Третий глаз — алмаз - Дарья Донцова

— Но Володя как-то узнавал твои новые телефонные номера?

— Да.

— Значит, он имел контакт с кем-то из близких тебе людей, — справедливо заметила я.

— Ерунда, — всхлипнула Лиза, — пойду умоюсь.

— Конечно, — кивнула я.

Елизавета направилась в ванную, я осталась одна на кухне и стала обдумывать ситуацию. Гинзбург в пылу злобы сожгла рукопись, а ведь там, вполне вероятно, находилась отгадка. Мерзкий явно написал, где прячет девочку! Хорошо, что я удержалась от упреков и не сказала Лизе всего, о чем думала в тот момент, когда облитая бензином рукопись вспыхнула как факел. Кстати, где Лиза взяла горючее?

— Даша! — зазвенел из коридора голос, полный отчаянья. — Даша!

Я бросилась на зов. Ванная комната Владимира выглядела неуютно: стены без кафеля, на унитазе лежит надтреснутый пластмассовый стульчак, никакой занавески для душа и батареи моющих средств нет и в помине. На бортике сиротливо стоит гель стоимостью в три копейки и какая-то здоровенная хрустальная банка с темно-фиолетовой крышкой, показавшаяся мне знакомой. Этикетка на ней была повернута к стене, и я не могла увидеть названия.

— Даша, — с нескрываемым ужасом повторяла Лиза, — Дашенька, смотри! В корзину с бельем!

Я наклонилась над пластиковой тарой.

— Видишь кофточку? — прошептала Лиза.

— Да, — отчего-то тоже шепотом ответила я.

— Это одежда Барбы!

— Ты уверена?

— Она в ней ушла из дома, свитерок из хлопка из подростковой коллекции «Диор», розовая с белым, — пролепетала Лиза.

— Погоди, может, он принадлежит взрослой женщине, — решила я ее успокоить, засунула руку в корзину, выудила пуловер, расправила его…

— Нет, нет, нет, — затвердила Лиза, — нет! Он убил ее!

Я в оцепенении смотрела на смятый пуловер. Несомненно, он хорошего качества, явно приобретен в фирменном магазине. Но симпатичный свитерок придется выбросить, на его левой стороне растеклось большое бурое пятно, похожее на кровь, а в центре пятна зиял разрез.

— Ножом ударил? — растерянно пробормотала Лиза. — Что там еще?

Она заглянула в корзину и вытащила серо-бежевый кардиган, бесформенный, примерно сорок шестого размера, обшлага его рукавов тоже были запачканы коричнево-бордовыми пятнами.

— Это кофта Светы, — сказала Лиза.

— Ты уверена? — отшатнулась я.

Гинзбург засунула руку в карман кардигана, извлекла темно-красную книжечку, раскрыла ее и швырнула в умывальник.

— Правильно, — зашептала она, — я была слепа! Они отлично знали друг друга!

Я схватила удостоверение. «Лукашина Светлана Сергеевна, помощник режиссера». Что-то в этом есть странное, но пока не пойму, в чем дело.

Внезапно Лиза бросилась в комнату, я побежала за ней.

— Спишь, сволочь, — заорала Елизавета, — а ну, просыпайся, скот! Где Барба? Отвечай!

Но Володя не открывал глаза, его голова моталась из стороны в сторону. Руки безвольно дергались, рот был полуоткрыт.

— Чего молчишь? — озверела Лиза и отвесила любовнику пощечину.

— Стой, — прошептала я, — он, похоже, умер!

— Кто? — удивилась Лиза.

— Володя! — затряслась я.

— Врешь, — отскочила она от дивана.

— Нет, — стараясь не завопить от ужаса, пролепетала я, — живой человек так не лежит!

Лиза попятилась в коридор, я схватила ее за руку, вместе мы кинулись на кухню.

— Что нам делать? — дрожала Гинзбург.

— Надо вызвать «Скорую», вдруг он жив? — предложила я.

— Пошли посмотрим, — сказала Лиза.

— Боюсь, — честно призналась я.

— Если человеку сделать искусственное дыхание, он может дождаться приезда врача, — засуетилась Елизавета.

Снова взявшись на руки, мы вернулись в комнату. Лиза достала из сумки зеркало, я попыталась нащупать пульс на шее писателя. Кожа Володи была липкая и холодная, широко раскрытые глаза, не моргая, уставились в потолок, нижняя челюсть отвисла, вдобавок от него сильно несло мочой.

— Он умер, — вырвалось у меня, — и похоже, уже больше двух часов прошло! Наверное, скончался сразу, как лег!

— Откуда ты знаешь? — выдохнула Лиза.

— Треугольные пятна в углах глаз, — пояснила я, — их называют пятна Лярше, серовато-желтые отметины появляются примерно через два часа после смерти.

— Ты врач? — поразилась Лиза.

— Нет, просто знаю, мне полковник Дегтярев рассказывал. Нам надо вызвать милицию.

— Никогда! — испугалась Лиза. — Быстро уходим. Соседи тут пьющие, нас не заметят, бежим!

— С ума сошла?

— Вовсе нет, торопись.

— А тело?

— Пусть тут лежит!

— Лиза!

— Что? — оглянулась Гинзбург, успевшая дойти до порога.

— Варя похищена! Ее надо найти!

— Спасибо, что напомнила, — обозлилась Лиза.

— Значит, нужно обратиться в милицию.

— Нет, они все испортят! Я сама ее отыщу!

— Не говори чепухи, — строго сказала я и вынула телефон.

— Эй, кому ты звонишь? — напряглась Елизавета.

— Человеку, который, являясь опытным профессионалом, умеет хранить чужие тайны и способен понимать людей, — ответила я.

Александр Михайлович страшный зануда, но если я коротко говорю ему: «Случилась беда», — полковник моментально отвечает:

— Куда ехать? Буду через полчаса!

Самое интересное, что, несмотря на пробки, он всегда прибывает на место спустя тридцать минут. Вот и сегодня Дегтярев не подвел. Едва большая стрелка часов приблизилась к цифре «6», как из коридора послышался хорошо знакомый баритон:

— Дарья, ты где?

— Тут! — Я высунулась из кухни. — Иди сюда.

— Не вижу трупа, — заявил полковник, с трудом пролезая в дверь.

— Он в комнате, — пояснила я.

На следующее утро меня разбудил Хучик. Бойко стуча когтями по паркету, мопс прогалопировал по спальне, носом толкнул дверь и выбежал в коридор. Я села на кровати и посмотрела на будильник. Семь утра. Однако странно, обычно Хуч мирно спит до десяти, в отличие от Банди, который готов в любое время дня и ночи, невзирая на погоду, носиться по саду. Мопс не любит совершать лишние телодвижения, лучшее времяпрепровождение для него — дрема под пледом на мягком диване.

Дверь приоткрылась.

— Хозяйка, — свистящим шепотом осведомился Амара, — помогите, пожалуйста.

— Что случилось? — насторожилась я.

— Утюг! Где у вас утюг?

— Забыл? Вчера я тебе показывала! В кладовке под крышей, — зевнула я, — доска стоит под мансардным окном, а розетку закрывает тумба с полотенцами. Доска кажется громоздкой, но это лишь видимость, она на колесиках и легко передвигается. Понял?

— Да, хозяйка, — закивал Амара, — есть, хозяйка! Я пошел!

Я легла, натянула до подбородка одеяло и попыталась задремать. На улице стояла тишина, прерываемая лишь пением птиц. В этом году у трясогузок вывелось невероятное количество птенцов, почти все ели усеяны гнездами, откуда несется звонкое чириканье. Пташки вопреки тому, что написано о них в энциклопедии, засыпают не в восемь вечера, а после полуночи и в три утра уже начинают поиски еды. Я вчера сказала Амаре, чтобы он насыпал им корма. Интересно, парень выполнил мою просьбу? Кажется, нет, когда кормушки-домики на высоких ножках полны еды, трясогузки так не орут, а сегодня они просто сошли с ума.

Дверь приоткрылась, я старательно засопела. Не вижу, кто ворвался в мою комнату, но, надеюсь, этот человек достаточно воспитан, чтобы понять: не надо будить сладко спящую Дашутку.

— Где мои черви? — гневно спросил Дегтярев.

Я приоткрыла один глаз, увидела Александра Михайловича и спросила:

— Кто?

— Где мои черви? — повторил полковник.

— У тебя были пресмыкающиеся? — поразилась я.

— Беспозвоночные, — уточнил Дегтярев.

— Все равно, — вздохнула я, понимая, что поспать до десяти теперь уж точно не удастся. — О каких червях идет речь?

— О моих!

— Личных? — растерялась я.

— Да, — загремел полковник, — у меня жили черви, а теперь их нет. Они исчезли, испарились!

Я заморгала. У Дегтярева глисты? Маловероятно, он же не ест сырое мясо и свежевыловленную рыбу, хотя заразиться аскаридами очень легко, достаточно схватиться в метро за поручень, за который до вас держался человек с кишечными паразитами.

— Прямо беда, — побагровел полковник, — и как они уползли?

Я задумалась и сказала:

— Ну, нашли выход! В принципе, это не очень трудно.

— Из плотно закрытого аквариума? — взвился Александр Михайлович. — Им там было хорошо, они росли, я их кормил, — причитал Дегтярев, — заботился.

Я отползла в дальний угол кровати. К сожалению, мы с годами не делаемся моложе, очень часто у человека за сорок начинаются проблемы с головой. Напасть подкрадывается незаметно, родственники замечают странности, но списывают их на плохой характер, не понимая, что к близкому человеку мелкими шажочками подкрадывается старческое слабоумие. Реально оценивать ситуацию родные начинают, когда член семьи совершает откровенные глупости. Бедный полковник! Надеюсь, ученые придумали какие-нибудь таблетки от безумия. Надо срочно звонить Оксане.