Век Джойса - И Гарин

Чего только стоят его отношения с Эзрой Паундом: чистосердечная помощь и поддержка Эзры и полное безразличие Джойса. Впрочем, главное он все же сказал: "Паунд вытащил меня из ямы" — Эзра Паунд не просто впервые оценил новаторство Джойса, но и помог ему пробиться, свел с Харриет Шоу Уивер, ставшей его ангелом-хранителем. Не будем слишком суровы к человеку, в полной мере сознававшему собственную мощь и не желавшему склонять голову даже пред теми, кто мог оценить ее.

Литературные связи Джойса не были обширны. Даже став мировой знаменитостью "он избегал церемонных приемов и того, что именовалось "обществом". В культурной жизни участия практически не принимал, в незнакомом обществе выглядел скованным, маялся и скучал. Однажды единственный раз — на приеме в честь Дягилева и Стравинского Джойс встретился с Прустом, их усадили рядом за столом, но они решительно не находили о чем говорить.

Не общался он и с почитателями и поклонниками — отделывался несколькими пустыми фразами, давая повод для недоуменного разочарования.

Биографы отмечают неровность его характера, причуды, перемены настроения. Но — за исключением творчества — он не был эксцентричным или экстравагантным. Да и Улисс — не эпатаж, не вызов, но средство самовыражения. Да, он суеверен, да, постигший человека и космос, он панически боится грома, да, он субъективен — а каждый из нас? Да, временами он непристоен, и, видимо, не только оттого, что истина выше идеала. Но в непристойности, браваде, вызове Джойса — человечность, горечь трагедии, боль.

Но всё это — не его сущность. Его сущность — постоянное недовольство собой, главный источник дерзновения гения.

Язвительность, ироничность, скептицизм Джойса нашли свое выражение в его художественном эпатаже, выворачивании ценностей наизнанку, демонстрации мелочности великого и замусоленности, лавочности (shop-soiled) общепризнанного.

Ирония проявляется у Джойса во всем, начиная с внешности. Тонкие губы его с годами приобрели, кажется, неизгладимый изгиб едкой саркастической усмешки. Равно проявляется она уже и на внешности его текста — в оценках и идеях, выражаемых автором неприкровенно, прямым слогом. Ирония и сарказм во всех градациях своей едкости пронизывают его отношение ко всем явленьям и лицам в мире романа. С великим скепсисом и насмешкой рисует он всю сферу политической и социальной жизни: верховные власти, включая самих монархов и пап, буржуазные институты — устои господствующего порядка, но так же точно и храбрых борцов с этим порядком, и деятелей культуры, просвещающих нацию… При этом, особую язвительность он адресует окружению, из которого вышел сам, литературному миру Дублина, вводя его в роман исключительно на предмет избиения. Но иронично его отношение и ко всем прочим персонажам. Наконец, читателю достается не меньше других: автор явно насмешлив с ним, а порой издевательски его третирует.

После окончания войны Джойс решил возвратиться в Триест, но судьба распорядилась иначе: ненадолго приехав по совету Паунда в литературную столицу мира, он "задержался" в Париже до следующей мировой войны. Именно здесь он познакомился с Сильвией Бич, сыгравшей значительную роль в издании Улисса, а также с издательницами нью-йоркского Литл ревью, Маргарет Андерсон и Джейн Хип, поместившими в своем журнале первые двенадцать эпизодов романа. Эгоист не стал журналом Улисса по причине отсутствия в Англии печатников, которые согласились бы набирать "нецензурные" тексты.

Впрочем, и США оказались неготовыми принять Джойса: вначале американская почта, рассылавшая Литл ревью, затем Нью-Йоркское Общество по Искоренению Порока добились запрета на дальнейшую публикацию, ареста "Навсикаи" и штрафа, наложенного на издательниц за "аморальность" публикации.

Здесь-то и востребовалась энергия мисс Бич, выступившей в качестве издательницы Улисса. Первое издание "романа века" было предпринято в дижонской типографии Дарантьера в количестве тысячи (!) экземпляров, Джойс оговорил чтение пяти (!) корректур, правка которых увеличила объем романа на одну треть (!).

К этому времени автор был в состоянии, близком к изнеможению. Несколько раз у него случались обмороки. Происходили приступы глазной болезни…

7 октября была отослана в типографию "Пенелопа", но "Итака" все еще не отпускала автора. Закончена она была 29 октября 1921 г., и этот день мы можем считать датой окончания романа. Сам Джойс с неким округлением говорил, что "Улисс" был начат 1 марта и кончен 30 октября, в день рождения Эзры Паунда. Бог весть по каким подсчетам — а, может, и слегка в шутку — автор оценивал полное время своей работы в 20 тысяч часов и сообщал, что одних только использованных заготовок у него осталось 12 килограмм.

Мне представляется, что если когда-нибудь будет опубликована история первоизданий шедевров мировой литературы с описанием всех перипетий, выпавших на долю авторов, то курьезы Книги Гиннеса сильно поблекнут: тотальный конформизм человечества и его элиты совершенно непрошибаем, так что собственную культуру в момент ее рождения люди встречают в штыки. Явление "Иисус Христос" никого и ничему не научило… Созданная им церковь никогда не допустит "второго пришествия" — читайте "Великого Инквизитора" Федора Михайловича…

На какие средства существовала семья в период изнурительной работы над Улиссом? Начало работы совпало с мировой бойней, вынудившей писателя покинуть приютившую его "вторую родину", Триест. Летом 1915-го Джойсы селятся в Цюрихе, городе, где Джеймс начал жизнь изгнанника и где завершил земной путь. Хотя у писателя уже появилось литературное имя, он не мог полностью отказаться от "сбыта герундиев", как он называл репетиторство. Джойс никогда не чурался вспомоществования, откуда бы оно ни приходило состоятельных родственников Норы из Голуэя, субсидий, добытых коллегами, спорадической помощи мисс Уивер. В 1917–1918 гг. он живет на стипендии американской миллионерши Эдит Маккормик и регулярные незаработанные гонорары Эгоиста. В годы работы над Улиссом судьба была благосклонна к творцу: в Европе бушевала мировая война, в Цюрихе писался мировой роман о природе человеческой, о добре и зле, о жизни, о том, что может спасти мир от захлестнувшего его насилия — проникновение в человеческую природу, правда о ней. Стоит ли удивляться, что, погруженный в мир внутренний, художник не заметил происходящего в мире внешнем?..

Последнее не вполне соответствует действительности: от проницательности автора Улисса и Поминок не ускользало ничего — просто, в отличие от обывателей, он питал презрительное равнодушие к любым проявлениям общественного бытия, включая политику, войны, революции, сознавая, что у истории нет времени, что все уже было и что по части насилия и страдания человек малоизобретателен. Единственное, что в мире неповторимо — внутренний мир личности, ее жребий и судьба…

Джойс воспринимал войну не как мировую бойню, а как помеху собственному творчеству. Когда 2 февраля 1939 года были опубликованы Поминки по Финнегану, толи демонстрируя собственную асоциальность, то ли считая собственную публикацию событием мировой истории поважнее войны, Джойс твердил: надо, чтобы немцы оставили в покое Польшу и занялись "Поминками по Финнегану". Если бы к Джойсу прислушались не немцы, а русские, то из этой книги они вычитали бы, что не стоит соваться к финнам: финны воскреснут и победят, как то предсказал Джойс…

Выход Поминок по Финнегану совпал с началом мировой катастрофы, масштабы которой не мог постичь даже человек, глубже всех предшественников проникший в суть человеческого, человек, позволявший себе снисходительность к Фрейду и Юнгу.

Война что-то надломила в нем. Говоря "мы быстро катимся вниз", он имел в виду не только текущие события… Вниз катились его далеко не оптимистические представления о мире… Он, человек, которому казалось, что он все знает о свинстве человеческом, вдруг в конце жизни осознал, что далеко не всё…

Война пришла во Францию, где он тогда жил. Джойсы бежали на юг, в деревушку Сен-Жеран-де-Пюи, недалеко от Виши. Работать он уже не мог: Поминки высосали все силы… Но была и более существенная причина: рушились его представления о человеке, пределах его подлости, о самом мире. Джойс впал в черную меланхолию. "Никогда вид его не был таким беспомощным и трагичным". Жизненная сила исчерпалась…

Ее хватило для бегства в Швейцарию. 17 декабря 1940-го семья возвращается в Цюрих, где началась его жизнь изгнанника и где потом протекли подвижнические годы создания Улисса. Но пожить в нейтральной Швейцарии ему было не суждено. Через три недели после приезда Джойса доставили в больницу с прободением язвы двенадцатиперстной кишки. Спасти его не удалось…

КТО ЖЕ ОТКРЫЛ?

Следует выбирать существенную черту и воссоздавать ее или, что еще лучше, создавать ее.