону за каждый год, что мы не виделись. И тут выяснилось. Выяснилось, что я таки стою миллион в год. Давид передал их мне. Наличными.

ДЕДУШКИН. А потом?

ГОЦЛИБЕРДАН. Потом Малпахидзе с освобожденной дочечкой отвалил в Лондон. Там и умер. Погиб. Попал под такси.

ДЕДУШКИН. Под такси? Под какое такси?!

ГОЦЛИБЕРДАН. Под лондонское такси. Чёрный кэб. Самое обычное такси.

ДЕДУШКИН. Как же он смог попасть под такси?

ГОЦЛИБЕРДАН. Очень просто. Он переходил улицу Пикадилли. В положенном месте. По пешеходному переходу переходил. И тут – инфаркт. Малпахидзе падает на переходе, и на него тут же наезжает такси. Финита.

ДЕДУШКИН. Как-как вы сказали?

ГОЦЛИБЕРДАН. А еще потом было другое. Новое. Выяснилось, что всё имущество Давида Малпахидзе было оформлено на любовницу. И дочери не получили от покойного папеньки от покойного папеньки ничего. Даже хера без соли не получили. Судятся до сих пор. А толку-то? У них уже и бабок нет, чтобы судиться.

ДЕДУШКИН. Эта девица Малпахидзе как-то подозрительно давно у нас учится. Надо проверить, все ли там в порядке. Нет ли коррупции, понимаете. Я сразу скажу, чтоб проверили.

ГОЦЛИБЕРДАН. А дальше, профессор, всё вышло так, что я решил создать научную формулу стоимости человека. Придумать её. Добыть. Вот, например, можно ли оценивать человека по восстановительной стоимости?

ДЕДУШКИН. Очень смелая идея.

ГОЦЛИБЕРДАН. Да, смелая. Сколько стоит сделать такого же точно человека, один в один? Пока наш общий друг Боря Толь не дожал промышленное клонирование, ответа нет. Но скоро ведь он дожмёт. И можно будет с нуля сделать любого хрена с бубликами. Например, такого раздолбая, как я – тыщ за десять. А такое светило, как вы, – миллионы потребуются.

ДЕДУШКИН. Да что вы, Гоценька. Какое светило! Очень старый старик. Там уже и клонировать-то нечего.

ГОЦЛИБЕРДАН. В общем, пока восстановительную стоимость применять не можем. А что можем?

ДЕДУШКИН. Что можем?

ГОЦЛИБЕРДАН. Можем – ликвидационную стоимость.

ДЕДУШКИН. Звучит очень заманчиво. А как это?

ГОЦЛИБЕРДАН. Сколько стоит ликвидировать человека, профессор?

ДЕДУШКИН. Сколько?

ГОЦЛИБЕРДАН. Столько стоит и сам человек.

ДЕДУШКИН. Я уже чувствую, что это научный прорыв. Но я еще…

ГОЦЛИБЕРДАН. Постойте, профессор. То есть наоборот, присядьте. Отдохните. Послушайте вашего непутёвого Гоценьку. Вот ведь каждый день на стройке элитного дома в Москве гибнет какой-нибудь очередной молдаванин. Без документов. Нелегальный рабочий. И раз он без документов, его сразу кладут и замуровывают в бетон. Был молдаванин – и нет его. Себестоимость проекта какая?

ДЕДУШКИН. Какая?!

ГОЦЛИБЕРДАН. Ноль. Абсолютный ноль по Кельвину. Значит, и жизнь молдавского нелегала стоит ровно ноль. А вот, наоборот, убили недавно священника, Гавриила Сирина. Помните такого?

ДЕДУШКИН. Пока помню. Это которого исламисты…

ГОЦЛИБЕРДАН. Да что вы, профессор! Такое светило, а верите в официальные байки. Никакие не исламисты.

ДЕДУШКИН. Да что вы! А кто же?!

ГОЦЛИБЕРДАН. Кагэбэшники, ясный хрен. Они, сто пудов. Чтобы подставить всех нас. И спровоцировать Игоря. На всякие нехорошие высказывания. И ведь у них получилось, сука, получилось!

ДЕДУШКИН. Да, теперь я понимаю. И надпись на стене – это тоже они?

ГОЦЛИБЕРДАН. А кто же?

ДЕДУШКИН. Но, кажется, этот священник и сам был агент КГБ?

ГОЦЛИБЕРДАН. Конечно. Всё правильно. Сначала заслали его к Игорю. А потом – убрали. Обычная кагэбэшная метода.

ДЕДУШКИН. Ужас, ужас! Недаром я всю жизнь так не хотел с ними связываться. С кагэбэшниками этими.

ГОЦЛИБЕРДАН. Следовательно.

Слегка барабанный гром.

Слушайте, профессор. Тысяч пятьдесят долларов было заплачено киллерам. За само убийство.

ДЕДУШКИН. Пятьдесят тысяч?! У нас столько кандидатская хорошая стоит. Если из региона. Кавказ особенно. Северный, Южный Кавказ. Нам всё равно, какой Кавказ. Только бы аспирант был хороший. Но у нас-то диссертация настоящая, ваковская. Не то, что у этих жуликов. Которые за двадцать пять продают. А потом выясняется – липа.

ГОЦЛИБЕРДАН. Дальше. Пятьсот тысяч долларов дали, чтобы Патриархия перевела стрелки на исламистов.

ДЕДУШКИН. Пятьсот тысяч?! Какой дом можно построить на Байкале. Прекрасный дом. Только бы Рослесхоз быстрее согласовал.

ГОЦЛИБЕРДАН. Следующая остановка. Миллион двести тысяч. Средствам массовой информации. Чтобы – только про исламистов. И ни про кого больше.

ДЕДУШКИН. Ни про кого больше!

ГОЦЛИБЕРДАН. А всякие там следователи, прокуроры, присяжные заседатели? Вот и набегает. Убить жалкого попа, у которого и квартиры-то своей не было, выходит под два лимона баксов! Два миллиона, понимаете, профессор!

ДЕДУШКИН. Нам как раз столько нужно на ремонт седьмого корпуса. Мы смету в Минфин уже подали. Но я не могу сейчас докучать Давыдову. Он ведь сингапурскую платёжку ещё не подписал. А как увидит новые два миллиона – может сказать, вообще не подпишу. Дескать, пусть председатель правительства выпускает распоряжение. А председатель правительства, после той надписи на стене…

ГОЦЛИБЕРДАН. Значит, молдаванин – ноль. А отец Гавриил, который, если вдуматься, в пять раз вреднее молдаванина – нет, лучше сказать, в семь раз его бесполезнее – два миллиона. Такая вот диссертация.

ДЕДУШКИН. Диссертация. Прекрасная будет диссертация. Я уверен.

ГОЦЛИБЕРДАН. А как посчитать вашу стоимость, например, профессор?

ДЕДУШКИН. Как?

ГОЦЛИБЕРДАН. Понятно, как. Прикинем, сколько стоит вас завалить, и…

ДЕДУШКИН. Как это – завалить?!

ГОЦЛИБЕРДАН. Ладно, ладно, я пошутил. У вас аж трость вспотела. Так что вы мне посоветуете?

ДЕДУШКИН. Я вам назначу научного руководителя. Скоро. На следующей неделе. Назначу. Прекрасного руководителя. Мы быстро начнём и быстро кончим.

ГОЦЛИБЕРДАН. Какой-то бордельный лозунг у вас, профессор. Ладно. Я сегодня утром говорил с Давыдовым. Через 72 часа сигнапурская платёжка будет исполнена.

ДЕДУШКИН. Правда, Гоценька?!

Падает на колени.

Это такое счастье, если б вы только знали! Такое счастье! А то, я уж думал, после надписи… После того злополучного дня…

ГОЦЛИБЕРДАН. Ньенте. Что я еще могу для вас сделать?

ДЕДУШКИН. Я. Я сам буду вашим научным руководителем. Мы соберем коллектив. Хороший. Через месяц диссертация будет готова. А там уже и защита. К концу года станете доктором наук. Точно станете.

ГОЦЛИБЕРДАН. Я хочу к моему дню рождения. Вы помните, когда у меня день рождения?

ДЕДУШКИН. В октябре. Гоценька, в конце октября. Двадцать пятого октября.

ГОЦЛИБЕРДАН. Двадцать пятого была революция. А у меня – двадцать шестого. Запомните.

Стук стальных пальцев о бетонную стену.

Запомнили?

ДЕДУШКИН. Запомнил. Точно запомнил. Двадцать шестого.

ГОЦЛИБЕРДАН. Мне стукнет 49, профессор. Уже 49. А к полтиннику я хочу подойти во всеоружии. Доктором наук. Настоящим, полноценным доктором. Обожаю, знаете ли, лечить.

Пауза.

Да и не только.

ДЕДУШКИН. Подойдете, обязательно подойдете. Я все сделаю. 72 часа. Ох…

Хватается за вроде как сердце.

ГОЦЛИБЕРДАН. Хороший у вас туркестанский саксаул, Евгений Волкович. Всем бы такой.

Пауза.

Нам.

XL

Мария.

МАРИЯ. Послушай, Гоц. Здесь какие-то совсем странные вещи начались. Я разбирала сегодня бумаги… Да, на комоде. Игоря. И там – письмо. По-испански. От Хосе Марадьяги. По-моему, Хосе Антонио Марадьяги. Архиепископа Гондураса. Тегусигальпа – я правильно? Это так называется. Приглашает Игоря на обед. Пасхальный обед в резиденцию. На Пасху. На озере. На каком-то озере. Резиденция на каком-то озере. Я пятнадцать лет испанский учила. Уже не так, чтобы здорово говорить, но… Никакой ошибки. Марадьяга. Гондурас. Но я же вспомнила. Я точно помню, что его убили. На прошлое Рождество. Тремя выстрелами. Я смотрела по телевизору. На католическое Рождество. Прошлое. Он что, выжил? Тогда говорили, что он умер на месте. Ты не смотрел в Интернете? Мог он выжить? Никогда Игорь с такими людьми не общался. Что ты, никогда. Это приглашение на пасхальный обед. Адрес не помню. Я спрятала дома. Я тебе потом скажу. Не знаю. Кажется, не читал. Точно, не читал. Это какая-то чертовщина, Гоц. Мне страшно. Мне реально страшно. Возьми и меня, пожалуйста. Прямо сейчас. Здесь. Сделай, пожалуйста. А то мне очень страшно. Ты понимаешь? Вот так. Как ты умеешь. Сильно. Это в последний раз. Я обещаю. Не знаю, кому. Давай же. О!..