Жена напрокат. Любовь (не) предлагать (СИ) - Квин Алиса

– Здравствуйте, теть Зин! – брюнетка тоже обняла маму подруги. – Сейчас, только вещи заберем.

Марина помогла подруге вытащить чемодан и достала переноску с Мотей.

– Маша уже спит? – спросила Марина.

– Нет, – засмеялась Зина Олеговна, – она ждет тебя. Соскучилась. С трудом заставила ее подождать в доме, а то простудится еще, а ей нельзя.

– Мамочка, мамочка! – Машка вихрем вылетела с кухни и повисла на шее матери, когда они вошли.

Марина прижала девочку к себе, поцеловала ее русую макушку.

– Привет, солнышко! – выдохнула она, наслаждаясь объятиями, – Я так соскучилась!

– И я! – призналась Маша. Она удивленно посмотрела на переноску, – А что это?

Марина только сейчас вспомнила, что привезла Мотю с собой.

– Это мой сюрприз, – засмеялась девушка.

Она опустилась на колени, открыла переноску и вытащила упирающегося шпица.

Машка села прямо на пол рядом с матерью. Она удивленно округлила глаза и уставилась на Матильду, которая настороженно следила за ней черными бусинками глаз. Псинка осторожно принюхивалась. Ну а вдруг начнут обижать? Хотя не похоже. Ребенок подозрительно сильно был похож на хозяйку, даже пахло от нее почти так же.

– Мама… – шепотом произнесла девочка, она переводила взгляд с собачки на маму, – это… это что, собака? Мне?

– Ее зовут Матильда, – кивнула Марина.

Она смотрела, как огромные сине-зеленые глаза ее дочери медленно наполняются слезами, щеки наливаются румянцем, а розовые губки слегка дрожат, и была счастлива, что Маша так радуется собачке.

– Можно мне ее подержать? – дрожащим от волнения голосом спросила девочка.

– Конечно, только у нее непростой характер. Осторожней.

Марина протянула белый пушистый комочек Маше. Осторожно, будто хрустальную вазу, девочка взяла собачку и прижала ее к груди, а потом всхлипнула и опустила личико в шелковистую шерсть.

Матильда хоть и была возмущена тем, что хозяйка передала ее в руки странной девочки, но прижалась к ребенку и затихла. От малышки исходила какая-то особая энергия. Светлая и очень приятная.

– Она просто чудо! – сквозь слезы улыбнулась девочка, баюкая на коленях притихшую Мотю. – Спасибо!

Когда Маша унесла собачку к себе в комнату, Марина и Света остались поговорить с родителями на кухне.

– Я звонила в клинику, – сказала Марина, – нас ждут через два дня.

– Слава богу! – воскликнула Зина Олеговна, – Мы сделали все необходимые анализы. Так что все готово. Но так не хочется расставаться!

Марина взяла маму за руку, поднесла ее ладонь к губам и поцеловала.

– Мы скоро увидимся! Ты же знаешь, что как только Маша поправится, мы переедем жить сюда и будем видеться часто.

На лицо женщины набежала тень.

– Ты все же решила уйти от мужа? – спросила она.

– Решила! И даже не переубеждай меня! Нам с Машей так будет лучше!

– Хорошо, только не нервничай. Я понимаю, что ты обижена на Виталика, но он тоже переживает!

– Мама, – Марина раздраженно дернула плечом, – ну с чего ты это взяла?

– Он звонил мне вчера, – призналась женщина.

– Что? – вклинилась молчавшая до этого времени Света.

– Что он хотел? – холодно осведомилась Марина.

– Хотел поговорить с тобой, – Зина Олеговна чувствовала себя виноватой перед дочерью, но и зятя стало жалко, – ему очень плохо, Мариш.

– Пить надо меньше! – снова вклинилась Светлана.

– Мама, – сделав глубокий вдох, произнесла Марина, – он отдал деньги, которые я копила на операцию, бандитам. Нашу машину тоже! Ты понимаешь, что я не могу больше жить с таким мужчиной? Только благодаря моему начальнику машину мне вернули. Он же договорился с клиникой и оплачивает лечение Маши. А ты представь на секундочку, что было бы, если бы Александр Викторович не стал мне помогать? Виталик не думает ни о ком, кроме себя. Как и его мать. Да я… даже квартиру готова им оставить, лишь бы они оставили меня в покое!

– Ну, это ты совсем погорячилась, – поморщилась Света, – на тему квартиры мы еще поговорим. Сейчас в тебе говорит гордость, тебе хочется быстрее прекратить эту историю и забыть о браке, как о страшном сне. Но ты о дочери подумала? Это ваша квартира! И ей она тоже принадлежит. Так что не разбрасывайся чужим имуществом!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Я просто хочу, чтобы у тебя все было хорошо, – вздохнула Зина Олеговна, – если так тебе будет лучше, то я всегда поддержу!

– Спасибо, мамочка!

Утром Марина, Света и Маша вернулись в Москву. Мотя с девочкой подружились и души не чаяли друг в друге. Собачка не отходила от маленькой хозяйки ни на шаг, позволяла делать себе забавные прически, стойко сносила все укутывания в одеяло, даже разрешила покатать себя на коляске вместо куклы. Но когда дочка решила попробовать нарядить собачку в кукольный наряд, Марина воспротивилась, пообещав купить Матильде гардероб, но специальный для собак, чтобы тот не доставлял никакого дискомфорта своей модели. Кажется, Маша и Мотя с радостью приняли ее предложение.

– Я просто поражаюсь, – делилась Смирнова с подругой, – когда я в первый раз увидела Матильду, клянусь, мне показалось, что она бежит меня убивать! Такая злая была! А Машке позволяет делать с собой все, что та захочет.

– Ничего удивительного, – смеялась Света, – собаки чувствуют людей. Мотя никогда не обидит ребенка, тем более твоего! Ты ведь ее обожаемая хозяйка, а Машка – продолжение тебя! И это очень хорошо, что ты привезла дочери собачку. Ей сейчас просто необходимы положительные эмоции.

Марина тоже об этом думала, но она сама очень нервничала. Предстоящая операция вселяла надежду, что Маша поправится, но она, как любая мать, не могла не переживать о том, как все пройдет.

В клинике их уже ждали. Девочке приготовили отличную палату, в которой Маша чувствовала себя как дома. Устроив дочь, Марина пообщалась с лечащим врачом, обсудила все нюансы, задала все интересующие ее вопросы и немного успокоилась. Оставалось только назначить день операции.

* * *

Как мучительно медленно тянется время. Секунда за секундой, словно в вакууме капля воды, бесконечно долго перекатывается, никуда не спеша. Стрелка часов застыла. Остановилась. Как и все внутри, будто заледенело, обрастая толстым слоем холодного кокона. Звуки пропали, исчезли запахи и вкусы. Не осталось ни-че-го…

Стук в дверь и робкое:

– Александр Викторович, я принесла документы на подпись, – Леночка боязливо заглянула в кабинет шефа.

– Проходите, – он приглашающе махнул рукой на стул рядом со столом.

Девушка приблизилась, но сесть так и не решилась. Она настороженно наблюдала за выражением лица Давыдова. С тех пор, как он вернулся из той командировки, почти не выходил из своего кабинета, почти не разговаривал и как будто вообще потерял интерес ко всему, что происходит на фирме.

– Присаживайтесь, – босс оторвал взгляд от настольного маятника-антистресса, разглядыванием которого занимался последние полчаса, – что у вас?

Девушка протянула бумаги, приготовленные для подписи. Вообще в отделе кадров творилось черт знает что. Смирнова ушла в отпуск, тут же главный бухгалтер Любовь Георгиевна взяла отпуск за свой счет. Пришлось быстро подбирать кандидата на ее замену, а поскольку Марины тоже не было, кандидаты были так себе, но делать нечего. Отдел кадров был вынужден принимать срочные решения, переставлять людей, готовить приказы. И все это легло на плечи бедной Леночки, ведь ее непосредственный начальник слег с сезонной простудой. Весна в этом году в Москву пришла довольно поздно, а потом и вовсе передумала и решила уйти назад, оставив вместо себя проливные дожди и холодный ветер. Девушка сама тайком попивала на работе горячие противопростудные напитки, боясь заболеть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Давыдов просматривал принесенные ею документы, а Леночка украдкой оценивала светло-бронзовый загар начальника и суровое выражение лица. Что же это за командировка такая у него была?

Но Александру не было дела до умозаключений кадровички. Он впился взглядом в знакомое имя, которое выхватил, читая приказ. «… назначить на должность Смирновой Марины Николаевны на время отпуска…». Руки непроизвольно сжались в кулаки. Сколько времени прошло с тех пор, как они попрощались в аэропорту? День? Два? Неделя? Все слилось в один тугой комок из глухой злости, ревности и боли, а еще… сожаления… Отпустил. Зачем?