Земля за океаном - Василий Песков

«Вчера, переправляясь через реку, двое парней утонули…»

«Руки мои кровоточат. Ни крошки хлеба уже третьи сутки…»

«Опять кошмарная ночь. Небо полыхало и грохотало. Прерии сотрясались от топота копыт…»

«Спина в нарывах. Больно даже от прикосновения рубахи. Болит голова. Еле держусь в седле…»

«Вчера наткнулись в траве на человеческий скелет…»

Так было. И на ковбоя в те времена смотрели не иначе как на дикого, неотесанного грубияна, пропахшего потом и коровьим навозом. Романтика пастушеской жизни существовала только для самих ковбоев. Но на грани столетий Америка вдруг увидела: ковбои – это часть ее истории, наиболее самобытная часть. В пастухах разглядели ярких, интересных людей. Их удалью, мастерством конной езды, мужеством, умением спать на голой земле и метко стрелять стали восхищаться. Этому способствовали и сами ковбои, устраивая праздники «родео» (отгон скота), где демонстрировали свою удаль.

Организаторы всякого рода зрелищ быстро почувствовали золотую жилу. Коммерческие «ковбойские ансамбли» со скачками, ловлей быков, стрельбой, бросаньем лассо и набегом индейцев появлялись один за другим. Особенно преуспел со своим пышным аттракционом знаменитый Коди (прозвище – Буффало Бил), сам очень смелый охотник, ковбой и сорвиголова. Он набрал в свою труппу подлинных ковбоев и «подлинных индейцев». Сам Коди выступал не только способным организатором, но также исполнителем коронных номеров представления. Ковбойский аттракцион «Дикий Запад» более десяти лет был едва ли не самым знаменитым зрелищем Америки и Европы. Газеты тех лет полны восторженных отзывов о ярком, массовом представлении. Марк Твен восхищался ковбоями. Однако дороговизна подобного зрелища свела его постепенно на нет. Но тут подоспело кино. На золотую жилу ковбойства оно набросилось с жадностью и разрабатывает ее по сей день. Пастух постепенно превратился в лихого экранного парня в широкополой шляпе, в сапожках с высокими каблуками. У этого щеголя с ярким платком на шее и с двумя пистолетами на бедрах вроде бы и забот никаких – скачи на лошади, кидай аркан, стреляй, похищай, догоняй, дебоширь в кабаках. Невозможно сказать, сколько картин накручено с участием этого персонажа. Историческую реальность Америка превратила в некий красочный сон, который до сих пор затаив дыхание смотрят подростки да и взрослые тоже.

А подлинные ковбои постепенно в Америке исчезают. Былые пастбища – прерии давно распаханы. Стада коров стало выгодным держать на приколе в загонах и кормить зерном из кормушек. Пастухи остались только в немногих местах. И это, как правило, уже не прежние молодцы. Средний возраст – под шестьдесят. Ковбоя чаще увидишь уже не на лошади, а на «джипе» (а то и на вертолете). Дальних перегонов скота теперь уже нет – рельсы и автодороги протянулись до самых дальних ранчо, скот на бойни увозят в в вагонах, в грузовиках.

Раньше ковбой презирал любую работу, кроме той, что связана была с ездой на лошади. Если от пастуха хотели избавиться, его заставляли рыть ямы для кольев ограды. Это считалось оскорбительным. Уважающий себя пастух, чтобы сохранить лицо, ломал рукоятку лопаты и уходил от хозяина, не оборачиваясь. Лопата осталась символом. Ее и теперь показывают ковбою, когда хотят сказать, что в нем не нуждаются. Но нынче ковбой выполняет любую работу: чинит мотор, насос водокачки, готовит корма, строит загон, обносит пастбища проволокой. Былая романтика испарилась, а труд, тяжелый, как прежде, остался.

– Вот посмотрите, – говорит Альберт Сай, – не ладонь, а сплошная мозоль. От лопаты и от лассо…

С добродушной откровенностью ковбой задирает клетчатую рубаху (ковбойку!).

– А это от бычьего рога отметка. Нога сломана. Плечо вывихнуто… За сорок лет скачек по этим буграм чего только не было. Быком был придавлен. С мустанга летал как мячик. Работа – двадцать шесть часов в сутки! А не бросаю. И даже не представляю, как можно было бы жить иначе. Такие вот парни теперь в пастухи неохотно идут. Можно сказать, совсем не идут. Вот только Боб почему-то присох. Не иначе женитьбу замыслил в штате Вайоминг. – Старик дружески шлепнул сидевшего рядом парня по пояснице. – Так или нет?..

Двадцатишестилетний Боб с таким же интересом, как и двое гостей, слушал рассказ о старой ковбойской жизни, лишь изредка что-нибудь добавляя или тоже расспрашивая. Он «присох» к этим пустынным и вольным местам после армейской службы. Вернулся было домой в Техас (отец тоже ковбой), но скоро явился назад и сказал, что намерен тут, в Вайоминге, поселиться…

– Не жалуюсь. Это все по мне…

– Да, в парне есть все, чему полагается быть у ковбоя, – добавил словоохотливый Сай. – Встаем с зарей. Ложимся в потемках. Однако ухитряется на свидание ездить…

Смутившийся Боб шлепнул друга по спине рукавицей, вскочил на лошадь, отъехал в сторонку. Парнем можно было залюбоваться. Статный, крепкий. Рубаха небрежно распахнута на груди. Лицо загорелое, привлекательное.

– Бобу можно, пожалуй, и в Голливуд…

– Застенчив он для кино, – сказал старший. – И ведь что главное – в жизни ковбои почти всегда такие и есть. А на экране посмотришь – головорезы. Я, впрочем, уже лет восемь не видел кино. Не поверите, некогда!

За время нашего разговора коровы с телятами расползлись по пригорку.

– Боб сейчас вам покажет, как управиться со скотиной, – подмигнул старший, отхлебывая воду из фляжки. – Ну-ка, Боб…

Парень не стал ломаться. Надвинул поглубже шляпу, надел рукавицы, поправил лассо, висевшее у седла. Бешеная скачка по кругу сдувала телят и коров на середину поляны. Но один строптивый бычок резво засеменил к синеющей горке. Вот тут мы увидели, как бросают лассо. Бежавший бычок запнулся, мелькнули в воздухе ноги бычка. Не успел он вскочить, как парень уже вылетел из седла. Четверть минуты – и бычок уже даже не трепыхался. Связан.

– Ну как? – восхищенно обернулся к нам старший пастух. И, опережая гостей, сам подытожил: – Молодец! Я так не смог бы. Настоящий ковбой! На родео девки с ума сойдут…

Праздник родео в здешних местах – нечто вроде смотра ковбойской художественной самодеятельности с красочным ритуалом и четкими правилами. Желающих себя показать —излишек. И потому участник родео обязан сделать вступительный взнос – долларов 30—40. Таким образом, не уверенных в своих силах сразу же отметают. Зато победители получают призы и восторг зрителей, что, конечно, ковбою дороже всяких призов!..

– Уверен: весь успех достанется в этом сезоне Бобу, – подмигивает старый пастух, откровенно любуясь парнем.

…Были у пастухов и вопросы гостям.

– А как у вас со скотом? Что получает пастух? Есть ли в хозяйствах лошади?

– Да, – вздохнул Сай, – везде пастух раньше всех видит солнце…

И конечно, беседа коснулась того, почему мы в Америке. Что видели, что понравилось, что не понравилось? Подобные разговоры простой человек кончает почти всегда одинаково: «Надо жить без войны…»

Пастух Сай эту популярную мысль выразил так:

– Что нам делить?! Мы пасем своих коров. Вы пасите своих. Ведь так все просто. А грозить друг другу бессмысленно. Мне отец еще говорил: едешь с ружьем – навстречу тебе тоже выйдут с ружьем. Ах, как важно не трясти бы друг у друга под носом этими ужасными бомбами.

На прощание вместе сфотографировались. Потом мы наблюдали скачку двух умелых людей. У самого горизонта они оглянулись, привстали на стременах…

Три дня мы были в ковбойском штате Вайоминг. Лихие наездники пестрели на бумажных листах, на рекламных щитах и эмблемах, в пляске электрических огоньков осаживали лошадей на фасадах кинотеатров. Мелькали автомобильные номера и дорожные указатели с ковбоем на взбрыкнувшем коне. И лишь кое-где на холмах мы видели живых всадников.

В гостях у Сетон-Томпсона

У мальчишки, продававшего на окраине Санта-Фе дыни, мы спросили, как надо ехать в Ситон-Виладж. Мальчишка слышал об этой деревне, но, пожалуй, только то, что она где-то есть. На помощь пришли покупатели дынь. Они немножко поспорили по поводу места, где надо свернуть с дороги, и мы получили достаточно точный адрес.

Свернув в сосновый с прогалами лес, сразу поняли: деревня недалеко – шоссе кончалось сыпучей песчаной дорогой, и где-то за молодым сосняком кудахтала курица.

Деревня по облику походила на наши дачные поселения. Дома были в зелени и стояли один от другого на почтительном расстоянии.

Нам нужен был дом Ситона, и мы окликнули девушку, поливавшую деревца.

– О, это рядом… Оставьте машину, я провожу.

И вот он, дом на склоне холма, дом Сетон-Томпсона. (Мы говорим Сетон, американцы – Ситон.)

Воспоминания детства у многих связаны с книгами Сетон-Томпсона. Но одному из приехавших в Ситон-Виладж писатель был особенно дорог. И об этом, пожалуй, лучше всего сказать от лица одного человека.

В. Песков: Волнение, любопытство, воспоминания – все сразу нахлынуло, пока мы втроем подымались на холм. Это был дом дорогого для меня человека.