Венец проигравшего - Ярослав Коваль

— Да, ты ведь выпендриваешься не первый раз… Твои люди упомянули о каких-то договорённостях. Ну-ка, расскажи… Не надо так напрягаться, я спрашиваю не как представитель его величества, а как частное лицо и к тому же твоя названая сестра.

— Я и не напрягаюсь. Прикидываю только, как бы поточнее и покороче объяснить.

— Не напрягаешься? А, может, стоило бы? Ты неосторожен. Понять сговор с врагом могут очень по-разному. Было бы желание.

— Ты говоришь, что судишь, как частное лицо, и однако пускаешь в ход термин «сговор».

— Я просто хочу тебя предостеречь! — Аштия примирительно подняла руку. — От интриг, в которых, прости, ты ещё щенок. Нет, давай останемся здесь, поговорим без свидетелей, даже если это всего лишь слуги. Что там был за договор? Не стремись говорить кратко, говори полно. — Я рассказал, уже начиная ощущать беспокойство. Если она так говорит, то, должно быть, знает и понимает что-то, чего не понимаю я. И, может быть, меня действительно загнали в ловушку. — Что ж, — после паузы заключила госпожа Солор, — пожалуй, тут клеветникам действительно особо не за что зацепиться. Тем более, если учесть твои заслуги перед императором.

— При чём тут мои заслуги…

— Всё важно. И прошлое, и настоящее. Но это, конечно, достойный договор. И очень умный. Твоя бесшабашность идёт на пользу твоим людям. И они определённо тебя уважают.

— Однако кто-то же из них настучал на меня, так получается?

— Не они. Сообщение пришло от командования императорскими войсками. И совсем не в духе намёков на предательство, нет. Всё описывалось очень благопристойно и уважительно. Я обеспокоилась, скажем так, авансом. Зная твои странные повадки и привычки. Сейчас Серт переживает трудные времена, могут найтись те, кто захочет оторвать себе этот лакомый кусок. Всё возможно.

— Думаешь, его величество настроен недоброжелательно в отношении меня?

— Наоборот. Очень доброжелательно. Именно его хорошее отношение может спровоцировать подковёрные игры. Наветы плохи даже в том случае, если не вызывают доверия. Они вызывают напряжение, а оно всегда во вред. И я предпочла бы, чтоб на тебя вовсе никто не клеветал. У тебя репутация добряка-простака, рубахи-парня, так и не избавившегося от слегка простонародных, простительно-вульгарных манер. Поверь, может быть, такая молва и не слишком привлекательна, зато абсолютно безопасна. А для мужчины, наверное, даже хороша. Это к женщине свет будет беспощаден, а знатному, богатому, влиятельному мужику простят многое.

— Меня и самого устраивает подобная репутация.

— Я только пытаюсь намекнуть: ты должен быть осторожен и не забывать, что, ведя войну, заодно занимаешься политикой. Аристократ уже не может этого избежать. Тем более такой высокопоставленный, как ты. Политика будет всегда дышать тебе в спину.

— Сестрёнка, я уже большой мальчик, туплю в меру и за прошедшие десятилетия сумел усвоить урок.

— Прости. Прости меня. Расскажи побольше про этих людей. — Она кивком головы обозначила нашего противника. — Про поединки, про ваше общение. Рассказывай. Подробнее.

— Может быть, лучше всё-таки в кабинет?

— Здесь. Расскажи мне всё здесь. — И я принялся рассказывать о моих личных столкновениях с врагом, обо всех беседах, полудружеском взаимодействии и о том, что рассказала мне пленница. — Пленница? Она здесь? Любопытно. Прикажи накрыть ужин в своём кабинете на троих. Я тоже хочу с нею поговорить. Как думаешь, она согласится?

— Уверен, с тобой она будет беседовать с большим удовольствием, чем со мной.

— Почему? Ты был с ней чрезмерно любезен? Позволил себе лишнее? Она превратно тебя поняла?

— Нет. — Я усмехнулся. — Ты ведь знаешь моё отношение к шашням с посторонними женщинами. К чему мне с ней любезничать? Нет, я вёл себя с нею безупречно и благопристойно. Просто у них на родине в ходу матриархат, я же тебе объясняю. Так что женщина в её глазах будет более авторитетным собеседником.

— Матриархат? — У Аштии округлились глаза. Она внимательно выслушала всё, что я смог с чужих слов рассказать ей о традициях того мира. — Полагаешь, это правда?

— Зачем ей вводить меня в заблуждение? — искренне изумился я.

— Да, ты прав, в общем-то, ни к чему. Как странно. И в их мире женщины действительно управляют всем?

— Я ведь сказал: нет, они управляют семьями. Делами занимаются мужья этих женщин. Но дамы пользуются много большим уважением, чем здесь. И несут большую ответственность. Они — не собственность мужчин. Так что твоя особа будет в их глазах пользоваться заслуженным признанием. И полным уважением.

— Что ж, это хорошо. Давай поужинаем все вместе. Очень хочу есть. Устала, если честно.

— Так, может, беседу с пленной отложим на завтра? Отдохни. Могу себе представить, в каком темпе ты пересекала страну, если поспела сюда раньше моего курьера.

— Отдыхать буду, когда мы выиграем эту войну. Ты ведь меня знаешь. Да, я приехала сюда, потому что Бехтан проиграл, и надо исправлять ситуацию. Я приехала неофициально вмешаться. Если, конечно, ты мне позволишь.

— Да уж… Дама в полном расцвете сил и с моторчиком. — Я с трудом удержался от более фривольных шуток. Она бы этого не поняла.

Она и так не поняла.

— С чем?

— С моторчиком. Ну, активная ты чрезвычайно. Мечешься, крутишься, суетишься — откуда только силы берутся.

— Разве это повод для шуток? Есть такое слово — надо. Тебе известное. А теперь идём.

Аштия уже вся была захвачена новой задачей. В такие моменты она становилась совсем особенной, и один её взгляд способен был сработать как побуждение к действию, как приказ, как ободрение. Солдаты, видевшие её, подтягивались, вставали «как положено» — и едва сдерживались, чтоб не демонстрировать открыто свой восторг. Кажется, они, как и я, верили, что раз уж её светлость появилась, значит, победа неизбежна, как приход осени.

Госпожа Солор злилась на меня за неуместное желание шутить, когда ей самой хотелось говорить серьёзно. Однако напряжённость в её общении со мной сохранялась только до тех пор, пока накрывали стол и вели Аипери. Пленница выглядела бодрой — она содержалась подобающим образом, в рамках нынешнего своего положения ни в чём не испытывала недостатка. И на меня реагировала вполне любезно.

Едва женщина из народа кочевников переступила порог, лицо Аштии словно кто-то разгладил — одна вежливость и безмятежность, как и подобает представительнице одной из самых древних аристократических семейств Империи.

— Твои соотечественники про тебя спрашивали, — сказал я, припомнив, о чём мы ещё говорили с Бейдаром.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});