Синяя Птица. (Трилогия) - Елена Самойлова

Увидев нас с Алином в дверях корчмы, Вилья радостно заорала и замахала нам руками на манер неисправной мельницы.

И вот тут-то я и уловила в смехе подруги некоторую нервозность, а заглянув в абсолютно трезвые зеленые глаза, поняла, что Вилья просто заставляет себя использовать последнюю возможность повеселиться перед тем, как мы пойдем через Серое Урочище. Кажется, полуэльфийка не хуже меня понимает, насколько опасным будет этот переход. Только, как говорится, перед смертью не надышишься…

– Еваника! Где так долго шлялась? – Вилька подскочила ко мне, оставив Хэл смущенно хихикать в компании молодых травников, и тотчас утянула к столу, распихивая окружающих и расчищая мне местечко рядом с собой. – Веселись, подруга, а завтра мы постараемся остаться в живых!

– Вилья! – возмущенно зашипела я, взглядом указывая на Хэл. – Перепугаешь нам ребенка до полусмерти, и что мы с ней завтра делать будем?

– Ребенка, говоришь… – протянула Вилья. – Ева, а ты знаешь, что Хэл старше нас с тобой разика эдак в два с чем-то?

– Че-э-эго?

– Того-о! – передразнила меня подруга, подцепляя на вилку кусочек печеной баранины и отправляя его в рот. – Хэлириан, к твоему сведению, почти пятьдесят шесть лет.

– Че-э-эго? – Кажется, я начинаю повторяться. Но ведь Хэл ведет себя как наша ровесница, да и взгляд у нее такой наивный…

– Не веришь – спроси у нее сама. Хэл, а Хэл, я тут Еве сказала, сколько тебе лет, а она не верит. Может, сама объяснишь?

Хэлириан, изящным движением руки откинув с лица темные волосы и глядя на меня абсолютно честными глазами, подтвердила слова полуэльфийки:

– Вообще-то айраниты живут очень долго… Примерно как эльфы, то есть для айранита пятьдесят шесть лет это ранняя юность, еще даже не совершеннолетие.

– Оп-па! – только и смогла произнести я.

– Именно! – довольно подтвердила раскрасневшаяся Хэлириан.

– Та-ак, пожалуй, я пойду… Кстати, а куда Данте делся? Он вроде бы с вами уходил.

– Уходил. Только вот до корчмы не дошел.

– Не поняла? Виль, ты где его потерять умудрилась?

– Никого я не теряла, – обиделась подруга. – Что он, маленький? Он довел нас с Хэлириан до корчмы, а сам куда-то смылся. Ева, расслабься ты наконец! Последний день гуляем!

С этими словами Вилья сунула мне в руки деревянный кубок с подогретым сладким вином и пододвинула блюдо с бараниной. Я печально посмотрела сначала на вино, потом на аппетитно пахнущую баранью ногу и, махнув рукой на все, что принесет нам день грядущий, попыталась проникнуться атмосферой веселья, царившего в корчме…

Разбудила меня Хэлириан. Как она мне потом сказала, все попытки разбудить меня, тряся за плечи, сдергивая одеяло и прочее, ничего не дали, вот и пришлось обратиться к крайним мерам – вылить мне за шиворот полкружки холодной воды…

Визг, наверное, перебудил полдеревни.

Я подскочила на месте, отряхивая ледяную воду и ругаясь не хуже орка, которому в толпе наступили на любимую и бережно лелеемую долгие годы мозоль.

– Хэл! Что на тебя… нашло?!

Хэлириан, судя по выражению лица, резво сменившего цвет с бледно-розового на пурпурный, едва не докатилась до разрыва сердца при виде моей физиономии после такой побудки, но быстро взяла себя в руки и, с удовольствием выслушав мой семиэтажный монолог, радостно пояснила:

– Так ведь рассвет уже.

Ах да! Мы ведь собирались с рассветом двинуть в сторону Серого Урочища… Но по ощущениям я в кровать-то упала часа три назад!

Я испустила долгий, протяжный стон человека, находящегося на пороге смерти.

Хэл передернулась, но не отступила. Пришлось вставать и, путаясь в подоле длинной ночной рубашки, идти умываться. Пока я честно пыталась проснуться и собрать разъезжающиеся мысли в кучу, Хэл радостной птичкой щебетала у меня над ухом, помогая проснуться:

– …А когда ты этого черта вызвала, травники прям окосели от удивления!

– Что? – Я ошарашенно вынырнула из пушистого полотенца, принесенного Хэл, и с удивлением уставилась на нее. Та, глядя на меня с не меньшим удивлением, тихо спросила:

– Ева, ты что, не помнишь, как вы с Вилькой вчера погуляли?

Я покопалась у себя в памяти и, не найдя там ничего лишнего, честно ответила:

– Нет. На самом деле последнее, что я помню, – это то, как Вилька поет матерные частушки, стоя на скамейке.

– Так я тебе напомню! – счастливо улыбнулась Хэл. – Потом ты с каким-то травником поспорила, что сможешь вызвать всезнающего горного духа и выяснить, откуда взялось Серое Урочище…

– Ага…

– Ты правильно дочитала почти до конца заклинание вызова, но, когда надо было сказать имя того, кого вызываешь, один из травников уронил что-то в печь, это что-то взорвалось, и ты вместо имени горного духа сказала: «Вот черт!»

– Мм-м…

– И появился черт, здоровенный такой, весь красный и с рогами в два вершка.

– ?!

– Он сначала очень удивился, когда увидел, куда его занесло, и довольно недружелюбно поинтересовался, какого хрена его вытащили из преисподней, ему и там хорошо было.

– Вот!

– А еще больше он удивился, когда не нашел пентаграммы на полу, которой обычно огораживаются заклинатели, и еще недружелюбней сказал… В общем, он сказал, что сейчас порвет всех на ленточки, но тут влезла ты.

– Я?

– Да, ты ему очень эмоционально сообщила, что его, собственно, на праздник пригласили, и предложила ему выпить.

– Мама… Роди меня обратно!

– В общем, вы очень душевно пообщались, черт выдул ведерную бутыль гномьего самогона, после чего продемонстрировал тебе огненную отрыжку, от которой обуглилась вся восточная стена корчмы вместе с дверью.

– У-у-у…

– Кстати, за дверь корчмарь хотел содрать с тебя серебряную гривну, но черт показал ему кулак, и корчмарь сразу же заявил, что весь ущерб заведению пойдет за счет заведения.

– Ы-ы-ы!

– А потом дверь вышибли со стороны улицы, и появился Данте. Когда он увидел, что ты пьешь с чертом на брудершафт, то у него глаза стали размером с золотую гривну, а когда до него дошло, что вы сделали с корчмой, то он попытался утащить тебя к Силантию…

– Мне конец…

– Но ты упиралась и орала, что не сегодня-завтра умрешь, поэтому хочешь погулять на поминках по поводу своей загубленной молодой жизни, в которой тебе так хотелось любви и ласки, но как-то не сложилось. Данте с чертом немного поспорили, но все-таки Данте одержал верх и принес тебя сюда, к волхву. Отсыпаться. А черт с Вилькой и травниками еще немного покуролесили, а потом разошлись по домам: черт к себе, в преисподнюю, травники кто куда, а Вилька сейчас отсыпается в соседней комнате. А еще…

– Хэл, достаточно… – еле слышно простонала я. Ну и погуляла же я вчера! Гос-с-споди, да я в жизни так не куролесила! С чертом на брудершафт пила, корчму чуть не разнесла… Ужас, знал бы наставник, КОГО он выудил тогда из сугроба, – засунул бы обратно и быстренько пошел своей дорогой.

Я покачала головой и тут же поморщилась, поскольку в висках закололо тупыми иголками. Пришлось кое-как добираться до своей сумки, из которой я, пошарив, выудила небольшую бутыль, где плескался отвар темно-зеленого цвета, и душевно хлебнула из нее.

От мерзкого вкуса я поперхнулась и едва не оставила глаза рядом с этой самой бутылью, но сдержалась, и ровно через двадцать четыре секунды все признаки похмелья исчезли, оставив после себя только легкий шум в ушах. Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула, постепенно приходя в себя, когда дверь рывком распахнулась и в комнату ввалился Данте. Не обращая внимания на мой внешний вид, он рявкнул на всю комнату:

– У частокола нежить! Еваника, натягивай куртку и сапоги и марш на стену – маги там нужны позарез!

Сказал и тут же исчез в узком дверном проеме. Мы с Хэл переглянулись, и я, набросив куртку прямо поверх ночнушки и натянув дриадские сапоги, пулей вылетела из комнаты, прихватив у двери свой сиротливо валявшийся меч.

ГЛАВА 10

На выходе мы столкнулись с толком не проспавшейся, а оттого вдвойне обозленной Вильей и, переглянувшись, вывалились во двор. Как я успела заметить, Вилька выглядела гораздо более собранной, чем я, – по крайней мере, у нее не вылезала ночнушка из штанов. Все-таки в армии ее кой-чему научили, и теперь полуэльфийка предстала передо мной почти в полном боевом облачении, одетая и при оружии. Я же годилась только на то, чтобы выставить меня в качестве пугала на соседнем поле – не только вороны, но и нежить бы шугалась: волосы чуть ли не дыбом, из-под куртки выглядывает плотная льняная ночная рубашка до середины икры, которая в предрассветной мгле с грехом пополам могла-таки сойти за платье, и почти новые полусапожки, обметанные темной грязью.