Отец Александр Мень отвечает на вопросы слушателей - Александр Мень

И, наконец, о “московском слое”. Думается, что явление Воланда в Москве 30-х годов имеет тот смысл, что сам дьявол и его компания кажутся порядочными малыми на фоне убогой и мерзкой действительности. Это великолепный сатирический прием.

Тема Маргариты (особенно когда она летела на шабаш) напомнила мне работу Бахтина о Рабле. Подавляющая строгость, унылость и глупая “серьезность” жизни в замкнутом обществе вызывает протест в виде стремления к свободе, насмешке, глумлению, фарсу. Только Бахтин зря сюда приплел Средневековье. В его церковной культуре была не только “серьезность”, но и легкость, шутка (святой Франциск). Озорное высвобождение, полет, разбивание условностей с изумительным мастерством переданы в путешествии Маргариты.

Видели ли Вы фильм “Последнее искушение Христа”? Если да, то какое у вас к нему отношение?

Этого фильма я не видел, смотреть не стал, да и некогда было. По-моему, это вздор. Когда-то французский писатель Ренан писал, что вот когда Христос страдал в Гефсиманском саду, может быть, он вспоминал про весенние цветочки в Галилее, какие там были весенние ветерки, ручейки, может быть, были девушки, которые могли Его полюбить… Вот эту пошлятину Ренана 1863 года этот незадачливый режиссер, хотя и католик, но, видимо, недалекого ума, раздул в целый фильм, думаю, в коммерческих целях. Кадры я видел – ничего хорошего. Глупо все это выглядит.

Как Вы относитесь к творчеству Ренана и его произведению о Христе?

Ренан – талантливый исторический писатель, но образ Христа им занижен до такой степени, что кажется неправдоподобным, чтобы такой персонаж мог создать мировую религию.

Как Вы относитесь к фильму “Евангелие от Матфея” Пазолини?

Это экспериментальный, очень интересный фильм, но образ Христа абсолютно не удался. Он молоденький, хрупкий. Слабенькая фигурка в белой рубашонке. Ходит быстренько, лицо невнушительное. Это мальчик совсем. По Евангелию Христос был уже на четвертом десятке, в словах Его есть всегда вес и тяжесть, а там ничего нет.

Очень интересно музыкальное решение этого фильма. В нем участвует музыка всех времен и народов – от африканской мессы до Прокофьева. И это создает своеобразное вселенское звучание. Но есть и неудачные моменты. Фильм во многом, к сожалению, навеян Эйзенштейном, и в нем есть много сцен с музыкой из “Александра Невского”. “Избиение младенцев” идет на фоне музыки из “Александра Невского”. Тут иродовы солдаты избивают младенцев, а я смотрю: то ли это или не то? Тоже кого-то режут…

Есть ли удачные фильмы о Христе?

Пока я считаю самым удачным фильм Дзефирелли. Есть еще фильм Роберто Росселини “Мессия”. Я видел фрагменты – никуда не годится.

Не считаете ли Вы, что огромный авторитет литературы в России – это следствие ненормального положения и молчания Церкви предыдущих веков?

Все точно. Литература заняла такое, в общем-то сакральное место, потому что Церковь, духовенство вынуждены были молчать. Писатель – вольный человек, может говорить что хочет, а здесь здорово доставалось всем, кто чуть-чуть пошевелится.

Как Вы относитесь к книгам Николая Морозова “Христос”, “Пророки”, “Откровение в грозе и буре”?

Я заслуживаю, можно сказать, ордена, потому что прочел все это. Меня эти книги крайне интересовали, но больше с точки зрения психиатрии. В них нет ничего, имеющего отношение к истории. Просто нет.

Например, трактовка “Апокалипсиса” Николаем Морозовым – исключительно интересный случай. Думаю, что он важен для собирателей курьезов или для психиатров, но не для историков. Это не то что ненаучно, а это вне пределов всего. Но я с большим уважением и теплотой отношусь к автору, который прожил огромную жизнь, просидел четверть века в одиночке – после этого он мог написать все что угодно, и все ему можно было бы простить. Он создал свою концепцию всемирной истории: до Христа люди были дикими, так сказать, по деревьям лазили, не было ни Рима, ни Греции, ни древнего Востока – ничего, а просто был дикий мир. А Христос жил в IV веке, у Него были ученики, с этого началась вся наука и культура. Ну, бред… Все, что мы имеем, все памятники культуры древности – все это сочинили и сделали в Средние века и в эпоху Возрождения. Скажем, когда был построен Парфенон? В ХVI-XVII веках. Когда писали библейские пророки? В XIII веке нашей эры. И так далее. Это необычайно забавно, но только прочесть все это трудно, потому что много томов, но все это потрясающе курьезно. Хотя, я думаю, посади каждого из нас в одиночку на двадцать пять лет – не такое напишешь. Он спасался этим, там сидя.

Ваше мнение о “Розе мира” Даниила Андреева?

Прекрасная книга, но, конечно, там очень много фантазии. Я читал ее еще лет двадцать назад. Многое кажется мне в ней фантастичным, но некоторые аспекты ее мне лично близки, в частности, ощущение одухотворенности природы. Я всем своим существом это переживаю, и для меня прикосновение к земле или к растению – всегда прикосновение к живому существу. И здесь я с автором “Розы мира” солидарен. Ну, а его историософия… Все-таки он был поэт, а поэты часто увлекаются полетом собственной фантазии. Кроме того, Даниил Андреев претендовал на ясновидение, а я – нет.

В театре Советской Армии поставлен спектакль “Павел Первый”. Что это за тема?

Это интересная пьеса об императоре Павле I. Автор ее – Мережковский. Пьеса была запрещена, Мережковский чуть было не попал под суд. Павел I был спорной и трагической личностью в нашей истории.

Как Вы относитесь к русскому авангарду – Малевичу, Шагалу и так далее? Справедливо ли обвинять их в том, что их искусство сатанинское?

Думаю, что нет. Я не очень понимаю это искусство, но я считаю, что каждое искусство имеет право развиваться в тех формах, которые диктует им сегодняшний день. Если мы будем запрещать искусство такое или сякое, то мы окажемся на положении сталинистов, которые изуродовали нашу культуру. Пусть все развивается естественно, все ненужное отомрет. Мало ли было в истории искусства всякой мути, никто ее не помнит, остается только бессмертное. Пусть все творят так, как подсказывает им свободная воля и сердце художника. Что касается непривычных форм… Но мы же с вами ненормальные люди! Нас вырастили в соцреализме, и мы уже не можем никуда деться. Так что я даже не считаю себя вправе судить об этом. Мы с младенческого возраста только плакатное искусство и признавали, поэтому как мы можем видеть Малевича и других? Для нас это мазня. Но не надо уподобляться Хрущеву, потому что он не понимал, что говорил. А сатанинским может быть и реалистическое искусство.

Как Вы относитесь к творчеству?

Как к знаку образа и подобия Творца в человеке.

Расскажите о Религиозно-философских собраниях начала века.

В самом начале века Дмитрий Сергеевич Мережковский и его жена Зинаида Гиппиус задумали войти в диалог с духовенством, с богословами. И вот с большим трудом у обер-прокурора Синода, который был, собственно, правителем Церкви, выхлопотали разрешение, и собрания начались очень интересно. Очень живо были подняты острейшие вопросы. Собрания закрыли очень скоро, но их стенограммы были напечатаны в журнале Мережковского “Новый путь”. Там ставились вопросы об учении Толстого, проблема пола, брака, семьи, проблема участия Церкви в культурной жизни. После запрещения прошло несколько лет, и в 1905 году было создано Общество имени Владимира Соловьева, где продолжали обсуждать те же самые темы.

Эта встреча интеллигенции с духовенством была очень странной, потому что интеллигенция выступила как богоискательница, а представители богословской науки смотрели на них как-то с отчуждением, не понимая, чего они хотят. Как пишет Гиппиус, ей казалось, что они все позитивисты, а те смотрели на них, как на безумцев. Это были два мира, долгое время расколотых, но эти миры пытались подать друг другу руки. И сейчас мы снова в похожем положении, только у нас уже не два мира, а один.

Вы упомянули о большом влиянии на Бердяева Якоба Бёме. Расскажите подробнее о Якобе Бёме.

Якоб Бёме был сапожником, протестантом, но сапожником начитанным, и человеком, имевшим мистические видения. После этих видений он написал несколько книг. Две из них переведены на русский язык: “Аврора, или утренняя заря в восхождении” и “Христософия, или путь ко Христу”. Это замечательные книги, они обладают таинственными свойствами. В юности я как-то начал читать “Аврору”, но ничего не понял и бросил. Но потом прошли годы, я открыл ее вновь и оказалось, что все понятно. Главная тема Якоба Бёме – тема зла. Он не мог принять ту концепцию, которая у нас еще является расхожей и популярной в теологии, концепцию, что зло якобы пришло только с человеком. Зло, по мнению Якоба Бёме, вошло в материю, в природу еще до человека.