Тени исчезают в полдень - Анатолий Степанович Иванов

бок, раза два клюнул носом и всей спиной упал на подушки.

А Фрол стремительно шагал к Юргину. Но постепенно замедлял и замедлял шаги, так как ему еще в избе Овчинникова стало уже ясно, откуда идет слух о нем и Клашке.

Возле невысокого, в девять венцов, но огромного, всего три года назад отстроенного дома Илюшки Юргина Фрол остановился и задумался.

К действительности его вернул скрип колес. Юргин подвез к своему дому бричку зеленого, пахучего сена.

— Чего тебе тут? — спросил он сверху.

— Откуда это? — не отвечая на вопрос, кивнул Фрол на бричку. — Где сумел накосить?

— Сумеешь тут! — Юргин выругался. — Все лето, как каторжник, под дождями гнил.

— Каторжник? — усмехнулся Фрол. — Ты мне-то хоть не кричи об этом в ухо.

Юргин соскочил с воза, долго и молча глядел прямо в лицо Фролу.

— Вон что! — разжал наконец губы Юргин. — Сам допер?

— О чем? — спокойно спросил Фрол. — О том, что ты Илья-юродивый, об этом давно догадался.

— Вон что! — опять насмешливо и вместе с тем зловеще протянул Юргин.

Открыл ворота и, взяв лошадь под уздцы, завел бричку с сеном на двор. Фрол зашел следом, сел на какой-то ящик, валявшийся на земле.

Развязав бастрык, Юргин залез на воз и принялся сметывать сено.

— Про Клашку-то… с чьих слов наболтал Андрону? — спросил Фрол.

Юргин перестал сбрасывать сено, сказал:

— Коль ты догадливый такой, чего спрашиваешь?

— Не притворяйся, сволочь! Устин Морозов это тебе…

— Вот что я скажу, Фрол Петрович, — перебил его Илья. — Догадалась было телушка, зачем хозяин с ножом в сарай зашел. Да поздно уже было…

Фрол невольно поднялся с ящика.

— Вот так, — усмехнулся Илюшка и опять принялся за работу.

Пошатываясь, Фрол вышел из ограды юргинского дома, постоял в темноте средь улицы.

На небе не было видно ни луны, ни звезд. С заречья тянула стужа, напахивало холодным запахом снега, точно там уже легла зима.

— А-а! — махнул вдруг Фрол рукой и пошел к дому Клашки Никулиной.

Когда Фрол вошел в комнату, Клашка, одетая, лежала на неразобранной кровати и, положив руку под голову, смотрела в потолок. Огня в комнате не было, и Клашка спросила, не вставая:

— Кто там?

Фрол помолчал и сказал несмело:

— Я это.

Еще секунду-две полежала Клашка, стремительно соскочила на пол, босиком кинулась к выключателю. Электрический свет облил ее, вдавил в стену. Она прижала руки к груди, точно боялась, что сейчас выскочит сердце. Метнулась к окнам, задернула занавески, потом, растерявшись окончательно, сдвинула их в сторону, опять сложила руки на груди.

— Ты… ты не бойся! — проговорил Фрол. — Я ведь… так я.

Он снял шапку, сел возле двери на стул. Белые волосы его рассыпались в обе стороны. При электрическом свете они переливались и поблескивали, казались еще белее.

— Чего тебе?… Зачем ты?… Чего надо? — задыхаясь, выговорила Клашка. Крепко притиснутые к груди ее небольшие, шершавые от работы руки приподнимались и опускались.

— Не знаю я, — ответил Фрол, встал и одну за другой принялся задергивать оконные занавески. Клашка следила за ним с ужасом, но не останавливала. — Пришел вот… Ты зачем тогда, возле озерка, со мной? Так и я — не знаю…

Закрыв окна, Курганов сел к столу и застыл, не глядя на Клашку.

— Уходи… уходи, ради бога! — попросила Клашка. Голос ее дрожал и рвался. — Ты… ты ведь седой весь…

— А ты молодая разве? — с грустью спросил Фрол. И после долгого молчания усмехнулся: — Я, считай, с двадцати годов седой. Ты еще в люльке качалась, а я уже поседел.

— Люди-то… люди-то что скажут? — Голос ее рвался.

— Люди? — с тоской переспросил Фрол. Он поднял голову и поглядел на стенку, где в простенькой березовой рамке под стеклом висел портрет Федора Морозова. — Что люди? Все равно говорят уж…

Клашка, пошатываясь, побрела куда-то вдоль стены. Остановилась возле печки, оперлась о шесток.

— Нет, нет… не может быть! Не имеют права! Я Федю жду…

— Потому и говорят, что не имеют, — горько и как-то обреченно уронил Фрол.

Потом долго-долго молчали. Ослепительно, как солнце в пустом небе, горела посреди комнаты электрическая лампочка. Но света ее все равно хватало только на эту комнату, а там, за тонкими стеклами, за окнами, стояла густая тьма. Оба видели ее поверх занавесок, прикрывающих окна лишь до половины. Тьма прилипла к самым стеклам, давила и давила на них.

— Снег, наверное, завтра упадет, — сказал Фрол.

Клашка не понимала, о чем он говорит. Она, вся сжавшись, ждала, что сейчас посыплются со звоном выдавленные стекла, тьма хлынет в комнату, зальет все сплошной чернотой. Она была твердо уверена в этом, знала, что произойдет это через минуту. Вот осталось только полминуты, десять секунд, пять, две, одна…

Стекла выдержали, не посыпались. Но зато распахнулась дверь, все равно зазвенел в ушах звон, и все равно стало темно в глазах.

У порога, одетая в новую фуфайку, стояла жена Фрола Курганова, Степанида.

Клашка была без кровинки в лице. Но — странное дело! — звон в ушах вдруг утих, точно растаял, тьма рассеялась. Она стояла теперь окаменевшая и спокойная, смело глядела в злые и вместе с тем тревожные Степанидины глаза. Глядела и чувствовала, что где-то внутри разливается острый холодок, ползет вверх по всему телу.

— Чего надо? — спросил вдруг Фрол у жены, не вставая. И Клашка улыбнулась чуть-чуть, одобрила: именно, чего, мол, ей здесь надо?

— Мимо я шла, — сообщила Стешка. — Простите уж…

— Ну? — проговорил Фрол.

— Видела, как… занавески открывали да закрывали.

Фрол пожал плечами, будто удивляясь, и сказал:

— Ступай домой. Сейчас приду.

— Фрол! — закричала вдруг Степанида, подавшись вперед. — Ты что делаешь-то?! Опомнись!

Ее тяжелый полушалок скользнул по гладким, туго зачесанным назад волосам и упал на плечи. От электрического света волосы поблескивали, делали ее красивой и молодой.

— Ступай, сказал! — чуть повысил голос Фрол.

— И ты?! —