Золотой идол Огнебога - Наталья Солнцева

В княжеской спальне темно, жарко, – тускло горит свеча, пахнет целебными травами, ладаном и воском. Кто-то перешептывается – украдкой, таясь в душном мраке.

– Грех... Божья кара...

Слова доносятся до княгини, но ею уже овладело безразличие. Пусть говорят, ей все равно. Она уходит, покидает этот мир. Там, за зыбкой пеленой тумана, ее ждет волхв, манит к себе, зовет. «Где ты? – силится произнести она, но язык не слушается. – Куда мне идти? В Ирий... или в христианский рай? Но ведь туда пускают только святых. А я... а мы с тобой... согрешили...»

Радмила со стоном просыпается, вскакивает в ужасе, хватает знахарку за узловатую руку...

– Где я? Куда попала? Он... звал меня...

Старуха молча смотрит, прищурившись. Свеча слепит ее.

– Что ты, что ты, касатка, его уж нет. Похоронили, честь по чести... как ты велела. Все исполнили! Не сомневайся... Могилу соорудили глубокую, надежную. Ни зверю не добраться, ни человеку.

– Как он... умер?

– Быстро. Рана была на шее, сбоку... Кровь отворилась да вся и вытекла.

Княгиня залилась слезами. Все ее покинули, и супруг, и возлюбленный, одна она осталась на белом свете. Нет, не одна – с ребенком под сердцем, зачатым от чародейства. А может, и не было никакого волхвования? Просто от любви зародился плод в ее чреве? От молодой страсти? От горячих ласк?

Она прижала руку к животу и закрыла глаза. Тотчас возник перед ней красавец волхв, произнес сурово: «А ведомо ли тебе, какой жертвы он требует?»

Это все идол! Крови возжаждал... Напился ли досыта?

– А где... – княгиня повернулась к знахарке, шепнула что-то неразборчиво.

Но старуха давно научилась понимать без слов.

– Я все исполнила, – повторила она. – Не волнуйся, голубка, побереги себя.

– Воевода где?

– С дружинниками по лесам рыщет – капище разорить хочет, сровнять с землей или предать огню «гнездо кудесников, прельщенных бесами». Боги отняли у него разум – совсем тронулся. Ночами спать перестал – чудища рогатые, клыкастые ему мерещатся, лезут изо всех углов, душат его, норовят сердце из груди вынуть. Вот он и бесится! – Знахарка наклонилась к уху княгини, зашептала: – Твердит, будто бы это лесной колдун так ему отомстил, по ветру лихо наслал, ворожбой своей погубить его хочет.

– Так он же мертв, в могиле лежит...

– Для сильного ведуна что жизнь, что смерть – все одно. Он отовсюду дотянется, достанет обидчика...

– А воскреснуть он может? – задыхаясь, спросила Радмила.

– Воскреснуть? – Старуха задумалась и молчала долго, словно уснула. Наконец она едва слышно произнесла: – Может, только не сразу. Потом, когда час пробьет.

– Какой час?

– То одним богам ведомо. Ты поспи... – отвернулась знахарка. – Поспи. Глядишь, он и придет к тебе, весточку подаст... – Она пожевала впалыми губами. – А воевода страшен стал, глаза кровью налились, лицо багровое, дышит со свистом. Худо ему!

– Пусть в храм идет, молится, защиты просит...

– Не может воевода туда даже ногой ступить. Корежит его по-всякому, крючит, ломает, пена изо рта идет. Жуть...

– Он злодей, потому кару свою заслужил.

Старуха кивала, вздыхала. Утомила ее жизнь, иссушили заботы... Ей давно на покой пора, задержалась она на белом свете. Только как молодую госпожу оставить?

– Я умру? – встрепенулась вдруг княгиня.

– Когда-нибудь, не скоро. Тебе жить да радоваться. Ребеночка растить...

– Ты знаешь?

– Как не знать? Ты спи, цветик ясный, а я посижу с тобой, заклинания творить стану... Роду и Рожанице подношение приготовлю, авось смилостивятся...

Последние слова не долетели до молодой женщины – снадобье подействовало, погрузило ее в сон.

Предсказание волхва сбылось меньше чем через год... Княгиня Радмила, в крещении Анастасия, умерла в родах, произведя на свет здорового крепкого мальчика, наследника, княжича...

Воеводу вскоре унесла неизвестная болезнь, скончался он в жутких мучениях. Последовала за княгиней и старая знахарка, унеся с собой в могилу тайну золотого идола...

Костромская область, деревня Сатино. Наше время

– Какой мертвец? Где? – всполошился Бутылкин-Арлекин.

– Там...

Все, кроме перепуганной Коломбины, устремились к окну. В темноте, разбавленной светом фонарей, кружились снежинки. Нигде никого не было видно – ни мертвого человека, ни живого.

– Надо выйти во двор, – предложила Астра.

– Я с тобой.

– Господа! – комично воздел руки Борецкий. – Что вы, в самом деле? Мертвецы не бегают, в окна не заглядывают. Кто-то из деревенских балуется! Они небось с обеда празднуют. Накачались самогоном и развлекаются. Еще и козлищами вырядятся, и волками, и медведями – заявятся колядовать. Здесь так принято.

Арлекин смутился: ему стало неловко за панику, поднятую женой.

– Тебе привиделось, – повернулся он к ней. – Показалось.

– Я столько не пью... – обиделась Коломбина. – Там кто-то был, прислонился белым лицом к стеклу. Ужасно!

– Я пойду проверю, – сдался Борецкий. – Уверяю вас, если кто-то действительно подходил к окну, он оставил следы. Пока их не замело...

– Возьмите фонарь! – подошла к нему Ульяновна.

– Кстати, где мои верные слуги-грифоны? – возмутился он.

– В кухне, угощаются...

Вся компания, за исключением Коломбины и волхва, высыпала во двор. Вьюга разошлась не на шутку, на расстоянии вытянутой руки все терялось в мельтешащей белесой мгле. Ветер завывал, как стая волков. Астра подумала о Лешике, водителе «Русалок». Не застрял бы на своем микроавтобусе в снегу где-нибудь на полпути к Москве. Впрочем, тот предусмотрительно не стал задерживаться, перекусил, напился горячего чая и сразу выехал.

– Смотрите, смотрите! – Арлекин с торжествующим видом указывал на снег под окном. – Здесь кто-то был! Алина ничего не придумала!

Он был почти счастлив, что его жена не зря подняла тревогу.

Желтый свет падал из окна на следы, засыпаемые снегом. Они вели со стороны парка к окну и обратно.

– Может, и правда дети шалят, – произнес Матвей. – У этого «мертвеца» маленькая нога – как у женщины или подростка.

– В такую погоду из деревни сюда никто не потащится, – покачал головой Борецкий. – Я был не прав. Беру свои слова обратно. Мороз, метель – проще простого с пути сбиться и замерзнуть. Особенно пьяному.

– Это была женщина, – заявила Астра. – Я чувствую.

– Э-эээ-эй! – крикнул Борецкий в темноту, где терялись следы. – Вы кто? Идите к нам! Гостем будете...

Ветер ответил ему вздохами и жалобными стенаниями.

– Можно пройти по следам, – без энтузиазма предложил Матвей. – Хотя в парке снегу по колено.

– По пояс! – радостно воскликнул Арлекин. Его не прельщала прогулка по парку, поэтому он с готовностью поддержал идею о том, что это невозможно. – С какой стати нам искать кого-то? Захочет, сам выйдет. Здесь не Северный полюс, люди вокруг!

Его довод показался убедительным. Астра, в накинутом поверх открытого платья чужом пальто, замерзла. На ногах у нее были туфли, и ей не терпелось скорее вернуться в дом, в тепло, в жаркое сияние люстр и свечей.

Зычный голос главаря-ватафина положил конец колебаниям.

– Прошу всех к праздничному столу! – провозгласил он. – Не хватало, чтобы мои гости простудились. Нам пора поднять бокалы за наступающий год, хорошенько закусить и позвать наших прелестных «русалок»... чтобы начать древний языческий обряд, который наши пращуры проводили во имя будущего благоденствия и процветания...

Он еще что-то говорил, но Матвей уже подхватил Астру под руку и увлек в дом.

– Посмотри, на кого мы похожи, – расхохоталась она, глядя в большое зеркало в холле. – Сейчас снег на париках растает, и все это великолепие обвиснет. Отряхивай... быстрее! Аккуратно...

– Хорошо, что мы не посыпали их мукой!

– Ой, у меня подол платья намок... Не выкручивать же его? – сокрушалась Астра.

Арлекин с главарем «русальцев» тоже шумно отряхивались и притопывали ногами, сбивая налипший снег. На полу образовались маленькие лужицы.

Граф Брюс галантно подал даме руку, и графиня, волоча мокрый подол, царственной поступью направилась к столу. Капельки воды на их париках блестели бриллиантовой россыпью.

– Ну, что? Был там кто-нибудь? – кинулась к ним Коломбина. – Что вы видели?

– Следы...

Подчиняясь воле ватафина, гости расположились за столом. Справа от Астры сидел Брюс, слева – волхв. Ульяновна усиленно потчевала присутствующих своими разносолами. Звенели приборы, два парня-грифона с напряженной суровостью шествовали вокруг стола, разливая напитки. Наверное, это входило в условия игры.