В моих безумных фантазиях - Джулиана Маклейн

— Я слышал, что тебя можно поздравить, — сказал Винсент брату, когда въехал в конюшню на крупном сером в яблоках жеребце и спрыгнул с седла. Насквозь мокрый после утренней прогулки под проливным дождем, он протянул поводья конюху. — Говорят, свадьба состоится в субботу. И подумать только, что ты переживал, что не получится романтической влюбленности и подобающего ухаживания. — Он прошелся по устланному сеном полу конюшни, снял перчатки и несколько раз ударил ими по бедру, затем прислонился к столбу в углу. — Ты всегда умел стряхнуть с себя всякую шелуху.

Девон был не в настроении для подобных разговоров. Он зашел в конюшню на несколько минут, чтобы побыть наедине со своими мыслями и проведать Марлоу, которого оставил годовалым жеребцом три года назад, когда уехал в Америку.

Пепел уже, конечно, умер. Винсент позаботился об этом. Именно он взял с собой ружье в тот день, когда отправился в горы.

— У меня обязанности перед семьей, — сказал Девон, — и леди Ребекка — практичный выбор. — Он пробежал скребком по жесткой шерсти и твердым мускулам на шее у Марлоу. — Нет смысла ходить вокруг да около.

— Но готов поклясться, что именно так ты и поступил, — заметил Винсент. — Ты, вероятно, ходил вокруг нее по крайней мере однажды, чтобы убедиться, что у нее не будет возможности выбора, кроме как…

— Замолчи! — Девон вышел из стойла и выразительно поднял палец: — Я предупреждаю тебя, Винс.

Винсент не пошевелился.

— Почему? Потому что она твоя невеста? Твоя будущая жена?

— Да, черт побери. Она — будущая герцогиня Пембрук, и я не потерплю твою клевету.

Глаза брата сузились, и ненависть, которую Девон увидел в них, была вполне откровенной.

— Она станет твоей невестой лишь в субботу, а в эти последние дни до помолвки еще многое может случиться. Тебе это хорошо известно.

У Девона опустились руки.

— Если только ты прикоснешься к ней…

— И что? Заставишь меня пожалеть об этом?

Девон повернулся и направился обратно в стойло, затем вновь принялся чистить Марлоу жесткими, сердитыми движениями.

— О, ради Бога, — нетерпеливо и раздраженно заговорил Винсент, снимая с головы шляпу. — Тебе хорошо известно, что я никогда не разрушу свадьбу и тем более не причиню неприятности женщине.

Девон знал это. Это именно он однажды навредил Винсенту, теперь тот рад возможности напомнить ему об этом.

— То, что случилось три года назад, был несчастный случай. Винс. Ты знаешь, как я сожалею об этом.

— Я готов признать, что смерть Мэри Энн была несчастным случаем, Девон, но твое предательство… Это тоже «несчастный случай»?

Девон прекратил свое занятие и посмотрел в лицо брата:

— Я. извинился, и ты, чёрт побери, знаешь, как я страдал. Зачем ты продолжаешь обвинять меня?

Мускул дрогнул на щеке Винсента.

— Потому что ты собираешься начать новую жизнь с прекрасной женщиной, твоей будущей герцогиней. Твои страдания, похоже, подошли к концу, и ты собираешься быть бесконечно счастливым, тогда как я продолжаю страдать.

Винсент повернулся и направился к выходу из конюшни, за которым дождь падал настоящими потоками.

— У меня хранится то письмо. Ты же знаешь. То, которое я нашел у нее в кармане. То, которое она написала тебе. Я не могу удержаться, чтобы не перечитывать его иногда. Не знаю почему, хотя оно убивает меня. Я хотел бы сжечь его, но не могу. Это все, что у меня осталось от нее. Так что и ты, подозреваю, будешь жить с этим.

Девон вспомнил тяжкие страдания того дня на горе и выражение лица Винсента, когда он узнал о том, что случилось.

Девон действительно будет продолжать жить с этим.

Каждый день всю оставшуюся жизнь.

Глава 11

«Дорогой дневник, иногда я думаю, намерена ли судьба наказать меня за все мои безнравственные мысли и поступки, потому что сегодня случилось самое прекрасное, за чем последовало самое плохое.

Джесс подарил мне кольцо, которое сделал из маргаритки на опушке леса, и сказал, что хочет на мне жениться. Затем взял мое лицо в ладони, притянул меня к себе и поцеловал, проникнув своим горячим, сладким языком в мой рот, так что я была уверена, что растаю в экстазе прямо у него в руках. Он взял с меня обещание, что я приду завтра утром на опушку, и я сказала, что приду, что сделаю все для него.

Но сегодня вечером отец сообщил, что собирается послать меня жить к тете Беатрис, потому что в ее деревне есть мужчина, которому нужна жена. Он преуспевающий купец, и это будет лучшим вариантом для меня. Я думаю, отец знает о Джессе.

Я ненавижу мой дневник. Я ненавижу своего отца. И утром пойду на опушку, чтобы увидеть мужчину, которого боготворю. Меня не заставят выйти замуж ни за кого другого».

Ребекка закрыла дневник, положила его на тумбочку рядом с кроватью и приложила палец к губам. Она точно знала, что готовило для Лидии ее будущее, так как читала эти страницы десятки раз в последние годы и знала все наизусть.

Знание судьбы Лидии убедило ее, что она поступила правильно, убежав из отцовского дома в Пембрук-Пэлас. Она также была благодарна судьбе за то, что Девон вовремя вернулся, в Англию. Теперь у нее появилась надежда на будущее счастье.

Однако Ребекка не могла не думать о том, следует ли ей рассказать Девону о планах отца выдать ее замуж за мистера Раштона. Лидия откровенно рассказала все Джессу. Тот делал все, что мог, чтобы удержать Лидию рядом с собой. Ведь молодые люди горячо любили друг друга.

Если бы она рассказала все Девону, не предпочел бы он ей леди Летицию и зашел бы так далеко, чтобы сделать ей предложение? Возможно, не сделал бы, потому что остерегся быть вовлеченным в сложные семейные дела, по крайней мере, до тех пор, пока все не уладится и он будет уверен, что она не принадлежит другому мужчине.

Но она и не принадлежала. Никогда не принадлежала мистеру Раштону, что бы ее отец ни обещал тому. Ее сердце навсегда отдано Девону, будущему мужу.

Она сообщит жениху о мистере Раштоне в подходящий момент. Она обещала себе сделать это и надеялась, что он встретит это известие с пониманием.

Тем же вечером черная блестящая карета подъехала к Крейтон-Мэнору. Зловещие облака неслись куда-то, подгоняемые ветром, вдалеке прогремел гром. Поднялся вихрь, с шумом раскачивая ветви деревьев и кустарников.

Карета остановилась, дверь ее распахнулась, и два тяжелых черных сапога ступили на дорожку, где между трещинами в плитах росла трава.

Максимилиан Раштон, оказавшийся высоким и худощавым, когда вылез из кареты, с отвращением посмотрел на траву в щелях и с неприязнью на сад, заросший дикими цветами. Он поднял глаза на фронтон средневековой усадьбы, увитой плющом, и почувствовал отвратительную смесь неудовлетворенности и презрения.